Екатерина Лесина - Дориан Дарроу: Заговор кукол Страница 84

— По-моему, нынешняя ситуация отдает пошлым фарсом, — прокомментировал Дайтон, опуская пистолет. — Знаете, леди, мне действительно жаль, что…

Минди с визгом кинулась вперед, метя ведром в голову гада. Он же сделал шаг в сторону и, схватив Минди за волосы, дернул так, что слезы из глаз сыпанули. Вторая рука сжала запястье, и Дайвел гораздо более жестким, чем прежде тоном, произнес:

— …что вы настолько несговорчивы.

— Отпустите девушку!

— Бросьте ведро, — рявкнул Дайтон. — А вам, Дориан, лучше отойти. Уж извините, но я вам не доверяю.

Минди сцепила зубы. Не будет она реветь и о пощаде умолять. И ведро не выпустит, потому что… а просто не выпустит и все!

— Френсис, ваше поведение…

— …не соответствует канонам изящности?

Отпустив волосы, Дайвел вывернул руку, заставляя наклониться.

— Брось, Дориан. У нас с тобой не так много времени осталось.

Минди все-таки закричала, не от боли в плече, которое точно вот-вот выломается, а от злости и беспомощности. Она дергалась и пиналась, но каблучки скользили по ткани, а хватка Френсиса только жестче становилась.

И все-таки у Минди получилось вывернуться.

Почти получилось.

Пальцы вдруг разжались, отпуская, а на голову упало тяжелое. Наверно, потолок.

Минди всхлипнула и комом осела на пол. Дайтон же, перекладывая пистолет в другую руку, заметил:

— Для девушки же лучше будет просто полежать.

Наклонившись, он прощупал пульс.

— Жить будет.

Рваная рана на голове сильно кровила, заливая щеку, шею и плечи девушки. Френсис, взяв со стола полотенце, прижал.

— К слову, почему ты не стал нападать? Испугался?

— Нет. И да. За нее — да. За Эмили — да. За себя — нет.

Надо же какая самоотверженность. Вопрос, надолго ли ее хватит. И Дайтон, указав пистолетом на тело, попросил:

— Положи ее… куда-нибудь положи, чтобы не мешала.

Дориан поднял тело осторожно. Несмотря на кажущуюся щуплость, он был довольно силен. Неприятно. Почти также неприятно, как и его спокойствие, какового не должно было быть.

Френсис смотрел на то, как Дарроу устраивает подружку на скамье, нежно стирает кровь с виска и руки складывает на груди. А после становится между девицей и револьвером.

Жаль, что он не сволочь. Было бы легче. А хронометр в руке щелкал, отсчитывая секунды чужой жизни.

Почему-то все было не так, как должно бы.

— Итак, Дориан, у нас есть минута-две, чтобы обговорить условия нашей сделки.

— Девушки должны остаться в живых.

Сглотнул и вцепился в пуговицу как в спасательный трос.

— Идет, — ответил Френсис, вглядываясь в лицо того, кого старательно ненавидел. Пожалуй, слишком уж старательно, чтобы оно было правдой.

Дориан, видимо, не ждавший согласия, растерялся. А на хронометре стрелка подобралась к заветной цифре. Уже скоро… совсем скоро.

Эхо взрыва донеслось ударом ладоней о стекло. Ноготки скользнули в тщетной попытке вцепиться в гладкую стену. Голова запрокинулась, губы раскрылись и вспухший язык выдавил трубку из горла. Нить пузырей устремилась к крышке.

— Господи! — Дориан, забыв обо всем, метнулся к капсуле, прижался, пытаясь сдвинуть с места.

Это он зря. Френсис в свое время позаботился о том, чтобы прочно закрепить оборудование.

Девочка достигла дна, сложилась вдвое и, оттолкнувшись в судорожном порыве, поплыла вслед за пузырьками. Прощай, Суок-золотая рыбка. И прости за ложь: ты так и не добралась до бала.

— Да помогите же! — отчаявшись опрокинуть капсулу, Дориан ударил по ней кулаками, затем ногами, но толстое стекло держало удары, лишь желтый мед раствора дрожал.

— Успокойся, — приказал Френсис, но впервые его приказ был проигнорирован. Безумец-Хоцвальд метнулся к столу, схватил молоточек и принялся лупить им капсулу.

Хрустальный звон заполнил помещение.

— Успокойся, Дориан, она уже мертва.

Матрица еще дергалась, но вот из ушей, рта и прочих телесных отверстий хлынула кровь. Точно чая в молоко плеснули. И бурый цвет скрыл очертания фигурки.

— Помогите! Пожалуйста!

Он так ничего и не понял.

Френсис подошел и, одним ударом выбив молоток из рук, отвесил пощечину.

— Успокойся, дурак. Она очнулась уже мертвой. И даже если бы ты вытащил ее, ничего не изменилось бы. Резкое отключение сжигает мозг.

— Зачем? — Дориан прислонился спиной к капсуле и закрыл лицо руками. Вечно они прячутся от мира, но на сей раз не выйдет: мир будет настойчив в своем желании побеседовать с князем.

— Я хочу все изменить. Для этого я должен подняться очень высоко. И ты мне поможешь. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя сестра умерла? И уж точно не хочешь, чтобы она умерла вот так?

Кивок.

Маленькая Суок опустилась на дно и выглядела очень мирно. Пожалуй, поза ее — колени прижаты к груди, руки сложены — растрогает тех, кто будет обыскивать это место.

— Мне нужна твоя жизнь, а не ее.

Еще один кивок. И ломкое:

— Мне написать признание? Давай бумагу. Перо. Диктуй. Я готов.

Смешной маленький мальчик, который мечтает подняться в воздух и не желает видеть того, что по земле ходить куда сложнее, чем по облакам.

— Слишком прямолинейно. — Френсис вернулся к столу с инструментами. Скальпель? Ланцет? Троакар? Пожалуй, последнее. — Отсутствие прямых улик скажет о твоем уме. Совокупность косвенных — о виновности.

— Ты… ты сам кукла.

Беспомощно. И простительно.

Присев рядом с Минди и убедившись, что она все еще пребывает в глубоком обмороке, Френсис перетянул руку жгутом.

— Что ты делаешь? — Дориан поднялся и кулаки сжал. Никак воевать собрался. Вот это — совершенно лишнее.

— Всего-навсего беру толику крови.

Френсис опустил руку девушки и пристроил крупную ладонь ее в чашу. Вышло неплохо. Троакар легко пробил кожу и стенку сосуда, а когда вышел, из аккуратного отверстия вытекла бурая ленточка крови. Френсис убрал жгут, и крови стало больше.

Пахла она просто очаровательно.

Черная карета с гербом князей Хоцвальд-Страшинских остановилась на мосту. Возница причмокнул, шлепнул поводьями по широченному крупу вороного коня, но тот остался неподвижен, лишь голову опустил, точно норовя дотянуться до белых копыт.

Возница вздохнул и, воровато оглянувшись, сполз с козел.

К счастью, улица была не многолюдно.

Скрывшись в карете, он вытащил широкий фартук, пару рукавиц и гнутую железяку, один конец которой расходился двумя лопастями гигантского ключа.

— Сейчас поправимся, — сказал возница коню и, ухватившись за уздечку, резко дернул вверх.