На краю одиночества (СИ) - Демина Карина Страница 8

Уродливая фигура, в которой ничего-то человеческого не осталось. Человек не способен так вывернуть тело, да и бежать ему удобнее на двоих, а не вот так, расставив колени, подобрав стопы под изогнутую, изломанную спину.

Пришлось догонять.

– Вот же… – Земляной выругался.

Ему приходилось стараться, чтобы не отстать. Арвис свернул в переулок.

И в еще один.

Другой.

Третий. Залаяли и стихли собаки, чтобы спустя минуту разразиться скорбным воем. Завизжала лошадь, загрохотала подковами по камням.

…вонь.

И улочки становятся уже. А дома – грязнее. Они жмутся один к другому тесно, переплетаясь веревками, на которых сохнет грязноватое даже после стирки белье. То тут, то там из домов вырастают балкончики, сооруженные наспех из досок и всякого хлама. Некоторые срастаются с соседними, порой перекрывая и без того тесную улицу.

Здесь уже не пахнет розами.

Откуда им взяться?

Камень.

Дерево.

Гниль. Кучи мусора. Арвис остановился у одной, прислушиваясь к чему-то.

– Чуешь? – Земляной запыхался, но теперь его ноздри подрагивали, да и сам Глеб чувствовал близость силы, близость смерти.

Они опоздали.

Граница миров, нарушенная убийством, стремительно восстанавливалась, но память она сохранит еще на пару минут.

Или часов.

И этот отпечаток не под силу вывести и самому умелому некроманту, а стало быть, у них есть шанс.

– Тут, – Арвис поскреб стену дома, явно примеряясь, как бы половчей вскарабкаться. – Близко. Ушел…

– Погоди, – Земляной вытащил голема, которого поставил на землю. Щелкнул пальцами, активируя. Крыса несколько секунд сидела неподвижно, но вот длинный нос ее дрогнул, шелохнулись усы.

– Веди.

Мальчишка все-таки оставил стену.

Дверь здесь имелась, низкая, просевшая, огласившая скрипом ночную тишину. И за ней Глеба встретила темнота, не та, коварная, которая живет внутри у каждого, но обыкновенная. Она прятала узкую лестницу, заваленную вещами. Она подставила острый угол стала.

Или табурета?

Главное, что этот угол больно впился в ногу. Она разлила сладковатый аромат крови, ненадолго заглушив иные запахи, не самого приятного свойства. Где-то вновь заскулила собачонка.

Дом был старым, даже древним. Он забыл времена, когда обитали в нем люди приличные, имевшие уважение и к собственности, и друг к другу. Ныне некогда просторные квартиры разделили тонкими перегородками на каморки, в которых люди ютились столь тесно, что порой оставалось лишь удивляться, как вовсе они способны выжить в этой самой тесноте.

Запах становится ярче.

Но источник его отыскать не выходит. Он словно окружает Глеба, дразнит, и тьма меняется. Она шепчет, что на самом деле кровь – это лишь жидкость, что не стоит придавать ей такого уж значения.

– Твою ж, – Земляной добавил пару слов, отчего-то шепотом.

А потом Глеб увидел приоткрытую дверь.

Из-под нее выглядывала полоска желтого света, перед которой остановился Арвис. Мальчишка застыл, вытянув шею. Его фигура по-прежнему мало напоминала человеческую. Он тяжело дышал, и ребра почти прорывали сероватую кожу, на которой проступил бледный узор. Частью его перекрывали шрамы, но и их оказалось недостаточно, чтобы полностью разорвать вязь родовой татуировки.

Стало быть, их все же не рисуют.

– Подвинься, малыш, – Земляной осторожно прикоснулся к плечу. – Я бы тебя за Мирославом отправил, но… пожалуй, не стоит. Чую, здесь и без того станет людно.

Арвис был горячим.

И он явно плохо понимал, что происходит. Вот опустились поднятые плечи. Дернулась шея, взметнулась рука, мазнув по ней.

– Присядь, – Глеб толкнул мальчишку в угол. – Дыши ртом. И… если кого услышишь, предупреди. Сумеешь?

Арвис кивнул.

– Там… там… плохо. Дрянь!

– Верю. Но иногда приходится и с дрянью дело иметь… 

Глава 5

Кровь подобралась к порогу.

Темная звездочка на темном полу. И еще одна. Вторая… третья… дорожка из капель, проложенная будто нарочно, чтобы гости не заплутали.

Лужица, которая глянцево поблескивает.

Света здесь довольно, и что-то подсказывало Глебу, что свет этот оставили специально. Уж больно грязной и негодной выглядела квартирка, чтобы обитатели ее могли позволить себе камни. Но вот один лежит на грязном столе. Второй нашел место в канделябре.

Третий…

Крови больше.

Лужицы сливаются друг с другом. Они добираются до грязной тряпки, которая заменяет здесь ковер. Прячутся под низким комодом, под кроватью, на которой раскинулась довольно молодая женщина. Ей перерезали горло, а затем вскрыли живот.

В следующей комнатушке нашлась еще одна.

И третья.

– Он разгулялся, – тихо произнес Земляной, перехватывая трость. – Смотри… они не сопротивлялись. Никто. Почему?

Глеб насчитал десятерых.

Квартирка была крохотной, а уж в закутках, разделенных порой и не дощатыми ширмами, а лишь простынями, натянутыми на веревку, и вовсе вмещались лишь кровать.

– Мамочка, – Земляной остановился перед грузной женщиной, которая свесилась со стула, но так и не упала. Ее одежда лежала рядом, аккуратно сложенная, и на женщине осталось лишь темное грязное белье, словно подчеркивающее всю уродливость ее фигуры.

Растянувшаяся грудь.

Складки плоти.

И пара полос содранной кожи.

Приоткрытый рот, в который эти полосы запихали.

– Ее убили не сразу, – заключил Земляной, коснувшись грязных волос. – И более того, ей позволили прийти в себя… посмотри на выражение лица.

Ужас.

Еще одна маска, смотреть на которую неприятно.

– А вот девочки умерли во сне. Тут был публичный дом, вряд ли подучетный, и он вырезал всех, – Глеб говорил тихо, потому что сам звук голоса будоражил тьму. – Но почему…

…свечи отыскались в самой дальней комнате.

Рисунок кровью на полу.

И девочка в центре его. Сколько ей было?

И Глеб точно знал, что выбрали ее именно из-за возраста, и из-за этой хрупкой красоты, которую убийца постарался сохранить.

Круг.

Пентаграмма. Символы. Они не имеют смысла, выбранные явно случайно. И знаки… здесь нарушены почти все правила, вот только с точки зрения среднего человека разницы между рабочей пентаграммой и этим не будет.

Глеб переступил контур.

Тьма молчала. Порой и у нее появлялось чувство такта.

– Нашел? – Земляной вздохнул и отвел взгляд от девочки, которая, если не брать во внимание кровь, выглядела вполне себе счастливой. Она улыбалась, глядя пустыми глазами в потолок. – Нашел. Твою ж… хоть самим это все спалить, чтоб никто не увидел.

И тьма согласилась, что мысль в целом неплохая. Огонь спрячет эту вот девочку, изуродует ее, а уроды жалости не вызывают. Они, если подумать, безопасны.

– Ладно, – Земляной тряхнул руками. – Времени у нас немного… граница зыбкая, так что продавим. Поможешь?

Глеб кивнул.

Сила потянулась к силе, свиваясь тонкими нитями, прорастая друг в друга. Это было… болезненно. И мир привычно содрогнулся, выворачиваясь на изнанку. Серая пыль.

Теплый воздух.

Кровь, которая здесь, с другой стороны мира, выглядела грязью. Ощущение безысходности. И с ним острое желание опуститься на колени.

А лучше и вовсе прилечь.

– Смотри, у тебя лучше выходит, – Земляной здесь, на изнанке, на которую заглядывать не любил, пусть и получалось у него выходить легче, чем у кого бы то ни было, выглядел уродцем с непомерно длинными руками, тонкою шеей и клювастою головой. Он был поход одновременно на зверобогов страны Кемет и на обыкновенное чучело, из тех, что ставят на полях.

Смотреть.

Не на него.

Тело девушки слегка повисло в воздухе. Его пронизывали тонкие нити боли, уходившие куда-то в туман, которым заволокло потолок. Пол расползался язвами, и изнанка спешила предупредить, что еще немного и этот рисунок истает.

Глеб успеет.

Он умел замедлять здесь время. И сделал шаг.

Еще.

Поднялись клубы пыли, а тьма внутри зашевелилась, заворчала, что на изнанке находиться не след, не таким, как Глеб. Изнанка, она ведь многое таит.