Кора Брент - Помни меня (ЛП) Страница 12

— Призыв был в 63-м. Вы, должно быть, были очень маленьким в то время.

— Да, мне едва исполнилось четыре года, когда мы уехали из Нью-Йорка. Мерсер был еще в пеленках. Мы сделали это, перебрались сначала поближе к Канзасу, и задержались на год, прежде чем переехать.

— Вы сказали, три сына. Так у вас еще есть брат, — было бы интересно встретиться с мужчиной, который был смесью Джеймса и Мерсера Долан.

— Сказал, — спокойно сказал Джеймс. — Шон был старшим. Канзас и эпидемия холеры забрали его.

— Ох, — смутилась Анника, нахмурившись. — Мне жаль. Я потеряла двух сестер, когда я была моложе. Скарлатина.

Джеймс, казалось, ушел в прошлое. Поводья ослабли в руке, и он задумчиво смотрел вдаль. — Вы знаете, что река Хассаямпа во время полноводья, склонна к застою? Плодит комаров. Через шесть месяцев после нашего приезда была вспышка малярии. Молниеносно выкосив родных.

— Какой ужас, — сказала она, печально размышляя о нем, таком молодом и в таком странном, неприветливом месте. — Итак, кто присматривал за Вами и...

— Мерсером, — закончил он. — Оказалось нам повезло. Самая храбрая душа запада Миссисипи, Лиззи Пост, приехала на Территорию, настроенная сделать себе имя, женщина-одиночка. Она охраняла одно из первых месторождений и сделала приличные деньги на этом. Теперь она выращивает скот на небольшом участке за пределами города. Лиззи приютила нас и вырастила.

Это чудесная история. Двоих мальчиков-сирот приютила жесткая женщина-одиночка.

— Похоже она чудесная леди.

Джеймс рассмеялся.

— Она такая. Только не говорите ей об этом. Она вроде грубая, но сердце богаче глубочайшей жилы в Скорпионе. Я уверен, что вы с ней встретитесь рано или поздно.

Джеймс Долан оказался хорошим, честным человек. Бесправная противозаконность его брата ему не присуща. Анника размышляла, знал ли он, какой Мерсер на самом деле. Если он это знал, то, видимо, он предпочитал не замечать это. Если не знал, Анника решила, что это было не ее делом сообщать ему.

— Вы всегда были блюстителем закона? — спросила она с интересом.

— Нет, — медленно признался он. — Эта шахта мощный соблазн. Я провел более года, спускаясь в эту дыру. Отдав часть моих легких. Он замолчал. — Я полагаю, что, возможно, я дольше проживу со значком. И хотя он не приносит слишком жирного доллара, этого достаточно. Для дома, — добавил он осторожно, и Анника покраснела, уловив его намек.

Небо было почти черным, когда они добрались до школы. Она была меньше, чем в миле за пределами города, но, казалось, уютный свет казался за границами мира. Затем Анника услышала треск выстрела с той стороны, и она была рада быть от этого подальше.

Джеймс зажег фонарь и посмотрел на нее с сомнением, пока она рассматривала единственный класс в школе. Бревенчатые стены пахли свежестью, и хотя внутри не было никакого оборудования, Анника была довольна. Она смогла хорошо представить себе преподавание в этом классе. В нескольких десятках ярдов располагалась узкая пристройка, с красноречиво вырезанным месяцем на двери. Небольшое соседнее помещение должно было быть ее квартирой. Она была пустой, только с канатным остовом кровати, без матраца. Большой, жутко выщербленный умывальник и одиночный фонарь, были единственной обстановкой в комнате. Джеймс извинился за недоделки и пообещал, что это ненадолго.

Он поставил чемодан в комнату и тихо рассматривал Аннику, пока она расхаживала по комнате, стремясь придать немного домашнего уюта.

— Анника, вы уверены, что вы бы не хотели разместиться у Свиллингсов? По крайней мере, до тех пор, пока это место более-менее удовлетворительно обставят.

— Нет, — в тот же момент ответила она, чувствуя глубокое и необъяснимое удовольствие от новой обстановки. — Нет, спасибо, Джеймс. Я предпочитаю остаться здесь. Таким образом, я смогу сразу увидеть школьников. Надеюсь, дети могут прийти завтра?

Он кивнул. — Когда разнесся слух, что вы приехали, то да. Родители Раздор-Сити заждались, и не захотят тратить время на знакомство.

Аннику это удовлетворило. — Хорошо. Тогда я с удовольствием останусь здесь.

Джеймс знал, где были удобства. Он наполнил ведро и умывальник, а потом неловко спросил Аннику, не хотела ли бы она, чтобы он ненадолго остался.

Если бы она была честна, то она призналась бы себе, что хотела, чтобы он остался. Но даже с отсутствием приличий в Раздор-Сити, это было бы не уместно. Она хотела обмыться, по возможности лучше, и освободиться от пытки своего заточения в китовый ус. (прим. при изготовлении корсета использовался настоящий китовый ус. Использование китового уса в конце XIX века стало редкостью из-за дороговизны и значительного уменьшения китового промысла). Она не могла хорошенько это сделать, пока городской маршал торчал в нескольких метрах поблизости.

Прежде, чем он уехал, Джеймс принес что-то из брички.

— Вы знаете, как им пользоваться? — спросил он.

Это было винтовка-винчестер похожий на тот, который был у Эбсона, но с желтым металлом. Джеймс назвал его «Бронзовый мальчик».

— Я умею стрелять, — заверила его Анника, с признательностью.

Перед отъездом Джеймс Долан повернулся к ней с истинной откровенностью: — Раздор-Сити повезло, что появились Вы, мисс Анника Ларсон. Каждый будет рад Вашему присутствию, — его голос упал на октаву, и он встретился с ней взглядом. Он не увиливал и не выкручивался, как поступил бы другой. Он смотрел на ее твердо и прямо. — Я рад, что Вы приехали.

Она почувствовала, как горячий румянец залил щеки: — Спасибо, Джеймс.

После горячего обещания вернуться утром и помочь с подготовкой школы, Джеймс пожелал ей спокойной ночи. Анника закрыла дверь, сразу же ощутив нехватку его присутствия.

Тем не менее, она была рада возможности очутиться в собственном уюте после стольких часов пыли, страха и однообразия. После нескольких минут поисков, она нашла драгоценные квадратики лавандового мыла, которые были тщательно упакованы в чемодан перед отъездом из Висконсина. Их надо было использовать экономно, но Анника решила, что после такого трудного дня позволит себе немного удовольствия.

Было уже совсем темно, и освещение только от одного фонарика. Она закрыла одинокое квадратное окно в учительской, неровно завесив подъюбником, и начала раздеваться. Ее ребра вздохнули с облегчением, когда она распустила корсет. Это было постоянным источником досады Мари Ларсон, что ее дочь никогда не позволяла затягивать его так сильно, как необходимо. Для Анники это попахивало варварством, из-за этой моды было трудно дышать.