Реки Судьбы - Екатерина Селезнёва Страница 9

— Всё, что ты хочешь узнать, можно посмотреть в инфе. Вот пульт, на нём всё ясно обозначено, — и протянула нечто похожее на планшет в её мире.

— Я опять же о книгах!

— Всё в инфе.

После этого Вера регулярно днём, когда не было Рамсея, смотрела инф, который чем-то был похож на телевизор и компьютер, так как имел много функций, например, можно было сразу войти в библиотеки.

Информации катастрофически не хватало. Обучающих и развивающих программ в инфе не было. Много рекламы. Вера подумала, что если искать здесь работу, то можно было бы податься в рекламный бизнес, потому что то, что здесь выдавали за рекламу, было тягомотиной.

В целом, жизнь в этом мире была похожа на земную. По инфу гнали политические передачи, концерты, художественные фильмы. Вера решила не тратить время на художественные фильмы, решив, исходя из земного опыта, что правды в них будет мало. Случайно в новостях наткнулась на передачу, как разгоняли какую-то демонстрацию. Почему-то ни разу не показали нормальную погоду, то снег, то метель.

Внимательно изучала одежду, манеру двигаться у женщин. Это было необходимо, так как Вера решила сбежать при первой возможности. Понимая, что всё о жизни и поведении в этом мире из инфа не узнать, девушка решила познакомиться со старухой поближе, использовав невинный вопрос:

— Что творится, что с погодой?

— Что тебе погода? — буркнула та в ответ. Тоска и одиночество прозвучали в её голосе. — Хотя в этом году метелей больше, просто ужас какой-то!

Вера похлопала по дивану рядом с собой, приглашая сесть. Старуха недоверчиво поджала губы, а Вера неторопливо заговорила. Она так всегда делала, когда хотела, чтобы отец рассказал то, что никак не хотел рассказывать. Так именно отца, а не от матери она в детстве узнала, чем отличаются мальчики от девочек, и получила разрешение залазить на старую яблоню. Главное говорить неторопливо и о себе, вручая нечто вроде доверительной грамоты.

Вот и теперь Вера певуче рассказывала:

— В моём мире, зима только три месяца. А в последние годы и вовсе мягкая. Снега мало, в городах его счищают и увозят. У нас все говорят, что грядёт потепление. Может и так оно и есть. Знаешь, у нас очень редкими стали снежные зимы. Разве на Севере…

— А здесь снега много, — старуха села напротив неё, и её колени так хрустнули, Вера испуганно вздрогнула, думала, что сломался стул, но старуха вздохнула. — Метель, вот кости и хрустят. Что тебе надо? Я ведь поняла… спрашивай.

Вера мягко взяла старую женщину за морщинистые руки.

— Не злитесь, я просто не знала, как начать разговор.

— Начни с главного, у нас стариков мало времени, — старуха не отняла рук и улыбнулась Вере.

— Спасибо за помощь! Меня зовут Вера. А как зовут Вас? А то как-то дико. Вы меня поите, кормите, а я не знаю, как обратиться к Вам.

— Тара… меня зовут Тарой, — старуха заулыбалась девушке, — не обращайся ко мне во множественном числе, у нас это не принято. Говори — ты.

— А какая уважительная форма обращение к людям, прожившим многие годы? Помоги, мне надо научиться здесь жить.

Тара вздохнула.

— Трудно тебе придется. Он ведь вкачал в тебя только язык. Говори спокойным голосом, не кричи и если есть необходимо, то к пожилым людям добавь…

Дверь с шорохом ушла в стену, и в комнату порывисто вошёл Рамсей.

— Что и её учишь жизни? — он криво усмехнулся. — Не старайся, жизнь научит лучше любого учителя. Кстати, у неё есть знания не только языка. Препарат передал информацию наиболее близкую к её прежним знаниям.

Вера лихорадочно провела ревизию своим извилинам, однако ничего нового не обнаружила, поэтому сделала, как всегда в таких случаях, — вопросительно уставилась на него. Сработало. Рамсей какое-то время играл желваками, ожидая расспросов, потом разродился вопросом сам.

— Ну и как?! Не хочется поплакать о поисках избранника и страданиях? — и презрительно выпятил челюсть.

— Почему поплакать? — чего угодно она ожидала от него, но не этого.

— Лилдах любила слезливые стихи.

— Я тоже люблю стихи, но не там, где плачут, — она дерзко взглянула ему в глаза.

— Таких нет.

— Есть «Сколько раз, ошибаясь, жалеем потом:

Не прощая других, с непрощеньем живём.

Наступаем на прежние грабли судьбы,

Но мудрее не стали от этого мы»[2].

— Не знаю таких стихов, — Рамсей, порывшись в памяти, повторил, — не знаю, но уверен, что это написала не Лилдах.

И опять голосом сирены Вера пропела:

— Ну вот, а туда же… критика из себя изображаешь! Просто признайся, что не понимаешь стихов. Не стесняйся, поэзия только для высоких умов. Тебе просто извилин не хватает! Ты бы перья в кольца завил, может и в мозгах что-нибудь закрутилось.

Вере отец часто рассказывал, что в детстве он удирал от неё, когда та начинала вещать голосом сирены. Он был не в состоянии сопротивляться этому голосу и делал всё, что она попросит. Если она кого-то хотела разозлить, например вредного однокурсника или водителя маршрутки, то за короткое время этим голосом приводила человека до состояния близкого к обмороку.

Рамсей среагировал, как положено, посерел и выскочил из комнаты. Через полчаса он вернулся, считая недостойным такому мужчине, как он, пасовать перед неизвестно кем. Он смотрел на неё, испытывая сложное чувство. Из-за того у неё было тело Лилдах, он её ненавидел, но эта девушка притягивала его, своей дерзостью и непохожестью на всех кого он знал.

Вера готовилась к следующему раунду, а тот раздражённо воскликнул:

— Итак, значит ты, такая же, как Лилдах?! Ненавижу её!

Потрясённая экспрессией, с которой он прокричал «ненавижу», Вера решила несколько остудить его ярость и равнодушно спросила:

— За что ты ненавидишь Лилдах? Она тебе как-то навредила?

— Марф! Не смей больше спрашивать! — Рамсей решил, что должен поставить её на место, ведь он сын главы Царствующей Семьи, а она никто.

— Марф — это ругательство?

— Заткнись!

— Ты не ори, на меня! — девушка зло сощурилась. — Я тоже умею ругаться, если я тебя матом облаю, то тебя понос прошибёт.

— Каким матом?

Девушка поднапряглась, связала полученные знания из местной лингвистики об анатомии тела с обыденными выражениями на Земле, используемые в критические моменты, и объяснила красавцу, куда ему идти и что при этом делать.

Мат — универсальное средство для выражения всех видов эмоций, его понимают все. Рамсей остолбенел, какое-то время глотал воздух и наливался кровью. Вера думала, что тот умрёт, однако, тот оказался крепким и, справившись с приступом бешенства, рявкнул:

— Тара, как только эта придёт в себя, выкинь её из дома. Чтобы