Марина Суржевская - Отражение не меня. Сердце Оххарона Страница 9

Он сделал глубокий вдох, но стало лишь хуже. Потому что вновь почувствовал тонкий женский аромат. Уже почти неуловимый, но он все еще был. И запах девушки с разноцветными глазами заставлял Шариссара жадно втягивать воздух, хотя он и не хотел этого.

— Бред, — он мотнул головой.

Метка не приговор. Она лишь говорит о том, что звериная сущность паладина сделала свой выбор. Порой так случается, все-таки их животная ипостась довольно сильна. Но метка избрания не влияет на разум и тем более на чувства. Если человеческая ипостась тоже примет избранницу, то метка станет ярче и закрепится. Если девушка ответит согласием, то связь закольцуется. Такая пара может считать, что им повезло. Их брак будет счастливым, ведь закольцованные никогда не посмотрят в сторону других, не предадут свою пару и будут счастливы вместе.

Но в Оххароне уже давно выбирают пару лишь разумом, метки довольно редкое явление. Может, поэтому Шариссар вообще забыл о такой возможности, когда кусал полукровку. Перед глазами вновь вспыхнул образ: ее тело в его руках — нежное, тонкое, вызывающее в нем такие чувства, что он не мог остановиться. Азарт битвы пробудил зверя, а после оборота всегда хочется… физического наслаждения, разрядки. Всплеск звериной силы жжет кровь, превращая ее в кипящую лаву. Или его превратила в пламя она?

Он не хотел думать о том, как увидел Лею стоящей у черной колоны. На ней было что-то тонкое и почти прозрачное, шелк и кружево, ее кожа мерцала, а запах манил… Он не мог не смотреть на нее. Не мог не желать. Он хотел ее так, что было трудно дышать.

— Желание тела ничего не значат, — упрямо повторил паладин, наливая себе еще вина.

Все закончилось. Завтра ему нужно быть в королевском дворце, чтобы доложить темнейшей о проделанной работе. Он и так проявляет непозволительное вольнодумство, не явившись к ней незамедлительно.

Но Шариссару нужно было обдумать свой визит, и он был благодарен случаю и смещению реальностей, что привели его в собственные владения. Видимо, сам Вечный Мрак решил дать паладину эту ночь. А кто вправе спорить с божеством?

Он отставил кубок, на котором остались вмятины от его пальцев, и подошел к узкому окну. На камнях чернела копоть от последней атаки Ящеров, сам камень оплавился и спекся, став гладким, как стекло. Шариссар с досадой провел по нему пальцем. Раньше стена вплоть до этого окна была затянута диким плющом, и паладину нравились темно-зеленые пряные листья, что оплетали окно. Теперь от растения ничего не осталось. И понадобится несколько лет, чтобы плющ снова поднялся. На башнях темными тенями стояли дозорные, бдительно осматривая землю и воздух. Наступающие сумерки не мешали оххаронцам, их зрение видело во мраке лучше, чем при ярком свете.

Ни костров, ни факелов во внутреннем дворе не было. Темнота лежала густыми тенями у стен и чуть бледнела на открытых участках. В это время большинство стражей ужинали в нижнем зале, оставшиеся несли караул или начищали свои клинки. Где-то лилась вода, значит кто-то совершал вечерние омовения.

К ночи сильно холодало, дневное тепло испарялось паром и застывало на траве инеем. И когда в небе взошла Звезда Мрака и медленно раскрыла свои сиреневые лепестки, Шариссар улыбнулся. Ему нравилась эта картина. Из этого окна. На внутренний двор, угловую башню, крепостную стену с пиками у поднятого моста. На белый иней, серебром раскрашивающий пейзаж. Она успокоила паладина.

Он еще постоял и вернулся к столу уже совершенно спокойный. Потребовал принести ему чистую бумагу и писчий набор. Завтра состоится Великий Совет Мрака, и ему нужно подготовиться.

Уже глубокой ночью, когда Звезда Мрака медленно смыкала лепестки, Шариссар ушел спать, понимая, что ему надо отдохнуть хоть несколько часов. Он растянулся на постели, пахнувшей лимонником и хвоей, закрыл глаза и уснул мгновенно, не сомневаясь, что как всегда проснется на рассвете.

… дыхание прерывается от сдавленных слез. Они глухие и почти неслышные.

Паладин открыл глаза, бесшумно скатился с кровати и встал в стойку, выставляя клинки. И не поверил своим глазам.

На его кровати лежала Лея.

Подтянув коленки к груди, словно ребенок, и уткнувшись щекой в локоть. Ее ноги были босы, и она поджимала пальчики, на ней было старое серое платье, а темные волосы разметались по его подушкам. И она плакала. Во сне. Тихо, беззвучно и горько. Слезы медленно выкатывались из-под черных ресниц и стекали на нос, оставляя влажные дорожки.

— … не надо… — чуть слышно прошептала девушка.

Шариссар с трудом удержался от искушения протереть глаза. Или усомниться, что не спит. Но паладин, как всегда, был совершенно уверен в том, где он и в каком состоянии. А все его органы чувств, и человеческие и звериные, просто вопили о том, что это не сон. Лея была.

Она лежала в его постели и спала. Он чувствовал ее запах, ее легкое дыхание и тепло. Очень медленно паладин сделал шаг к кровати. Еще один. Дрожь прошла по его сильному телу, заставляя сжать зубы. И он знал, что это. Дрожь предвкушения. Его мышцы уже напряглись, стали каменными, ожидая первого прикосновения к нежной женской коже. Он помнил, какова она на ощупь. И на вкус. Он слишком хорошо ее помнил. И тело паладина мгновенно воспламенилось, словно его засунули в кипящую лаву, все чувства обострились до болезненного предела, до острой грани, а потребность в прикосновении стала мучительной.

Он, не теряющий голову никогда и ни с кем, мгновенно утратил свой хваленый контроль, стоило ощутить запах Леи и увидеть ее на своей кровати. Словно мир исчез, сметенный этой необходимостью, мучительной жаждой прикосновения к этой девушке.

Он сделал шаг, сдерживая себя, чтобы не наброситься. Еще один.

И… Лея исчезла.

Медленно и бесшумно Шариссар положил один клинок на постель и прижал ладонь к тому месту, где она только что лежала. С хрипом втянул воздух. Ему не показалось. Мех покрывала примялся и слегка нагрелся от девичьего тела. Паладин наклонился, втягивая запах. Потом лег рядом, сложив на груди руки с двумя зажатыми изогнутыми клинками. Уставился в потолок, на котором была выложена фреска.

И прекрасно понимая, что уснуть ему уже точно не удастся.

Он не знал, что именно происходит, но это ему до безумия не нравилось.

Потому что слишком смахивало на это самое безумие.

Чер Лерой с беспокойством посмотрел на темнеющую дыру с решеткой. Сколько он ни кричал, требуя проводить его к главному, никто так и не пришел, и магистр лишь сорвал себе голос.

— Не старайтесь, — посоветовал бородатый. Они с приятелем привычно устроились на гнилых тюфяках. — Яма далеко от основных построек, а надзирающим плевать, хоть весь день орите. Правда, кормят исправно, и за то спасибо.