Не одни на всей планете (СИ) - "Андрромаха" Страница 12

Голос Олега смягчился.

- Ну, смотри мне!... А то,… - он недалеко отвел кулак от Мишкиного носа, потом шутливо и медленно двинул его вперед, словно собирается ударить.

Мишка рванулся вверх специально, насколько смог резко, и ткнулся носом в занесенный кулак. Удар вышел довольно чувствительным, Мишка охнул. Олег отдернул руку.

- Тьфу, балбес! Кто тебе позволил своевольничать?

- Прости! – шептал Мишка. – Я… так мне и надо!

- Я сам знаю, что тебе надо, - Олег бережно коснулся пальцами ушибленного носа. – Ну, чего наделал? Больно тебе, Миш?

- Очень! – ответил Мишка и заплакал.

Теперь было - можно. Он больше не был один на один с этой жизнью, как было в госпитале или на пустом Сатарковском вокзале, когда он в спешке и панике уезжал после взлома магазина, или на студии, когда на него повесили огромные долги…. Теперь с ним был его Олег. Олег, который помнит, что Мишке нужна новая зимняя куртка. Который за него полезет в драку с любым «Шварценеггером». И который ночью будет трепетно сжимать очко, ласкаясь, отдаваясь и спрашивая подрагивающим голосом: «Хорошо тебе, Мишка? Приятно тебе, а?»

Миша уткнулся в широкое надежное плечо и рыдал, как в детстве. Олег гладил его макушку ладонью.

- Зайчонок мой! Прости! Я – сам дурак. Не надо было тебя оставлять одного.

- Лёля мой! – всхлипывал Мишка. – Лёлька. Родной мой. Любимый.

Примечания автора.

* Золотые шары – цветы (вдруг кто-то не знает?)

http://img-fotki.yandex.ru/get/5012/105611162.c/0_664f5_65a4f4f1_L

* Айда – пойдем. Слово это – эндемичное, местное в описываемом районе, в поволжском диалекте оно спрягается как глагол: «айду, айдём, айдёшь, айдёте».

* Альфа ромео – допустим, как-то так:

http://image.automobilemag.com/f/multimedia/photo_gallery/

6691099+w1280+h1024+st0/0611_b+2007_alfa_romeo_8C_competizione+10.jpg

* Жадовский монастырь – есть такой в Ульяновской области. И икона чудотворная там есть.

* Дюрекс – презервативы.

Когда прошла первая волна слез, он спохватился, что можно, наконец, взять Олега за руку.

- Как руки, Лёль? Натер лопатой, а? Я ведь говорил тебе, чтоб бросил, - он осторожно коснулся желанной ладони губами. – Натер. Мозоли. Зачем было так?

Олег, сам прижимаясь, ласкаясь к прощеному мальчишке, старался ногами согреть его холодные ступни.

- Слушай, как ты жил-то без меня? Кто тебя грел? Или так и ходил с ледяными ногами?

- Никто не грел! – шептал Мишка ему в ладони. – Никто не любил. Никого без тебя….

Они тискались, упираясь друг в друга своими стояками. А когда Мишка, тая от вожделения, стянул до колен трусы, выпуская закаменевший член, за окном затарахтел мотоцикл.

- А, чёрт! Родители приехали. Лель, мне – идти!... А то – запалят!

Олег покрывал торопливыми жадными поцелуями лицо любимого, а сам уже выпихивал его из постели:

- Иди, иди! Не хватало нарваться!...

Мишка метнулся через коридорчик, нырнул к себе под одеяло. Он еще дрожал. И стояк никуда не делся. Мишка лежал, улыбаясь, несильно гладя член через трусы и стараясь унять колотящееся сердце. На террасе мать и бабка бубнили, ругая Мишкиных друзей за «хлев», оставленный в бане. Потом мать зашла в горницу, раздраженно потянула с сына одеяло:

- Вставай, зараза! Снова налакался? Когда уже упьешься, наконец?

Мишка обернулся и приподнял голову с подушки:

- Ма, чего – «зараза»? Трезвый я!

Она ошеломленно посмотрела в его ясные глаза, не нашлась, что ответить, молча вышла.

Проходя на кухню, Мишка стукнул в дверь каморы:

- Олееег! Подъем!

Бабка налила сыну с невесткой горячего чая. Возле Мишкиного привычного места стояла на столе банка рассола. Мишка улыбнулся.

- Что-то я замерз под утро. Баб, есть что-нибудь потеплее?

Баба Зоя удивилась, наверно, не меньше матери, но вида не подала. Взяла с окна банку молока:

- Парное! Будешь?

- Еще как!

Бабка подобрела лицом, засуетилась, принесла от плиты фарфоровую миску:

- На! Свежие оладушки! С сахаром бери. Сейчас малины дам!

Мишка светился, как новый пятак. Входя на кухню и здороваясь, Олег понял, что они сейчас выдадут себя с головой своими «молодоженскими» улыбками. Поэтому сел на другой конец стола, с сосредоточенным видом повернулся к Мишкиному отцу:

- Евгений Иваныч, как ваша спина?

- Нормально. Видишь: работать приехал, не дезертировал.

Мишка наворачивал оладьи, согреваясь их теплом. Баба Зоя, выставляя на стол две банки варенья, все-таки не удержалась:

- Минь, а кто ж гулял-то до полнОчи?

- Данила, Санек, Вика с Танькой, - жуя, ответил внук. – Что, насвинячили? Я приберу. Я просто раньше спать ушел ….

- Чай*, я прибралась уже! – отмахнулась старушка.

Старшие допили свой чай и ушли на картошку. Мишка дотянулся под столом до Олега и, забираясь пальцами ноги ему под брючину, улыбнулся задиристо:

- Что так сел-то далеко? Боишься?

Олег хохотнул:

- Тебя? Не дождешься! Слышь, а нельзя каких-нибудь помощников нанять? Хоть Данилу с девчонками? А то мы на этом огороде костьми ляжем. И отца твоего жалко.

- Не, если я еще хоть копейку лишнюю потрачу, мать – удавится! – ответил Мишка, утирая из угла губ малиновое варенье.

- Тогда допивай, да пошли. Там работы – немеряно, - Олег покосился на рассол, так и оставшийся стоять на столе. – А это кому приготовили? «Главному городскому помощнику»? Ты здесь что - запоем пил, беспробудно?

Мишка смутился:

- Да ну их!... Не, не запоем, конечно. На «беспробудно» денег не было….

- Вот спустить штаны, разложить на лавке и выдрать хворостиной, чтоб неповадно было! – мечтательно и смачно протянул Олег.

- Дома выдерешь, - радостно пообещал Мишка, балдея от того, что есть такое слово: «дома». И оно не означает прокуренную родительскую кухню с пустыми бутылками на подоконнике, пятнами рассола на столе и мрачной безысходностью в глазах и разговорах обитателей.

Уже в дверях Олег на мгновение притянул его к себе, коснулся горячими губами темного вихра, виска и уголка глаза и серьезно сказал:

- У меня, думаешь, в этой жизни есть кто-нибудь, кроме тебя?

Всем, кроме Мишки, работалось сегодня тяжелее, чем вчера: тянуло спины и болели руки. А Мишка - счастливый, с трудом скрывающий светлую улыбку - шел впереди, как локомотив.

- Слушай, ну ты – «Самсооон»! Первый парень на деревне! Таких, как я, двое нужно, чтоб за тобой угнаться! – Олег откровенно любовался другом.

- Не называй меня так!

- Да ладно тебе! ТО всё прошло. А «Самсон» – это герой из Библии. В Питере* фонтан есть: «Самсон, разрывающий пасть льва». Мы поедем, сфоткаемся на его фоне.

- Правда, поедем? – с придыханием спросил Мишка. – Смотри: обещал! И… это, Лель,… ты родителей моих не называй по отчеству, они стесняются. Они привыкли: «тетя Ира», «дядя Женя».

- Так их твои друзья зовут. А для меня они – тесть и теща.

- Свекор и свекровь, - осторожно поправил Мишка.

- Что-чтоооо? – иронично протянул Олег.

Мишка наигранно-покорно потупился:

- Ладно, тесть и теща.

Мать подошла, закончив скирдовать ботву:

- Может, Люсю кликнуть помогать?

Мишка напрягся: соседка тетя Люся была матерью Таньки – вчерашней Олеговой «зазнобы».

- Ма, не надо! – он оттащил мать в сторону и энергично зашептал: - С ней припрется Танька. А Олег мне сказал: если еще какие девки около меня будут, он Алине расскажет. Я вчера и пить не стал, чтоб он не злился!

Мать покосилась на Олега уважительно и кивнула:

- Ну, хорошо, не надо.

Отец сначала копал наравне с молодежью. Потом – выбирал картошку, стоя на коленях. Потом – сел на меже.

- Пап, иди, отдыхай. Здесь мало осталось, мы – справимся! – сказал ему Мишка. И когда отец без возражений встал и пошел к дому, проводил его тревожным взглядом и проговорил негромко: - А я не знал, что я – сволочь!

- Что это ты вдруг? – поднял голову Олег.

- «Вдруг»? Я в ноябре пятьдесят восемь тысяч получил! А им не отправил даже те три с половиной, которые они мне с собой в дорогу дали. Они пятерку взяли на год под проценты, а я фотоаппарат покупал и ботинки дорогие….