Не кричи...(СИ) - "Изменяя_реальность" Страница 13

— Эй, шериф! — окликаю женщину уже на пороге. Останавливается, вглядываясь в темноту моей камеры.

Хочу сказать какую-нибудь сальность, но в голову отчего-то ничего не лезет. Может, выпивки попросить?

— Да, Рамлоу?

— Спокойной ночи! — выдавливаю вместо требования подать бухло.

Морелли кивает, и исчезает за дверью. Спокойной ночи? Серьёзно?! М-да… Парень, ты только что облажался.

***08.20.2018 6:09 a.m

— Кофе будешь? — раздаётся где-то над головой, и я подскакиваю на нарах.

Ещё несколько секунд знатно торможу, пытаясь понять, кто со мной разговаривает и где я нахожусь, черт возьми. Помотав головой, припоминаю прошедшую ночь.

— Который сейчас час? — сажусь, отирая ладонями лицо.

— Ранний. Кофе с сахаром?

— Три кусочка. А так можно было? — удивляюсь, соображая, не шутит ли Морелли. — Чего не дома в тёплой постельке с муженьком?

— Можно было, — протягивает мне кружку с эмблемой рейнджеров, полную почти до верха.

На часах шесть утра. Значит проспал всего пару. Я так замотался за истекший день, что вырубился и не услышал, как она вернулась. Морелли опирается бедром о край рабочего стола, скрестив ноги, и прищуриваясь, пьёт кофе. Вид у неё такой же помятый, как и у меня. Хотя надо признать, её это нисколько не портит. Интересно, сколько лет ей, ну так, навскидку? Не тридцать. И не под полтинник. Лет тридцать семь? Сорок?

— Так чего тебе не спится, ищейка? Раннее утро ведь. Нежилась бы ещё с муженьком, а не пёрлась на работу…

— Не твоё дело, — отмахивается, пряча зевоту в кулак.

Не выспалась. А ведь и правда, чего ради бежать на два часа раньше на работу, когда можно поспать. И кофе этот ещё… Может, прозвучит глупо, но я не припомню, чтобы кто-то подавал мне кофе в постель. Пусть и тюремную. От кружки поднимается манящий воображение аромат.

— Шериф, мне надо совершить утренний ритуал! — делая глоток крепкого, сладкого кофе, понимаю, что проснулся не только я, но и стояк и надо бы как-то добраться до туалета.

— Попробуешь удрать, я тебя пристрелю без раздумий на месте, — предупреждает она, отпирая дверь камеры, — на вот… Полотенца там есть. Бумажные.

Протягивает новую зубную щетку, тюбик пасты и мыло. И меня снова выносит. Я застываю на пороге, подбирая слова. Любые. Цензурные, нецензурные — не важно. Лишь бы не выглядеть так, будто язык проглотил.

— Я подумала, тебе пригодится, — пожимает плечами, кивая в сторону узкого коридора, — тебе туда, первая дверь налево. На окнах решётки, черный выход в другой стороне, так что сразу говорю — удрать не получится. Будь умницей, приводи себя в порядок и возвращайся в камеру, и мы поговорим…

В мутном зеркале над раковиной в туалете отражается не бритая, помятая физиономия. Наспех привожу себя в порядок, перекатывая во рту мятную пену. С чего вдруг такая забота? Чем это я заслужил к себе человеческое отношение, да ещё и в тюряге? Ну, ладно, не в тюряге, а в изоляторе временного содержания. Не понятно и интригующе. Чёрт бы побрал торчащие во все стороны, дико вьющиеся волосы. Кое-как сладив с причёской, возвращаюсь в зал. Шериф неотрывно смотрит несколько секунд, чему-то ухмыляется, и кивком головы отправляет меня обратно в камеру.

— Рассказывай, красавчик, куда и зачем ты едешь? Я ведь не поверю, что ты просто покататься из Вашингтона до Мексики надумал, — замок с грохотом запирается за моей спиной.

— Ну, не поверишь… А дальше — что? Досье на меня ты уже видела. Кто я — знаешь. Я ничего не натворил, так что задерживать меня не имеешь права дольше суток, — потягивая кофе, рассматриваю её в ответ.

— Я ещё твою машину не обыскала на предмет наркотиков. Через пару часов приедет кинолог, вот тогда и поговорим, — словно опытный дуэлянт, отбивает мою пробную атаку, равнодушно глядя поверх своей кружки с кофе.

— За какие грехи ты решила меня придержать в стойле? — уточняю. — Симпатии я у тебя не вызываю, правонарушений на мне нет…

Шериф смотрит так, что мне становится не по себе. Словно видит насквозь. Этот чертов проницательный взгляд заставляет нервничать. Я невольно тяну пальцы к затылку, проверяя, как заживает ранка. Фигня, бывало и намного хуже, но мой непроизвольный жест не остаётся незамеченным.

— Я надеюсь, что мне не нужно вновь заковывать тебя в наручники?

— Смотря для чего, — ухмыляюсь, откровенно не понимая, к чему она клонит.

— Сядь на скамью ко мне спиной, прижмись к решётке, осмотрю, как заживает.

— Да нормально, как на собаке заживает, — отмахиваюсь, понимая, что робею.

Неожиданный поворот, признаться. Нет, меня и молодые медсестрички осматривали, и врачи лапали, и просто много барышень, но почему-то это меня ещё ни разу так не смущало. Чувствую себя круглым дураком, если честно и не знаю, куда себя деть. Под взглядом шерифши замираю, как олень в свете автомобильных фар — бери и стреляй, как в тире, всё равно не убегу. Какого хрена со мной творится?

—Давай уже, собака, садись на скамью. Больно не будет, крутой мужик, — смеётся, спокойно дожидаясь моего подчинения.

Её уверенность в своих силах поражает. Невозможно не отметить, что сей факт здорово сбавляет градус моего бешенства и интригует до потери здравого смысла, чего уж там. Как такая маленькая, мягкая, физиологически более хрупкая и физически слабая женщина справится, если я решу выйти отсюда во что бы то ни стало? Только если пустит мне пулю в лоб.

— Очень смешно… — фыркаю, упирая руки в бёдра, не желая подчиняться.

Смотрит на меня, как на ребёнка, с иронией, теплом и пониманием, и я не знаю, куда от этого взгляда спрятаться. Что за чертовщина тут творится? Внутри вскипает гнев и желание бороться, сопротивляться этой трясине. Не нужно мне твоё понимание, уж точно не сейчас! Но бороться фактически не с чем. Не будешь же ты размахивать руками, чтобы избежать предложенной помощи. Настойчивый взгляд заставляет выполнить просьбу. Женские руки ложатся на плечи, ненавязчиво притягивая к решетке, и этот дикий контраст между холодом железа и теплом человеческого тела убивает. В спину больно упирается перекладина, давя на позвоночник, но сижу, не шевелясь, пока шериф что-то там делает.

— Откинь голову назад, мне так ничего не видно. Ну и густые же у тебя волосы… — слышу приглушенное сопение.

Повинуюсь, замирая внутренне — всего одно движение, и она перережет мне глотку без особых проблем. Я бы воспользовался таким моментом. От этой мысли покрываюсь мурашками, собираясь в комок, готовясь отразить нападение. Невольно задерживаю дыхание, как вдруг… Лёгкое прикосновение вновь выбивает у меня почву из-под ног, вышибая вон дух. Тёплые пальцы касаются горла чуть выше кадыка, под челюстью, поправляя положение головы, и я вздрагиваю. Морелли задумчиво бормочет мне в затылок:

— Не напрягайся, я не кусаюсь.

— Зато я кусаюсь.

— Намордник надену, — угрожает, копошась во влажных от воды волосах.

Вновь поправляет положение головы, фиксируя двумя руками, легонько касаясь пальцами скул. Ощущение заставляет задрожать всем телом и прикрыть глаза. Нифига себе, какой кайф! Всего-то — в моей дырявой башке порыться, в волосах пошерудить чего-то там, и я уже готов забыть про пущенных по следу гончих и про свою самовыдуманную миссию спасения приюта.

— Бля, я щас нассу в матрас, — выдаю внезапно, охренев от самого себя, пока шериф всё ещё ищет вшей, не иначе.

— Всё, жить будешь, правда не знаю с кем, — снова хлопает по плечу, заканчивая осмотр.

Я продолжаю сидеть, не шевелясь и идиотски улыбаясь, будто только что получил самый сладкий минет в своей никчёмной жизни.

— Так, зачем ты едешь в Мак-Аллен, Рамлоу?

— В приют Пресвятой Девы Марии. Я уже говорил. Я там вырос.

— Едешь грехи замаливать?

— Типо того. Знаешь, Морелли, бывает время разбрасывать камни, а бывает время их собирать. Вот, я еду собирать, — поясняю, садясь на нары на турецкий манер.

Разбитое когда-то при неудачном десантировании левое колено неприятно щёлкает, но ничего не поделать, трудности жизни всегда были и есть в быту солдата удачи. Переживём.