Мария Снайдер - Испытание магией Страница 9

Она залилась смехом:

— Попробуй! — и умчалась, будто ее и не было.

— Давай-ка я провожу тебя в твою комнату, — обратился Исав ко мне.

Я с облегчением вскочила.

— Элена, подожди, — остановила мать. — Скажи-ка, чем кончилось дело у Брэзелла?

— Крахом. Он в тюрьме.

— А Рейяд и Могкан?

— Мертвы, — ответила я с легкой заминкой.

Сейчас она спросит, кто убил негодяев; отважусь ли я рассказать, как способствовала их смерти?

Однако мать лишь удовлетворенно кивнула:

— Вот и славно.

Жилище моих родителей оказалось двухэтажным, причем этажи соединялись не лестницей, а диковинной штукой, которую Исав назвал подъемником. Я в жизни не видала ничего подобного. Мы забрались в комнатку размером со шкаф, где сквозь пол и потолок проходили две толстые веревки. Исав тянул за одну из них, и деревянная комнатка поднималась. Я невольно прижала ладонь к стене, опасаясь то ли толчков, то ли падения, однако подъемник двигался очень ровно. Так мы поднялись на второй этаж, Исав вышел, а я задержалась, с удивлением осматриваясь. Отец повернулся ко мне:

— Нравится?

— Потрясающе.

— Моя собственная придумка. Тут главное дело — блоки, — объяснил он, но я не поняла. — В жилище Залтана подъемников мало. Народ не слишком торопится менять свою жизнь. Зато на рынке я продал их целую кучу.

— Перл тоже сбывает духи на рынке? — полюбопытствовала я, выходя из подъемника на площадку.

— Конечно. Большинство Залтана продают либо обменивают товары. На Иллиэйском рынке торгуют круглый год. Мои изобретения и духи, что делает Перл, дают весьма приличный доход. — Исав повел меня по коридору, продолжая рассказывать: — Несколько человек из наших отправляются на рынок, когда накопился товар на продажу или готов какой-нибудь особый заказ. Мы не одни торгуем, поэтому если что нужно, покупаем необходимое. К сожалению, в джунглях далеко не все найдешь из того, что требуется. Скажем, стеклянные пузырьки для духов или гвозди для кресел.

— А мебель, из веревок тоже ты придумал?

— Да. Только это не веревки, а лианы. — Поскольку я непонимающе захлопала глазами, Исав пояснил: — Лозы из джунглей.

— Вот как.

— С ними вечная беда. Вероятно, оттого, наше семейство так и зовется: Лианы. — Он усмехнулся. — Эти самые лианы растут повсюду, душат деревья, поэтому их приходится срезать. Но однажды я не стал их сжигать, а принес охапку домой и принялся с ними работать. И выяснил кое-что полезное. Когда высыхают, лозы утрачивают гибкость. Но пока они еще сырые и податливые, из них можно плести что угодно.

Исав отдернул занавеску, которая закрывала вход в комнату, и жестом пригласил меня, войти. Сердце екнуло: как-никак, моя собственная комната.

В первое мгновение показалось, будто мы вошли: в кладовку. В воздухе чувствовался слабый запах плесени, по стенам тянулись многочисленные полки, уставленные разнообразнейшими стеклянными сосудами. В бутылях были налиты разноцветные жидкости. Лишь оторвав взгляд от их пестрой коллекции, я заметила сплетенную из лиан маленькую кровать и деревянный комод.

Исав виновато нагнул голову, провел по волосам пятерней, испачканной зеленым лиственным маслом.

— Извини. Я здесь, храню образцы. Но этим утром я все убрал с постели и со стола. — Он указал на задвинутый в угол письменный стол из черного дерева.

— Мне тут нравится. — Я попыталась скрыть разочарование. Едва ли бывшая детская поможет мне вспомнить жизнь до сиротского приюта.

Положив вещевой мешок на кровать, я спросила:

— А такие еще комнаты есть наверху?

— Наша спальня и моя мастерская. Пойдем, покажу.

Мы двинулись дальше по коридору. Еще один прикрытый занавеской вход; здесь оказалась большая спальня. В ней была широкая кровать, накрытая цветастым покрывалом, рядом — два столика, по стенам — множество полок. Вместо стеклянных сосудов на полках стояли книги.

Исав указал на потолок, сделанный из сшитых вместе кусков кожи.

— Я пропитал кожу маслом, так что вода стекает, не просачиваясь внутрь. В дождь не каплет, хотя в солнечные дни бывает жарковато.

С потолка свисало устройство из деревянных планок, напоминающее цветок. Его основание было обвито веревками; дальше эти же веревки тянулись через потолок и вниз по стенам.

— А это что? — не удержалась я.

Исав довольно улыбнулся.

— Еще одно изобретение. Система блоков и грузов заставляет деревянный цветок вертеться, и он охлаждает комнату.

Мы вышли, обратно в коридор. Напротив родительской спальни находилась еще одна, которую Исав мне тоже, показал. Простая узкая кровать, комод и ночной столик; я не заметила никаких украшений, изобретений и личных мелочей.

— Лист большую часть года живет в Крепости, — сказал Исав. — Поэтому его комнату я тоже занял под свои нужды.

Наконец мы дошли до конца коридора, где оказалось обширное помещение, — мастерская. Ступить, некуда: всюду битком набито растениями, банками, коробками, грудами листьев и инструментами. Полки прогибались под весом множества бутылей и кувшинов; в них были разнообразные жидкости либо какие-то непонятные предметы. Этот беспорядок живо напомнил мне обстановку, в которой работал, и жил Валекс. Но если у Валекса повсюду были навалены книги, бумаги и камни, то у Исава в мастерской поселились джунгли.

Я замялась на породе.

— Входи, входи. — Исав зашел внутрь сам; хозяйская нога знала, куда ступать, чтобы ничего не раздавить, не опрокинуть. — Я хочу, тебе кое-что показать.

Я осторожно пробралась следом.

— Чем ты тут занимаешься?

— Тем сем, — отозвался он, что-то разыскивая в кипе бумаг на столе. — Я люблю принести из лесу всякую всячину да поглядеть, на что она годится. Так я изготовил несколько лекарственных снадобий. Нашел новые плоды, которые можно употреблять в пищу… цветы для твоей матери... Ага! — Он выудил из-под бумаг записную книжку в белой обложке. — Держи.

Книжка меня не заинтересовала: я все еще осматривалась, пытаясь отыскать что-нибудь знакомое. Сказанные Исавом слова — «твоя мать» — снова пробудили в душе сомнения, которые преследовали меня со вчерашнего дня. Не выдержав, я спросила:

— Откуда ты знаешь, что я — твоя дочь? Ты говоришь с такой уверенностью...

Он улыбнулся.

— Погляди в книжке.

Я послушно открыла первую страницу. И увидела нарисованного углем младенца.

— Листай дальше.

На следующей странице был нарисован годовалый ребенок. Девочка. Листая книжку, я видела, как кроха растет, становится подростком и превращается в девушку, которую я знаю. В меня. В горле встал острый ком, на глаза навернулись слезы. Отец так меня любил — а я даже вспомнить ничего не могу! На картинках я увидела свое детство — такое, каким оно должно было быть, под крылом Исава и Перл.