Вивьен Уэстлейк - Маркиз на Рождество (ЛП) Страница 12

Лед утолит жажду, а еще помешает ему говорить. Она вдруг испугалась того, что он может сказать. Чувство в его взгляде было слишком похоже на желание, которое испытывала она сама. Но он был незнакомцем. Прекрасным, сумрачным, обворожительным незнакомцем, который рисковал ради нее жизнью и о котором она, однако, не знала почти ничего.

Обстоятельство, которое можно исправить. Нет. О чем она только думает? Он ранен, дезориентирован, и кто знает, за кого ее принял — за жену, за любовницу? Живот скрутила острая боль. Вдруг у него есть любовница? О наличии жены она уже размышляла, но о любовнице подумала только сейчас.

Он был мужественным красавцем с телом, которое любой скульптор почел бы за честь изваять в камне. Она видела его целиком, до последнего грешного дюйма, и ей становилось дурно от мысли, что это тело услаждала какая-то другая женщина.

— Вам или джентльмену нужно что-то еще, миледи?

— Разве что немного бульона. Проследи, пожалуйста, чтобы он был теплым, но не горячим.

Мириам поставила поднос со льдом на стол и, сделав реверанс, удалилась.

Мужчина потер виски, а когда Мириам вышла, повернулся к ней.

— Воды, — расслышала Вайолет, однако его глаза просили о чем-то еще.

Она сунула ему в рот кусочек льда. Он стал рассасывать его, по-прежнему не сводя с нее взгляда, и Вайолет ощутила, как от ушей к животу поползла горячая волна. Впору забеспокоиться, не подхватила ли она от него лихорадку.

Глупой части ее существа не терпелось выяснить, есть ли у него жена или любовница. Она закусила губу. Не об этом должен быть ее первый вопрос. К тому же он так ослаб, что лучше ему вообще не разговаривать.

Она запечатала его рот ладонью.

— Сэр, постарайтесь не разговаривать. Вы изнурены и охрипли.

Не успел он открыть рот, чтобы возразить, как она накормила его новой порцией ледяной крошки.

— У вас жар. Вы должны отдыхать.

Лоб его был по-прежнему горячим. Непростая предстояла ночь, если жар не спадет. Но уже хорошо, что он очнулся.

Вайолет встала, собираясь убрать одеяло и уйти, оставив его под простыней, но он успел дотянуться до ее руки.

— Нет. — Под его взглядом она снова оцепенела. — Не уходите. — Он говорил сиплым, чуть слышным шепотом, но то был приказ, а не просьба.

— Хорошо.

Она убрала одеяло в сторону, стараясь не задевать его бедра, и придвинула к кровати стул. Их разделял лишь фут, а казалось, что намного больше. Каждое движение лишний раз напоминало, что под ней — жесткое сиденье стула, а вокруг — прохладный воздух.

Ей не хватало тепла его тела.

— Хотите, я допою песню до конца?

Он кивнул, и она спела два последних куплета. Потом дала ему еще льда и завела новую песню, грустную балладу об ушедших в плаванье моряках.

Тихонько напевая, она протирала кусочком льда его лицо и плечи. Вскоре он смежил веки. С минуту поворочался и заснул.

— Миледи, — шепнула из-за двери Мириам. — Вот бульон и немного хлеба.

Вайолет приняла из ее рук тарелку и, стараясь не шуметь, поставила ее на стол.

— Принеси мне корзинку для рукоделия и его сюртук и брюки.

Надо заняться чем-то полезным, коль скоро ей не хочется от него уходить.

Он проспал два часа, потом опять заметался. Он больше не заговаривал, только при каждом движении невнятно стонал от боли. Кое-как она скормила ему несколько ложек бульона и дала порцию лауданума, от которого он впал в полное беспамятство, но зато крепко заснул. Она протерла его льдом еще раз, потом позвала Салли и попросила ее подменить.

Поразмыслив немного, Вайолет ушла в свою комнату. Села было за секретер и начала письмо своему брату Вестли, но после же первой строчки остановилась. Она не знала, что написать. То и дело ее мысли возвращались к нему.

Рано или поздно она расскажет обо всем Вестли, но не сейчас. Взявшись за столешницу орехового дерева, она дотянулась до ящика, где хранился ее дневник.

Только дневнику она поверяла свои истинные чувства. Перо заплясало по странице, описывая события последних двух дней: ужасное происшествие по дороге от Крофтов и таинственного джентльмена, пришедшего ей на помощь.

Она описала его жгучий взгляд. Чувственный рот, искушающий ее всякий раз, когда она на него смотрела. Тело, пробуждающее в женщине такие желания, о которых стыдно сказать вслух.

В присутствии врача и прислуги можно было сколь угодно притворяться, что она заботится о нем из благодарности за спасение. Но здесь, в уединении спальни, Вайолет могла быть с собой честной. Она хотела его. Хотела его поцелуев, хотела почувствовать, как скользит по ней его тело. С каждым разом, когда он, просыпаясь, смотрел ей в глаза, это влечение становилось все крепче.

Глава 4.

Четыре дня спустя .

Между висками стреляло точно из пушки. Он заскулил и схватился за голову обеими руками, пытаясь ослабить давление внутри. Что случилось? Ему что, уронили на голову наковальню?

Он услышал отдаленный шум, словно кто-то звенел посудой. От этого лязганья молоток в голове застучал сильнее. Будь у него под рукой пистолет, он бы застрелился, лишь бы избавиться от этой боли.

Он закрыл глаза, молясь о том, чтобы шум прекратился. Где же Джеффрис?

— Джеффрис! Останови, наконец, этот грохот! — Камердинер затем и нужен, чтобы следить за тишиной и покоем хозяина.

— Прошу прощения, сэр. Вы звали? — В комнату зашла белокурая девушка и сделала реверанс. В руках она держала поднос с чайным сервизом.

Он не узнал ее. Наверное, новенькая.

— Где Джеффрис?

Девушка непонимающе уставилась на него.

— Я позову миледи. — Она поставила поднос на стол. Чашка с оглушительным звоном задребезжала на блюдце. Он поморщился и потер лоб.

Нет-нет-нет. Не зови сестру. Приведи Джеффриса. Но девушка исчезла так быстро, что поправить ее он не успел.

Через несколько минут в спальне появилась женщина, но не сестра, а незнакомая дама — утонченная, с полными губами и глазами цвета лесного ореха. Когда она заговорила, от мелодичного звучания ее голоса по его коже распространилось покалывающее тепло. Кто она такая?

Это сон. Она уже снилась ему, и не раз. Она склонялась над ним и, напевая, обмывала его полотенцем. Неужели это всего лишь сон?

— Вы проснулись! Как я рада, что вы снова в сознании. — Женщина широко улыбнулась. Зубы ее были белыми и ровными, а кожа — чистой и гладкой. Она словно спустилась с небес.