Инь vs Янь. Книга 1 - Галина Валентиновна Чередий Страница 12

А потом начинается настоящее измывательство, цель которого наверняка утвердиться в его власти надо мной. Только в тот момент мне было на это плевать. Все, что я понимала, это то, что этот садистский ублюдок раз за разом подводит меня к краю и отступает, оставляя меня извиваться и орать от разочарования. Он то только облизывает меня абсолютно бесстыдно, втягивает своим порочным ртом и рычит, заставляя вибрировать все мои внутренности, и отодвигается, едва я оказываюсь в одном чертовом сантиметре от оргазма. Мучает своими жесткими пальцами, и я уже не могу сама на них не насаживаться, потому что просто умираю, так сильно нуждаясь в разрядке. Или использует и рот и руки, вынуждая меня дергаться, извиваться, орать, так что моё горло горит огнем. Я плююсь ругательствами и желаю ему самых ужасных мучений, которые только могут сейчас воспроизвести мои плавящиеся мозги. Царапаю, жестоко рву его кожу везде, где могу дотянуться, тяну за волосы, желая, исступленно желая большего. Сука! Жестокий извращенный упырь! Уже отчаявшись, пытаюсь оттолкнуть его голову и довести себя до финала самостоятельно, но он не позволяет мне.

— Ты кончишь, только когда я буду внутри тебя! — хрипит Рамзин, прижимая мои руки к матрасу.

— Ну так трахни меня уже, сволочь! — я уже просто не могу быть неподвижной.

— Я решу когда! — измогается Рамзин.

Да чтоб ты сдох! Причем не сразу, а в долгих и изощренных мучениях!

— Я же убью тебя! Ты ведь знаешь, что убью! — почти брежу я, искренне желая это сделать.

— Я позволю тебе попытаться, — ухмыляется он у моей полыхающей огнем плоти, и от его резкого выдоха меня пронзает очередная волна болезненного наслаждения, и я изгибаюсь, бессильно суча пятками по простыням.

Меня трясет, колбасит, крючит, как под напряжением. Вся кожа настолько стала чувствительной, будто меня окунули в кипяток. От каждого легкого касания, еле заметного скольжения мне уже больно до крика. Пот течет с меня ручьями, и глаза ничего отчетливо уже не видят. Мозг сгорел от перегрузки. Я если и встану с этой постели, то буду слабоумной идиоткой. Абсолютно не отдаю себе отчет ни в том, что творит с моим телом Рамзин, не различаю его отдельных движений, потому что любое из них сейчас — это режущий на части экстаз. Совершенно не знаю, как ведет себя мое тело, потому что оно сейчас просто ведомо в том танце, в котором ни одно движение не продиктовано разумом. Никогда не скажу, ору ли я в голос или шепчу еле слышно, потому что связь между осознанным и первобытно вожделеющим сейчас полностью утеряна для меня. Рамзин наблюдает за каждой моей судорогой, не отводя своих алчных глаз. Впитывает все мои стоны, ругательства и мучения, как гребаный вампирюга пил бы кровь. Жадно, ненасытно, будто ему никогда не будет достаточно. Доведя меня до очередного бритвенно-острого обрыва, он отстраняется, и я дрожу уже от потери этого мучительного контакта.

Шуршание одежды, и вот мой мучитель, наконец, на мне. Я услужливо нетерпеливо поднимаю бедра и жду его жесткого вторжения. Но мой зверь со мной еще не закончил. Рамзин толкается внутрь медленно, входя только чуть-чуть, и протяжно стонет, отстраняясь. Я смотрю в его лицо и вижу, как натянулась и побледнела кожа. Как катятся капли пота по его лбу и вискам. Как тяжелеют и опускаются веки, из-под которых сверкают обжигая его глаза, все так же наблюдающие за моей реакцией. Как сжимаются его челюсти, словно он терпит дикую боль.

— Я думала, ты садист Рамзин, а ты хренов мазохист, — выдыхаю я и обхватываю ногами его бедра, желая заставить двигаться глубже и быстрее.

Но это был бы не Рамзин, если бы поддался моему принуждению. Он стонет громче и почти обреченно, но продолжает двигаться невыносимо медленно. Мне кажется, я уже знаю своим чувствительным нутром каждую выпуклую вену на его здоровенном члене. Этот, мать его, рельеф навсегда, наверное, теперь впечатан в мой мозг, и я даже будучи под кайфом или в полном умате не перепутаю его чертов член ни с одним другим. Переплетаю ноги сильнее и с максимальным усилием толкаюсь навстречу. Но эта самолюбивая властная скотина дрожит, хрипит, его член дергается во мне, сводя с ума, но не желает подчиниться и продолжает измываться над нами обоими. Не в состоянии терпеть больше эти пытки я впиваюсь зубами в его плечо. Сильно, без всяких поблажек и практически смакую сладковатый вкус его крови. Разве она не должна быть противной, соленой и с запахом и вкусом железа? С настоящим наслаждением облизываю плоть, зажатую моими зубами, не ощущая даже намека на отвращение или какую-то неправильность. Рамзин издает какой-то сдавленный рёв и, сорвавшись, начинает врезаться в меня жестко и до предела. Достаточно нескольких его движений, и я захлебываюсь в своем экстазе. Это настолько интенсивно, что я даже кричать не могу, настолько сводит спазмами каждую клетку моего тела. Только впиваюсь еще жестче и зубами, и ногтями, подаваясь ему навстречу так неистово, будто хочу, чтобы он врос в меня. Рамзин проталкивается через мой оргазм к своему собственному, вцепившись в мои бедра так, будто, под его пальцами должна лопнуть моя кожа. Его последние толчки просто сокрушительные, и они растягивают мой финал, возвращая пульсирующие волны снова и снова, и, кажется, я уже просто забываю, как дышать, когда мой зверь, наконец захлебнувшись последним отчаянным хрипом, останавливается. Его тело содрогается надо мной и обрушивается всей тяжестью, продолжая посылать в меня затухающие содрогания. Черт, вот теперь я точно сдохну от удушья. Потому что все мои мышцы обратились волшебным образом в жидкость, а кости в резину. Всегда прикалывалась над такими красочными сравнениями в книгах. И вот теперь вынуждена в, судя по всему, последние мгновения моей никчемной жизни признать, что тот, кто это писал, наверное, трахался с этим зверюгой. Ну или с кем-то вроде него. Рамзин же перекатывается на постель и со стоном поднимается, направляясь в ванную. Везет же всяким упырям. Они способны после такого еще и ходить. У меня же есть силы только перевернуться на живот и уткнутся в подушку. Но оказывается упыринная выносливость распространяется гораздо дальше, чем просто хождения после секса. Я уже почти вырубилась, когда матрас прогибается, и к моей спине прижимается прохладное, мокрое тело. Я возмущенно мычу и хочу столкнуть мерзавца.

— Отвали, Рамзин! — бормочу я.

Но эта сволочь, видимо, обожралась виагры, потому что нагло вклинивается, раздвигая мои ноги своими бедрами, и к моей заднице прижимается его абсолютно