По следам обречённых душ (СИ) - CathrineWynnight Страница 9

Она бежала по коридору с бардовыми обоями и ворсистому ковру и чувствовала, словно и они давили на неё, грозились зажать. Лания поняла, что ей нужно спрятаться, ведь ноги просто-напросто не донесли бы её ни до одного туалета или её комнаты на верхнем этаже.

Ноби́лиа пронеслась мимо семейных фотографий, на которых мелькали довольные лица, которые только усиливали поползновения желчи по горлу. Академке казалось, что она бежит по коридору кошмаров, а люди, изображённые на фотографиях, агрессивно скалятся. Завалившись в каморку под лестницей, она рухнула на пол, чувствуя, что дышать уже и нечем. В тот же миг её скрыла тьма, точно старалась спрятать от того, чего Лания так боялась и так отчаянно убегала.

Сердце билось как бешенное, точно старалось проломать рёбра. Лания от страха обхватила голову, впиваясь пальцами в волосы, и попыталась прийти в себя, успокоиться. Это не помогало, более того, становилось только хуже. Ко всему прочему нарастали тошнота и удушье. От тревоги, накрывшей точно волна, Лания хотела кричать и плакать навзрыд. Бухающее сердце — начало скулить и мучать болезненными спазмами. Разум затуманился от паники.

Внезапно дверь в её укрытие распахнулась. Свет бесцеремонно ворвался внутрь, протягивая к ней лапы. Силуэт показался в проёме. Лания не видела, кто это, но, стрельнув глазами в ноги, начала задыхаться пуще прежнего, а в придачу ещё и сипеть. Она хваталась то за горло, то за волосы, желая больше всего на свете, чтобы кто-то ей помог. Забрал из этого кошмара.

Не успела академка ничего сделать, как вошедший резко обхватил её лицо рукой, впиваясь пальцами в нежную кожу на щеках. Лания захлебнулась паникой, а первые слёзы начали набухать на глазах, размывая зрение.

— Ты что творишь, ничтожество? — В голосе Валтиса явственно отражались отвращение, ненависть и ледяная сталь. А в такой обстановке ещё и казалось, будто его тёмно-карие глаза и вовсе почернели. Она ожидала, что в какой-то момент они загорятся кроваво-красными оттенками, точно у хищного зверя. — Да кого ты вообще можешь защитить, а? Служить при Труларте, серьёзно? Такой тряпке как ты? И что ты будешь делать? Прятаться по углам и давиться страхом? О чём только Сэбконт думает.

— У… Уй-йди, — заикаясь, прошептала Лания, готовая молить о пощаде.

— Уйти? — насмешливо вопросил брат, а после небольшая комнатка начала плыть и кружиться.

В следующую секунду она ощутила, словно кто-то в её мозгах ковырялся острой палкой, выискивая болезненные точки. Спустя ещё секунду, Нобилиа застыла с выражением немого крика и дрожащими губами. Валтис снова окунал её в муки прошлого, в давно пережитую психологическую и моральную боль из детства, снова ломал её психику, ожесточённо сдирая болячки с только-только затянувшихся ран. Болело всё и одновременно ничего, ныло там, где не способна залечить ни одна мазь, раздирало так, что казалось, будто сдирают живьём кожу; точно душу драли оголодавшие волки.

В голову начали ударять болезненные вспышки, но Нобилиа сдерживалась изо всех сил, чтобы не застонать, чтобы не издать ни звука, ведь тогда брат пошёл бы ещё дальше. Она не знала, сколько прошло времени, не понимала, сколько он насиловал её психику в этот раз. Опомнилась лишь, когда уж валялась у ног мучителя, сидящего на корточках. Тот холодно взирал на неё, склонив голову.

— Омерзительно, — процедил Валтис. — Никакого интереса. Ты даже не сопротивляешься, даёшь себя ломать раз за разом. Ты такая слабачка, что не можешь ничего без своего дружка? — Он подался вперёд, кровожадно сверкнув глазами. — И что же ты собираешься делать на службе при Труларте? С собой его потащишь в чемодане? Да ты и моргнуть не успеешь, как твою тушку вспорют от горла до паха и подвесят гнить на кишках в назидание остальным бесхарактерным хлюпикам.

Наблюдать за братом Лания начала ещё в детстве, а потому хорошо знала его мимические хитрости, по которым можно считывать его эмоциональное состояние. Так она понимала, нужно ли ей прятаться или беды можно избежать. Ещё за столом академка заметила, как уголок его рта едва заметно кривился: жест означал, что Валтис чем-то недоволен, и это пугало Ланию сильнее, чем существование тебрарумов и всех тёмных сил. Ведь именно тогда она уже догадалась, что он непременно устроит ей «семейный» разговор лишь для них двоих.

Валтис покрутил её лицо, рассматривая его с ещё большим омерзением. Лания, хватаясь за грудь, попыталась сорвать руку брата, молясь, чтобы он ушёл и оставил её в покое. Жалкий жест защититься привёл к тому, что Валтис вцепился ещё и в запястье сестры. Боль защипала кожу, Лания зашипела, сотрясаясь от усилившейся панической атаки и страха, что обратился в дикий ужас.

— Убожество, смотреть противно, — выплюнул Валтис, оттолкнул её от себя и усмирил ненавистным взглядом. После встал, а затем покинул чулан, оставляя Ланию наедине с паническим приступом и послевкусием ноющей боли.

Академка, чувствуя ненависть и отвращение, попыталась подняться, но скатилась по стенке, продолжая задыхаться и бесшумно давиться слезами. Однако она радовалась тому, что тёмная рыжеволосая макушка отдалялась.

Нобилиа временами размышляла на тему: если бы родители узнали, как он с ней обращается и что именно этот человек причина её расстройств, о которых, конечно, она не рассказывала, что бы они сделали? Как поступил бы отец?

С того самого дня, как Валтис появился, жизнь Лании начала медленно, но верно превращаться в ад. В начале это было обычное игнорирование и мелкие пакости, по типу поставить подножку или бросить ей в волосы репей. Однако с течением времени он заметил, что сестра терпит молча, и стал действовать решительнее. Издевательства стали ужесточаться.

Она до сих пор помнила мёртвую птицу на своей кровати, помнила, как кровью заливала постельное бельё и как радостно Валтис наблюдал за тем, как Лания ломалась и сходила с ума. Но даже когда дело зашло слишком далеко, и её психика была в конец уничтожена; когда при появлении брата у девушки случались панические атаки, преследующие её по сей день, она так и не рассказала родителям. А всё из-за страха. Не перед Валтисом, нет, дело было не в нём даже, а в самих родителях.

Отец уже тогда отдалился и проводил много времени с мучителем дочери, а мать старалась сгладить острые углы, которые возникали в отношениях с мужем из-за приёмного сына. Тогда Лания решила ничего не усложнять и просто принять всё, как есть, ведь больше издевательств её пугало только то, что их семья могла распасться по её вине. К такому выводу она пришла в двенадцать лет и придерживалась его до сих пор, заставляя себя выдавливать улыбку на семейных обедах и при встречах с Валтисом на глазах родителей.

Так она и живёт последние семь лет, после своего решения. Терпит и притворяется, что всё хорошо, что так правильно.

Академия кувелов,стадион

Стадион за академией не пустовал как в будние дни, так и в выходные. Зачастую студенты приходили туда расслабиться, потренироваться или просто поболтать. Он был сравнительно небольшим, так как использовался исключительно для образования воспитанников. Стадион окутался в гордые тонах академии — пурпурный с чёрным. Его стены покрывала тёмно-сиреневая краска, а трибуны внутри и прочие атрибуты — чёрная и белая. Просторная площадка внутри давала возможность заниматься, не мешая друг другу, искусственный газон отливал сливово-болотными оттенками, на нём расположилось множество тренажёров, защищённых от непогоды прозрачным куполом, который поднимали в непогоду.

В этот день на поле было значительно меньше людей, чем обычно. Причиной тому хмурящееся небо, что выпускало из темнеющих облаков колючий дождик, больше похожий на густой и почти незаметный сырой снег. Из-за ненастья студенты попрятались кто в библиотеку, кто в комнатах, однако оставались и преданные стадиону студенты.

К числу этих учащихся относились Малер и Фла́тэс. Одетые в облегающую термо водолазку в тёмных тонах с элементами пурпурного, такие же тёмные легинсы и поверх них свободные чёрные шорты, парни нарезали круги. Малеру никак не давала покоя поездка Лании домой, от которой он успел всего себя извести размышлениями. Его тревожил не сам визит и не родители Лании, а её младший брат, которого Малер не переваривал. Хорошая осведомлённость об этом, как Малер называл Валтиса в своих мыслях, ублюдке, и его действиях, заставляла хмурого академца источать хорошо ощутимую убийственную ауру.