Айрин (СИ) - О' Страница 9

Сыпя проклятиями, рыжий рыцарь начал медленно надвигаться на противника, снова и снова прошивая воздух копьём. Воину с длинным оружием очень мешал забор справа, к тому же действовать приходилось лишь одной рукой. Поэтому шут спокойно избегал всех атак. В свою очередь, он не мог достать соперника, находившегося слишком далеко.

Один из крагирцев, протиснувшись вперёд, стал бок о бок с рыжим. В отличие от предводителя, он не стал нападать на Ролло, а стремился поразить его коня. Всадники из арьегарда тоже не сидели без дела: покинув узкую улочку, отправились искать проход, чтобы обойти шута сзади.

Конь Ролло, напуганный и взбудораженный полученными ранами, почти перестал слушаться седока. Он пятился, припадая на задние ноги, а после очередного сильного укола с громким ржанием взвился на дыбы. Шут едва удержался в седле.

Когда передние копыта жеребца вновь ударили в землю, рыжий крагирец, поджидавший этот момент, нанёс молниеносный удар. Ролло увидел атаку слишком поздно. Выпустив поводья и резко подавшись назад, он почти сумел уклониться, но остриё копья всё же вонзилось ему в левый глаз. Фальшион выскользнул из разжавшихся пальцев, а сам Ролло упал спиной на конский круп и начал сползать набок.

В отдалении раздались вопли и звон оружия: на разыскивающих объездной путь крагирцев наткнулись нистрандские солдаты, вызванные Пролом. На помощь вступившим в бой товарищам кинулись остальные воины, возглавляемые рыжим рыцарем.

Ни бойцы, ни попрятавшиеся по домам сельчане, не видели испуганно скачущего раненного жеребца, тащившего повисшего в стременах молодого человека со слипшимися от крови светлыми волосами. Где-то на северной окраине Мистова безвольно раскачивающееся тело тяжело упало на землю, откатившись к старому плетню. Обезумевший конь, не разбирая дороги, помчался дальше…

Король Пракс равнодушно относился к богам. Он не носил амулетов, не привечал жрецов и даже в праздники не ходил в большой круглый деревянный храм, возвышавшийся в западной части города, раскинувшегося подле замка. Однажды шестнадцатилетняя принцесса спросила, почему Пракс не приносит жертв небесным правителям. В тот момент король не ответил.

Позднее, когда отец с дочерью сидели на лошадях, глядя на вытоптанное поле, где недавно кипела сеча, Пракс вернулся к полузабытому вопросу.

— Созерцая подобное, — король указал на кричащих в осенней грязи раненых; на солдат, ударами в голову добивающих потерявших конечности противников; на лежащих вповалку окровавленных мертвецов, — мне сложно верить в милостивых богов, пекущихся о благополучии смертных. Если где-то в небесах и есть престолы всемогущих императоров и императриц, думаю, им плевать на нас. Они сами по себе, и мы сами по себе.

Бросив взгляд на нахмурившуюся, глубоко задумавшуюся дочь, Пракс неожиданно улыбнулся.

— Наверно, — сказал он, — сие и к лучшему. Люди, в меру сил, сами определяют свою судьбу — без всесильных хозяев, понуждающих нас к чему-то, словно наездник лошадь…

С того дня Айрин, если и не лишилась веры, то здорово к ней охладела. Как и отец, она перестала бывать в храме. Лишь изредка по привычке взывала к богу-воину Руггу, чтобы тот направил её удар.

Нынче же принцесса чувствовала себя так, словно боги ополчились на неё за годы небрежения. Ей пришлось бежать от ненавистных врагов. Она оставила Ролло на верную смерть. И в довершение лишилась коня.

Отъехав от деревни на изрядное расстояние, принцесса заставила лошадь перейти с галопа на рысь. То и дело оглядывалась в смутной надежде, что шут сумеет её нагнать — пускай с преследователями позади. Айрин понимала, что с восемью бойцами одновременно не справится и лучший фехтовальщик. Тем более, у противников имелись копья, а у Ролло даже не было брони. Но ведь оставался шанс, что безумный шут чего-нибудь выкинет и обхитрит врагов…

Солнце уже стояло почти в зените. По небу медленно плыли облака, бросая на землю мягкие тени. Слабый ветерок раскачивал белые соцветия сныти, выделявшиеся среди луговой зелени, словно пятна нерастаявшего снега, и холодил две тонкие влажные полоски на лице Айрин. Ждать больше не было смысла. Принцесса пришпорила коня и понеслась вперёд, желая скачкой отвлечься от тяжёлых мыслей.

Она не поняла, что произошло: то ли нога животного попала в нору, то ли конь просто неудачно ступил. Айрин вдруг оказалась в воздухе, затем ощутила удар, выбивший из груди дыхание, и покатилась по мягкой земле, приминая высокую траву и ломая стебли цветов. Рядом, едва не придавив девушку, кувыркнулся громко храпящий конь. Вытаращив налитые кровью глаза, он попытался встать, страшно дёргаясь и теряя равновесие. С пронзительным ржанием снова упал и забился.

Полуоглушенная девушка, прихрамывая, подошла к лежащей на боку лошади. Тяжело дыша, животное дрожало всем телом. Изо рта стекала пена. Нижняя часть передней правой ноги, вывернутая под острым углом, подрагивала от каждого движения, словно палка, подвешенная на куске тряпки.

Айрин обнажила меч и одним ударом оборвала мучения скакуна. Затем запрокинула голову и закричала.

Странную одинокую башню, неясно вырисовывавшуюся на востоке, Айрин заметила издалека. Решив, что там она сумеет уточнить своё местоположение и разузнать, где поблизости можно раздобыть коня, принцесса свернула с прежнего пути.

К причудливому строению уставшая, насквозь пропотевшая девушка добрела во второй половине дня, когда палящее светило каплей расплавленного золота начало стекать по бледно-голубому небосводу к далёкому горизонту. Бросив на землю мешок, Айрин с удивлением разглядывала башню, невесть кем возведённую посреди безлюдных лугов.

Формой сооружение напоминало гигантскую стрелку лука, в пору, когда стебель венчает заострённая коробочка с семенами. В отличие от растения, башня наводила тоску тусклой серостью. Унылый белёсый цвет не могли оживить даже оранжевые солнечные лучи.

В качестве строительного материала неизвестные зодчие использовали массивные треугольные каменные блоки — некогда идеально гладкие, а теперь выщербленные, покрытые тончайшими сеточками трещин. Основание башни тёмным кольцом охватывала полоса сырости. На округлых стенах с трудом просматривался обвивающий орнамент из острых зигзагов и плавных волнистых линий, некогда нарисованных огненно-алой краской, со временем совершенно выгоревшей.

Принцесса обошла здание в поисках входа. Не обнаружив ничего напоминающего дверь, вернулась по кругу в исходную точку. И замерла: аккурат напротив лежащего в траве мешка, зеленела многолетней патиной широкая бронзовая дверь. Закруглённая сверху, тяжёлая, украшенная рельефными узорами в виде загадочных тварей и равносторонних треугольников, утопленная в бледно-серой стене.

Айрин не верила глазам. Чувствуя запах старой бронзы, она протянула руку, желая убедиться, что дверь настоящая. Прежде чем пальцы коснулись металла, громоздкая плита с гулким скрежетом поползла вверх. Из открывшегося сумрачного прохода пахнуло сырой прохладой.

Помедлив, принцесса вытащила меч из ножен и вошла.

Почти у самого входа брала начало винтовая лестница, тоже сделанная из бронзы. Широкие тёмные ступени, гулко звеневшие под подошвами сапог, металлической змеёй вились в промежутке между внешней стеной и массивной цилиндрической сердцевиной башни. Каждый полный виток заканчивался площадкой, освещённой призрачным фиолетовым светом небольших шаров, зажатых в когтях бронзовых лап, словно вырастающих из пола. Площадки располагались перед металлическими дверями, похожими на входную, но меньших размеров. Все они оказались запертыми, поэтому принцесса продолжила восхождение.

На девятом ярусе, почти у самой вершины здания, дверь при появлении девушки плавно скользнула вбок. Айрин шагнула внутрь и оказалась в просторной комнате цилиндрической формы.

Помещение, освещённое множеством фиолетовых шаров, свисавших на тонких бронзовых цепочках, выглядело роскошно. Изгибающуюся вокруг Айрин стену сплошь затягивала переливающаяся золотистая ткань. На потолке пестрел геометрический узор, выложенный из бронзовых, костяных и деревянных треугольных пластин. Ножки шкафов и кресел, сделанных из твёрдой древесины с янтарными и бурыми прожилками, утопали в длинном густом ворсе ковра кирпичного цвета. В центре комнаты находился стол — большой плоский бронзовый треугольник, безо всякой опоры паривший в воздухе. На полированной поверхности металлической плиты покоилась пустая филигранная ваза из серебряной проволоки. Рядом стоял чёрный каменный кубок, покрытый изумительно тонкой резьбой.