Преданная. Невеста (СИ) - Акулова Мария Страница 13

Мой самонакрут разрастается, Лиза все громче сопит за спиной, но все разом обрывается вместе с резкой вибрацией мобильного телефона. Я читаю «Вячеслав Тарнавский» и вижу фото бойцовской собаки на весь экран.

Со времен его обучения на этом же факультете длительность пар и перерывов не изменилась. Так чего же он звонит мне после начала?

Быстро жму на кнопку громкости, убирая звук.

— Да чего ты, бери, — не реагирую на Смолину, которой вообще должно быть всё равно.

Она берет в руки наш лист и делает вид, что изучает. А я думаю о звонке. Это по работе что-то? Или он понял, что я обиделась?

А я обиделась?

— Я, кстати, немного про твоего поузнавала…

Смолина специально растягивает слова, а меня как пощечинами бьет. Оглядываюсь на нее.

— Тебе заняться нечем? Почему ты просто не оставишь меня в покое, Лиза? Что за мания?

— Не мания, зай. Любопытство. — Лиза разводит руки, тут же забывая о задаче. Если мы не решим — на ровном месте потеряем по пять баллов. Стоило бы, но… — Он у меня подругу увел, испортил. Была нормальным человеком, а стала… Мне было интересно, что же с моей Юлей дальше…

Мне надо рявкнуть, что это не ее дело, но я сглатываю ком и задаю вопрос предельно тихо:

— Что?

По выражению вижу, что дарю Лизе маленький триумф. Подруга подается ближе.

— Ну то, что он взяточник, ты и без меня знаешь. Значит, может сесть.

Она произносит с наслаждением. А я молчу о том, что у ее отца возможностей сесть не меньше. Но он меня не портил, конечно же.

— Но ладно еще будь он просто преступник. Он же и как человек то еще дерьмо.

— Лиза… — мое предупреждение Лизу не тормозит. Я вижу, как ярко горят глаза. Она носила это в себе долго. Выплеснет, хочу я того или нет.

— Он очень корыстный, Юля. Идет по головам. Пользуется людьми. Пока контакты полезны — хранит их, как только перестают быть такими — избавляется. Держит полезных придурков как на поводке, а потом…

— Прекрати, — я прошу так же тихо, чувствуя, как на шее сжимается удавка. Я не хочу это слушать. Отторгаю «отраву», сужая поры.

— Из последнего — мутил с прокуроршей.

Пульс ускоряется. Я Лизе этого не говорила. Значит, она правда узнавала. Хочу зажать уши, но всего лишь тянусь за листом с задачей.

— Через нее получал доступ к интересующим его уголовкам. Иногда через нее же организовывал нужные аресты счетов и имущества. Юзнул и выкинул. Ты знала?

Жмурюсь.

Когда открываю глаза — экран моего телефона снова горит его именем и изображением с бойцовской собакой. Сейчас я куда отчетливей вижу на ее перчатках и вокруг рта кровь. Это потому, что он рвет безжалостно?

— Так что ты особо уши не развешивай, подруга. Лучше бы к Игорю присмотрелась. Я тебе с самого начала говорила…

— Я не просила мне говорить, Лиза. Спасибо. Я была бы благодарна, если ты просто от меня отстанешь…

Собрав все силы в кулак, прошу. Стараюсь не транслировать взглядом ничего, кроме спокойствия. Получается ли — не знаю.

Но Лиза снова обижается. Фыркает.

Хватает лист, я выдергиваю.

— Мы обе знаем, что мне лучше подумать, а тебе не мешать.

Моя грубость содержит высокую концентрацию правды. Мы правда обе это знаем.

Я сжимаю виски пальцами и вчитываюсь в текст. Сама с собой спорю. Отбрасываю. Снова возвращаюсь.

Когда на телефон приходит сообщение — не сдерживаюсь и тянусь за ним. Читаю: «Я заеду за тобой».

Это не похоже на просьбу, только и забота в приказной форме сегодня уже не заводит.

А что, если я не хочу?

Однокурсники потихоньку начинают зачитывать свои фабулы и предполагать решения. Я злюсь, потому что очередь все ближе, а уверенности нет.

Слава сбивает. Лиза торопит.

Всё… По одному месту.

Когда приходит время отвечать, ляпаю:

— Злоупотребление, — и вижу, как разочаровываю преподавателя.

Он улыбается, но на исход это не влияет:

— К сожалению, состава здесь нет, Юлия. Это была одна из самых сложных фабул. В ней описано несовершенство законодательство. Привлечь за некоторые действия не удастся при всей преступности их природы и этим активно пользуются.

Я даже не дослушиваю. Все валится на голову скопом.

Лиза шипит в затылок что-то недовольное. Обвиняет меня в том, что мы потеряли баллы.

В ведомости карандашом нам выводят не пятерки.

Я тянусь за телефоном, чтобы написать Славе, что вечер он тоже может провести в кругу близких, но взяв в руки, вижу сообщение: «В семь на точке».

Закрываю глаза.

Сообщению от Смолина я почти радуюсь. Сегодня оно значит для меня одно: не придется фантазировать и оправдываться. На вечер планы. Встретиться с судьей я не смогу.

Глава 11

Глава 11

Юля

«Точка» встречает меня пока что незримым присутствием ненавистного человека впервые за три недели.

Когда в стране не было Славы, не было и необходимости для встреч со Смолиным.

По приезду Тарнавского я под судейскую диктовку тем же вечером написала Лизиному отцу сообщение с «отчетом». Я вообще почти все теперь делаю под судейскую диктовку. Раньше не задумывалась об этом, а сегодня… Как-то сильно.

Я отчетливо помню, как Слава стоял за моим плечом, мы вдвоем внимательно смотрели в экран моего мобильного. Его губы складывались в слова, тон убаюкивал мою бдительность своей уверенностью. Я символ за символом перепечатывала каждое, нужное ему. Он каждое же сверял.

Тогда мне казалось это заботой, сейчас же в голове почему-то крутится слово «контроль».

Я спрашивала у Славы про отношения с Леной-прокуратурой. Он ответил, как тогда казалось, легко и искренне: они друг другу нравились, они попробовали, потом он влюбился в меня, не захотел лицемерить и прекратил отношения. Там не было ни слова о том, что отношения с ней были для судьи полезными.

Тогда его объяснение даже потешило мое самолюбие. А теперь новые неотвеченные вопросы летят зерном сомнения в благодатный грунт.

Лиза его ненавидит. Даже сама этого не скрывает и оглашает причину: потому что увел у нее меня. Но где заканчивается ее безосновательная злость и начинается объективность? Или я просто обижена, а объективности в словах Лизы в принципе нет?

Я же хорошо его знаю. Вроде бы. Он заботливый. Он внимательный. Он любящий. Он первым делом ко мне примчался с самолета. Целый день не отпускал.

Да, в идеальном, как казалось, полотне, я начинаю замечать зацепки и маленькие дырочки. Но откуда мне знать, что таких же нет в других парах? У мамы с папой. У его мамы с его папой?

Так, ладно… Неважно. Хух.

Я замыкаю входную дверь и прохожу вглубь не своей квартиры.

Притормаживаю прежде, чем завернуть в гостиную. Сжимаю-разжимаю кулак. Несколько раз смаргиваю, чтобы отбросить лишние сейчас мысли.

Я написала Тарнавскому, что забрать меня не получится. Не знаю, насколько он был недоволен таким развитием, но не спорил.

Возможно, потому что нет ничего важнее нашего дела. Даже маленькие ссоры и обиды притирающейся пары.

Что говорить Смолину сегодня я тоже знаю. Моя черепушка до отказа наполнена судейскими шпаргалками.

Поймав рабочий настрой, прокашлявшись и шагаю в комнату.

Руслан Викторович Смолин сидит на девственно чистом молочного цвета диване. Отрывается от телефона и проезжается взглядом по мне.

Хмурится и сканирует. Я не переживаю, потому что это обычная его манера. Мужчина откладывает мобильный. Я шагаю глубже в комнату.

Все стандартно. Все по плану. Но по рукам все равно бегут мурашки.

Я его не боюсь, но мне неприятно.

А еще я впервые за долгое-долгое время снова думаю о шаткости своего положения. Я же больше не марионетка, правда же? Я не просто сменила руки кукловода?

Мысли прочь. Веду с нажимом по плечам и направляюсь к высокому стулу возле каменной столешницы острова.

– Прохладно, нет? – Спрашиваю нейтральным тоном, играя в расслабленность.