Идеальная жертва - Марина Орлова Страница 9

Целую в уголок рта и настойчивее тяну Эрика за шею, а сам тем временем прижимаюсь всем телом, с удовольствием чувствуя его стояк. Вот, кстати, один большой плюс в мужиках – всегда можно понять, нравится ему или нет.

Наконец-то повернув лицо Эрика к себе – он зажмуривается и нервно сглатывает, – смакую его губы, прихватывая то нижнюю, то верхнюю, поглаживаю шею, а левой рукой спускаюсь вниз по рубашке. Неторопливо, предвкушая. Чуть шершавая ткань. Гладкий ремень. Легко провожу по ткани брюк, обрисовывая контуры выпуклости. Укладываю ладонь поудобнее и глажу по-хозяйски уверенно, хотя всё ещё слишком легко, дразня.

– Посмотри на меня.

Эрик послушно открывает глаза. То отводит взгляд, то вновь возвращается. Бледный румянец щёк так мило контрастирует с глубокой чернотой глаз.

– Ты красивый, – и целую сильнее, настойчивее.

На этот раз он отводит взгляд надолго, если не насовсем, даже прикрывает глаза. Нет, так не пойдёт, сейчас моя игра. Так что я ныряю ладонью ниже и сжимаю его мошонку, требуя:

– Смотри на меня.

Подчиняется. Чуть хмурится, словно от боли, но смотрит.

– Красивый, – оглядываю его лицо, словно чтобы убедиться. – Командир хуйни не скажет, ясно? Это в уставе написано.

Фыркает, улыбается нервозно. Но цель достигнута – расслабляется, обмякает. Теперь уже отвечает на поцелуй. Да и я чувствую себя свободнее, чем с этой взведённой миной, которую представляет из себя напряжённый Эйруин. Теперь уже можно гладить свободнее, обнять за поясницу, потереться собственным стояком – да, блин, снова-готово.

Поцелуи становятся жарче, сознание отключается от реальности, Эрик сжимает меня где-то под рёбрами, а я дёргаю его ремень, чтобы расстегнуть.

Ага, поддался! Следующий шаг – брюки.

Запустив руку в жаркое тепло, сжимаю стояк через бельё. Рядом с головкой ткань уже насквозь влажная, ух, рядовой Смит… И это наслаждение в его сознании, отключающее все прочие мысли желание наконец-то кончить…

Значит, времени тянуть уже нет. Чмокнув губы напоследок, опускаюсь на колени. Стянув штаны и бельё, перехватываю стояк и погружаю в рот. М-м, вкусный… Течёт на язык смазкой, подрагивая, держится на взводе, вот-вот готовый спустить.

Стоит вспомнить о завтрашнем отъезде, и я не могу отказать себе в удовольствии полюбоваться напоследок. Из-за гладкой кожи и бледного оттенка кожи бёдра Эрика кажутся скорее произведением искусства, чем обычным человеческим телом. Весь он будто мраморная статуя. Только с лица этой статуи на меня смотрят яркие, живые глаза, взгляд которых уже совсем поплыл от предвкушения оргазма, а мой затылок почёсывает ногтями тёплая рука. Ру такой единственный, самый необычный и красивый. Я никогда раньше не испытывал подобного чувства: когда со временем человек нравится всё больше, а отношение к нему становится глубже. Каждая мелочь – во внешности, характере, привычках – кажется особенной.

У него даже стояк красивый. Сильно оттянув крайнюю плоть, вытаскиваю изо рта медленно, пройдясь губами по всей поверхности, – вроде чтобы сменить ощущения, но заодно и посмотреть. Кожа такая горячая и… Не знаю, как правильно сказать – то ли шелковистая, то ли бархатистая, в общем, приятная. Уздечка настолько нежная и чувствительная, что даже боязно шершавыми пальцами трогать, поэтому касаюсь лишь языком. Головка сочно-розовая от притока крови, такие красивые цвета только на картине рисовать, а уретра уже расширилась в предвкушении оргазма – это зрелище отзывается жадной пульсацией в моём собственном паху. Вновь обхватив головку губами, ныряю в отверстие кончиком языка – то глубже, аккуратно растягивая его, то вылизываю края, щекоча, то погружаюсь внутрь ритмично. Эрик прерывисто выдыхает, запускает пальцы в мои волосы, прижимает к себе – значит, пора ускорить темп.

Через несколько мгновений стонет тихо, через сжатые губы, инстинктивно напирает бёдрами, чтобы войти глубже, – я успеваю отодвинуться, и тепло спермы растекается по нёбу, толчками наполняя рот. Рука Эрика крепко держит мой затылок, затем обмякает, а сверху раздаётся усталый выдох, полный наслаждения.

Вытираю рот, поднимаюсь. Приближаюсь губами к углу рта Эрика и шепчу:

– Ну что, рядовой Смит, иногда приятно подчиняться начальству?

Целую поверхностно, но тут Ру обнимает мой затылок и углубляет поцелуй – такой страстный, увлечённый. Благодарный? Нащупав мой язык своим, гладит его, вылизывая.

Через пару минут с сожалением отрываюсь от его губ.

– Хватит уж, а то опять всё заново, а у нас дел куча.

Но Эйруин вновь настойчиво притягивает меня к себе, целует долго. Смотрит в глаза.

– Спасибо, господин капитан-майор.

Усмехаюсь в ответ.

– Рад стараться.

Отступаю к столу, чтобы поднять с пола осколки сахарницы и разлетевшиеся салфетки, но, вспомнив кое-что, оборачиваюсь к Ру, который уже застёгивает ремень.

– Слушай, этот сценарий… Просто так, или у тебя было такое?

Он качает головой. Однако, помолчав, добавляет:

– Хотя иногда кажется, что я просто не помню. Пишут же, что можно забыть настолько, что даже не будешь знать об этом.

– Впервые слышу. Разве так можно? Уж если я помню, то помню. Или знаю, что забыл какие-то детали, неважные. Как можно вообще не знать?

Ру пожимает плечами, не глядя на меня, и выходит, бросив на ходу:

– Принесу пылесос.

5.

На следующее утро начинается беготня: я собираюсь на работу, а Ру – на задание. То есть я-то мог бы встать гораздо позже, но на прощание хочется побыть с ним, так что я по большей части слоняюсь туда-сюда, создавая видимость каких-то занятий, а сам исподтишка наблюдаю. Эйруин не любит, когда я хожу за ним и откровенно пялюсь.

Три месяца без удобств цивилизации – не хухры-мухры, так что он сначала надолго занял душ, а потом смаковал чай, уставившись в окно.

Когда я захожу на кухню в следующий раз, он увлечённо ковыряет скорлупу яйца. Недавно распробовал сырые пить. Я как-то упомянул, что меня в детстве к этому приучили, вроде как источник белка, но Ру по ходу понравился сам вкус.

Тянусь за чашкой, стоящей на столе, и в этот момент раздаётся такой всасывающий звук – чтобы добраться до остатков. Я замираю на полпути. Ру, заметив мою реакцию, конечно, задаёт свой любимый вопрос:

– Что?

– Ничего. Звучишь как кровосос.

Между нами повисает пауза – дохуя многозначительная, – Ру опускает взгляд на скорлупу в руке, затем поднимает на меня и спрашивает обречённо:

– Яйцесос?..

Не выдержав, принимаюсь ржать – знает ведь уже ход моих мыслей! – пока Ру смотрит укоризненно. Ага, как на идиота.

– Не, ну яйцо же… – я давлюсь смешком.

– Да, я понял. Тебе ещё не звонили из Комитета по изобретению дебильных слов?