Вам посылка от судьбы (СИ) - "Нельма" Страница 12

Доскональный осмотр самого себя в зеркале, висящем в ванной комнате, даёт мне надежду жить ещё долго. Может быть, и счастливо — по крайней мере об этом я настойчиво прошу вселенную, напоминая ей о том, что мне причитается какая-то компенсация за ушедшую невесту и то, как рьяно я день ото дня мешаю людям разбиваться на дорогах.

Рана хоть и небольшая, но достаточно глубокая, поэтому сильно болит и кровит. И, по моему опыту, оставлять её заживать саму по себе точно не стоит, тем более в неё каким-то чудом уже успела попасть грязь.

— Рязань! — наверное, с бодростью в голосе я слегка перебарщиваю, и вместо нормального обращения получается громкий рык, от которого Лада испуганно подпрыгивает на диване и роняет на пол уже надкусанное яблоко.

Умные мысли, как обычно, запаздывают ко мне на огонёк. Уже стоя в гостиной я соображаю, что первым делом следовало выпить таблетку обезболивающего, а не переться к ней, чтобы теперь мяться с ноги на ногу и пытаться ничем не выдать, что мне чертовски больно.

— Я уже начала думать, что ты и вовсе не приедешь сегодня, — ворчит чудик, поднимая с пола яблоко и пытаясь сдуть с него пылинки.

— А ты боишься вида крови? — решаю не оттягивать самую суть дела, чтобы, в случае отказа, успеть через знакомых найти готового помочь человека и разобраться с раной хотя бы до начала утренней рабочей смены.

— Ты что, кого-нибудь убил? — тихо спрашивает она, впериваясь в меня своими светло-зелёными блюдцами.

— Нет.

— Собираешься убить?

— Да. Тебя, если продолжишь задавать глупые вопросы! — недовольно отзываюсь я и ухожу на кухню за аптечкой, решив, что лучше будет и правда сразу обратиться к специалисту, чем ввязывать её в свои дела.

Но стоит мне закинуть в рот сразу три таблетки обезболивающего, как следом прибегает Ладка, нервно одёргивая вниз шорты, и так лишь немного не достающие до колен. Видимо, меня она и правда не ждала, потому что при мне всегда по дому ходила исключительно в огромно-безразмерных и максимально закрытых вещах.

— Что-то случилось? Ты бледный какой-то, — волнение в её голосе нарастает в тот же момент, как взгляд натыкается на аптечку за моей спиной.

— Да нормально всё, — пытаюсь отмахнуться, уже пожалев о том, что вообще задал тот глупый вопрос. Зная свойственные ей настойчивость и упрямство, теперь ещё надо изощриться, чтобы суметь отправить её спать.

— Ты меня что, совсем за дуру держишь? — она упирается руками в бока и сурово сдвигает брови к переносице, но со стороны выглядит это скорее забавно и мило, чем угрожающе.

— Ну, дура — это уж очень грубо сказано…

— Валера!

— Тут! — я делаю шаг вперёд и отдаю честь, дурачась, однако от движений кровь начинает сильнее сочиться из раны и противно стекает по лопатке, пропитывая только что надетую мной футболку и напоминая, что пора бы уже что-то делать. Поэтому мне приходится снова вернутся к тому, с чего всё началось, и неохотно пояснить: — У меня тут небольшая рана, которую нужно бы обработать. Не свалишься в обморок при виде крови?

— Конечно же нет! Да я почти профессионал по обработке ран!

Мы возвращаемся на диван в гостиную, и, несмотря на то, что говорила Лада очень уверенно, да и действительно ловко и со знанием дела достаёт из аптечки всё необходимое, я всё равно с опаской поглядываю на неё, когда приходит время снимать с себя футболку.

Она не морщится и не смущается, а принимается деловито разглядывать рану, наклоняясь почти вплотную ко мне и волосами щекоча грудь. Потом что-то льёт, протирает, смазывает и начинает быстро бинтовать, не переставая сопровождать это тихим бурчанием по поводу моей работы.

Я же и не слушаю толком, покорно сидя на диване с чуть опущенной вниз головой и бессовестно разглядывая её коленки, икры и щиколотки. Красивые такие. Изящные.

Что-то странное, меланхолично-отчаянное давит в груди. И я вроде бы отгоняю это подальше, напоминая себе о данных больше года назад обещаниях на будущее, а оно всё равно возвращается и подначивает, подталкивает сделать то, что давно уже очень хочется.

«Я просто проверю!» — убеждаю сам себя, искоса наблюдая за тем, как девичьи пальчики завязывают бантик из кончиков бинта на моём плече.

«Я только попробую,» — звучит вполне убедительно в моей голове, но вот незадача: тело говорит, что ему виднее, что именно нужно делать.

Вопреки своим мыслям, я обхватываю ладонями её шею, не оставляя ей ни одного шанса отстраниться.

И целую.

========== Удачу нужно разглядеть. ==========

Случайно услышанный ещё утром гороскоп обещал мне сегодня небывалое везение.

Наверное, это совсем не то, о чём стоило бы думать в данный момент, но везение, кажется, очередной раз откладывалось.

Поймите меня правильно: когда мужчина смотрит на тебя с такой голодной жадностью, что вся кровь распределяется поровну между щеками и низом живота, а потом решительно обхватывает ладонями шею, вынуждая окончательно сбиться и без того участившееся от волнения дыхание, то непременно готовишься к страстному и похабному поцелую, прервать который сможет только острое кислородное голодание.

И оттого лишь нежное и непозволительно быстрое прикосновение к губам воспринимается не иначе, как досаднейшее разочарование.

Не даром о противоречивости женской натуры слагают легенды: всего-то четыре месяца разделяют настороженно-испуганное «а вдруг он захочет от меня чего-нибудь неприличного?!» до обиженно-оскорблённого «почему это он не хочет от меня чего-нибудь неприличного?!».

И едкий сарказм в мысли «достанется же кому-то такое счастье!» сменяется на грусть и ощущение тоскливой безысходности, порой душным полотном накрывающим меня под вечер и не дающим нормально спать.

Потому что случается так, что внешне человек — хамло, мужлан и вообще очень подозрительная личность. Но поступками очаровывает во сто крат сильнее, чем это получилось бы сделать самыми красивыми словами.

Оказалось, что для меня нет ничего более привлекательного, чем ежедневно любоваться этим вечно бубнящим себе что-то под нос мужчиной. Громко шлёпающим по полу квартиры босыми ногами, выглядящим заросшим и взъерошенным даже на следующий день после стрижки, постоянно голодным и мило почесывающим вылезающую под вечер тёмную щетину.

Ту, которая наверняка бы ощутимо кольнула мне лицо, получись у нас нормальный поцелуй. Но вместо этого на память мне остаётся только лёгкий ожог от его губ — настолько они горячие.

А ещё чувство растерянности от того, что совершенно не понимаю, как теперь себя вести.

Делать вид, будто я вовсе не хотела ничего подобного — не имеет смысла. Во-первых, потому что я действительно очень хотела. Во-вторых, уже выдала себя, в предвкушении закрыв глаза и приоткрыв рот, совсем как показывают в романтических комедиях.

И время, когда можно было хотя бы попытаться изобразить вселенскую обиду, поруганную честь и оскорбленное достоинство, стремительно заканчивается. А у меня не выходит даже пошевелиться, не говоря о том, чтобы возмущённо воскликнуть «что ты себе позволяешь?!» и спешно удалиться к себе в комнату.

До сих пор плотно сомкнутые глаза обостряют остальные органы чувств, и я слышу, как шумно он втягивает в себя воздух. И ощущаю на своих губах тёплое дыхание со сладковатым запахом барбарисовых леденцов, обожаемых мной с детства.

— И что это было? — спрашиваю нерешительно, еле узнавая в сиплом шёпоте собственный голос.

— Предупредительный выстрел, — не раздумывая шепчет в ответ Валера, и у меня не остаётся сомнений, что этот паршивец прямо сейчас нагло улыбается.

— А… — мою попытку выяснить, что обычно идёт дальше, он сразу же грубо прерывает. Впрочем, вопрос теряет актуальность, потому что следующий его поцелуй точно не назвать предупредительным, — скорее контрольным. Только не в голову, а прямиком в сердце.

Я опомниться не успеваю, как уже сижу вместе с ним на диване, прижимаюсь коленями к голому торсу и бесстыже разглядываю его из-под полуопущенных ресниц: грех не воспользоваться случаем и не изучить в подробностях то, что раньше видела лишь урывками, случайно сталкиваясь с ним в коридоре после душа, откуда он всегда выходит ещё не надев футболку.