rain_dog - Еще одна сказка барда Бидля Страница 11

До открытого конфликта мы доходим где-то к ноябрю, так как нервы у нас троих уже изрядно измотаны, а на Защите мы как раз начинаем проходить Темные заклятья. Нет, не запрещенные, но абсолютно темные, так милые сердцу нашего профессора. Гермиона даже пытается задать ему вопрос о том, законно ли это, но он отметает все ее сомнения, заявляя, что нам бы неплохо иметь представление о том, от чего мы защищаемся, а не просто зубрить учебник, опять же напрямую намекая на то, чему Герми посвящает большую часть своего времени. Слизеринцы ухмыляются, мы молчим.

Так как опробовать темные заклятия друг на друге даже Снейп считает непедагогичным, он с легкостью трансфигурирует для нас из пуговиц, рассыпанных на его столе, разных зверюшек. Нам троим достаются белые кролики с нежной шерсткой, черными носиками и красными глазками. Но даже эти глазки не вызывают у меня ни малейшего желания запустить в них заклятиями, вызывающими слепоту или вымораживающими кровь. Я просто смотрю на своего кролика, и мне хочется его погладить - он милый пушистый и трогательный, ну и что, что это пуговица! И отчего-то вспоминаю голубых зайчиков, нарисованных на моей подушке в далеком детстве, сотни веков назад… Я понимаю, что просто не смогу ему ничего сделать. Абсолютно. Видимо, Рон с Герми чувствуют себя так же, Нев совершенно счастлив - ему же нельзя практиковаться в заклятиях, он у нас и мухи не обидит. Зато на слизеринской половине класса работа спорится - трансфигурированные зверушки визжат от боли, бьют лапками по столу, заваливаются на бок, закатывают глаза. Тошнота подкатывает к горлу, Герми опускает взгляд, Рон нервно сглатывает.

- Я не буду, - тихо говорю я им.

- Что Вы не будете, мистер Поттер? - Снейп стоит у меня за спиной, равнодушно взирая на нашу троицу.

- Я не буду тренировать на них заклятия, сэр. Они живые, - я, кажется, даже пытаюсь заслонить моего кролика от его взгляда и его короткой темной палочки.

- Мы тоже не будем, сэр, - очень твердо говорит Гермиона.

- Мисс Грейнджер, - Снейп говорит будто нехотя, растягивая слова, - я на Ваших глазах трансфигурировал их из пуговиц. Какие они живые?

- Все равно, сэр, - к нашему протесту присоединяется Рон, - это просто отвратительно.

- В таком случае вон из моего класса, - буднично сообщает нам Снейп, назидательно на наших глазах превращает зверушек обратно в пуговицы и отворачивается, уходя вперед по ряду, где Парвати с Лавандой в ужасе пытаются парализовать своих то ли сусликов, то ли тушканчиков.

Мы быстро собираем вещи, только у Гермионы чуть заметно трясутся руки, выходим в коридор и одновременно выдыхаем.

- Вот же ублюдок! - не удерживается Рон. - Думаете, он нас насовсем выгнал?

- Хорошо бы и насовсем, - отзываюсь я.

Герми выглядит очень растерянной и несчастной, наверное, она со времен своего бунтарского ухода с Прорицаний на третьем курсе никогда не спорила с учителем. Волнуется, наверное, что нам за это будет. Но не терпеть же нам теперь выходки Снейпа! Мы и так терпели довольно долго. К тому же в тот момент нас еще греет надежда на то, что если Дамблдор узнает о том, чем мы занимаемся на Защите, он точно Снейпа по головке не погладит. А Дамблдор, как мы свято верим, знает все. Но о том, что надежды наши совершенно напрасны, мы узнаем буквально через пару часов, когда Мак Гонагалл, поджав губы и глядя на нас с осуждением, передает нам приказ директора немедленно явиться к нему.

Мы спешим, маленькие наивные дурачки, рассказать ему обо всем, что с нами случилось, но он, пряча покалеченную руку в складках мантии, смотрит на нас устало и с явным недовольством. А мы не сразу это замечаем, и продолжаем вываливать на него все, что мы успели узнать и придумать про Снейпа, про то, что он Упивающийся, про то, что он служит Волдеморту, про то, что незаконно учить нас Темным Искусствам. Но директор в какой-то момент предостерегающе поднимает руку, и мы замолкаем.

- Я уверяю вас троих, что это не так, - он произносит это таким тоном, что мы понимаем, что спорить бессмысленно. - Профессор Снейп не служит Волдеморту. А все, что он делает на уроках, он делает с моего ведома. Поэтому попрошу вас впредь прислушиваться к тому, что он говорит вам. И выполнять его распоряжения.

- Но, профессор Дамблдор, - начинает Гермиона, - как можно наложить заклятие на живое существо? Это же просто отвратительно.

- Мисс Грейнджер, - голос Дамблдора звучит сейчас непривычно строго, - иногда надо перешагнуть через себя, если это необходимо для того, чтобы победить. И профессор Снейп об этом знает. Вы еще очень молоды, к сожалению, времена сейчас такие, что вам предстоит столкнуться и с жестокостью, и с необходимостью сражаться. И вы можете попасть в такие ситуации, где даже речи не будет идти о милосердии и снисхождении. Где выбора вам не оставят - либо убьете вы, либо вас, а иного не дано. К тому же на сегодняшнем уроке вы прекрасно понимали, что перед вами не живые существа. Мне удалось уговорить профессора Снейпа не отстранять вас троих от занятий в его классе. Но с условием, что подобное происходит в первый и в последний раз.

А потом он, наконец, улыбается и говорит:

- И прекратите уже, в конце-концов, слоняться ночью по школе. Вы уже не маленькие. Думаю, вы можете найти себе лучшее применение, чем мыть полы и чистить серебро под руководством нашего Аргуса.

Он отсылает Рона с Герми в гриффиндорскую башню, а меня просит остаться. И тот наш разговор все коренным образом меняет, потому что он рассказывает мне о крестражах. А еще зачем-то о том, что Снейп учился с моими родителями на одном курсе и не то, чтоб особо любил моего папу, Сириуса и дядю Ремуса. И что все это было взаимно. Что ж, если это и не оправдывает Снейпа, то, по крайней мере, что-то объясняет…

Вообще шестой курс Хога запоминается мне как самая безрадостная полоса в моей жизни, ее оживляют только ненависть к Снейпу да начавшиеся под руководством Дамблдора поиски крестражей. Но ни то, ни другое не кажется мне достаточно ярким - поиски практически ни к чему не приводят, я вижу, как расстраивается и все больше теряет уверенность всемогущий директор Хога, ну а что до Снейпа - наверное, я просто не умею ненавидеть так, чтобы это чувство придавало красок моей жизни. Если я ничем не занят, мне банально пусто, тоскливо и одиноко - я один на этом свете, совсем один, брошенный на растерзание всему магическому миру, беспомощный неумеха, так и не успевший вырасти.

И только одно воспоминание освещает для меня тот странный год, как тонкая свеча мрачную комнату, погруженную во тьму. Как ни странно, это Рождество, мое первое и последнее Рождество, которое я встречаю в Хоге.

Я всегда проводил это время дома, мы наряжали елку на улице прямо перед нашим домом и радовались, что деревце с каждым годом становится все выше и выше, и что игрушки на ее верхние ветки теперь уже нельзя просто вешать, а приходится левитировать. И мама пекла огромное количество печенья - с орехами, апельсинами, корицей, взбитыми белками, крендельки, покрытые крупным коричневым сахаром, маленькие пирожные с прослойками из марципана. А папа всегда отправлялся накануне в какой-нибудь большой маггловский универмаг и скупал там, похоже, все, что продавали в отделе с конфетами. Мама с детства была ужасной сладкоежкой и обожала всякие дорогущие маггловские конфеты, а так как родители ее были не очень богаты, то шансов объесться ими в детстве у нее явно не было. Так что на Рождество можно было просто бродить по нашему дому и непрерывно жевать, потому что на всех столиках и полочках были вазочки с конфетами и печеньем, пироги с малиновым джемом, ореховые коржики, рогалики с мармеладом…