Лора Касишке - Вся жизнь перед глазами Страница 13

Диана подправила всего одно предложение: «Бетани Мэри Энн Элизабет ненавидит контрольные по математике и терпеть не может биологию, потому что это скукотища».

Пожалуй, не стоило этого писать. Диана и без того уже замечала, что сестра Беатрис относится к их семье с некоторым подозрением — еще бы, ученый и художница. Эмма ходила в начальную школу Фатимы при монастыре Богородицы, единственную в округе школу для девочек. В Бриар-Хилле хватало государственных школ, но обстановка в них оставляла желать лучшего — к наркотикам все уже привыкли, чего не скажешь о проявлениях насилия — не частых, но оттого не менее жестоких, — которые пугали многих родителей, вынуждая отдавать детей в немногочисленные частные школы. Школа Фатимы переживала самый настоящий бум, сопоставимый разве что с популярностью пятидесятых. Здесь учились и девочки из некатолических семей, и такие дети, как Эмма, — не принадлежащие ни к одной из конфессий.

Пол не интересовался религией. Он верил только в человеческий разум. Его занимали совсем другие вопросы. Как действует наш мозг? В какой миг угасает сознание? Если независимость мышления — зло, то как быть со свободой воли?

Диана ощущала смутную склонность к религии. Особенно часто это чувство посещало ее в сумерках, когда ей начинало казаться, что что-то такое существует и, найди она нужные слова, могла бы с этим нечто поговорить. Но жизнь лишила ее духовного наставника. Мать никогда ни словом не упоминала о вере в Бога и даже если имела какие-то мысли о том, что было до создания этого мира и что будет после того, как он исчезнет, то держала их при себе. Церковь, Библия, Иисус — все эти вещи представлялись Диане, если той случалось изредка над ними задуматься, немного пугающей экзотикой. Мистика. Ритуалы. Тайны. Туман, красный бархат и запах специй. Черного перца, ванили, майорана… Эта ассоциация — непостижимая вера в Бога и пряный аромат специй — возникла у нее одним воскресным утром, когда в бакалейной лавке она увидела девочку в белом кружевном платье с вуалью на голове, которая стояла рядом с матерью, пока та выбирала приправы.

Девочка была не старше Дианы, одетой в тот день в комбинезон и клетчатую ковбойку. Она тогда увлеклась историями о жизни на ферме. Видеофильм, который ей принесла мама, она смотрела каждый вечер, пока та читала свои журналы. Его главная героиня носила комбинезоны, доила коров, жевала травинки, и Диане страстно захотелось быть на нее похожей.

Пока она не увидела эту девочку в бакалее.

Должно быть, Диана уставилась на нее слишком пристально, потому что девочка, глянув из-под своей вуали, сказала: «У меня сегодня первое причастие».

Диана даже не знала, что это такое, но вдруг ощутила, как у нее внутри словно бы открылось окошко и внутрь вместе с запахом гвоздики проскользнула частичка тайны. Потом ее окликнула мать, и окошко захлопнулось.

Она вообще не думала о религии до старших классов школы, когда подружилась со вновь обращенной христианкой. Ей уже исполнилось шестнадцать, и она успела глубоко погрузиться в мир пороков и совершить такие мерзкие поступки, за которые, как она считала, нет и не будет прощения от самого милосердного Бога. О том, что такое грех, она имела самое туманное представление, но не сомневалась: ей следует держаться в тени, потому что Бог если и наблюдает за людьми, то вряд ли улыбнется, глядя на нее.

Морин никогда не пыталась обратить Диану в веру, зато часто рассказывала об Иисусе, о том, что он всех любил и прощал и сам принял смерть за людей. Она говорила об этом с поразительной простотой и задушевной искренностью, вызывая у Дианы боязливую зависть. Когда темноглазая, с длиннющими ресницами Морин начинала рассуждать об Иисусе так, будто видела его на самом деле, Диана уже не удивлялась, что мать запретила ее подруге ходить в церковь. После крещения Морин действительно словно заново родилась.

Повзрослев, Диана пришла к выводу, что смутное беспокойство, окрашивавшее ее мысли о Боге, уходило корнями в тот самый детский страх, что внушали ей туман и красный бархат. Подобно церковной свечке этот страх продолжал тихонько мерцать в глубине души, где-то совсем рядом с сердцем, там, где пульсирует кровь и гнездятся предчувствия, в месте, никогда не внушавшем ей доверия, хотя и бывшем частью ее естества.

Порой Диане чудилось, что сестра Беатрис, вечно одетая в длинные черные балахоны, из-под которых едва выглядывали лицо да пухлые белые руки, свидетельствовавшие о последней слабой связи с плотским миром, видела ее насквозь, включая этот изъян, наверняка причисленный ею к списку грехов. Но Диане было все равно, она не испытывала ни стыда, ни страха. Просто ей казалось, что за ее жизнью постоянно наблюдает чужое равнодушное око.

Если бы ее попросили выразить свои чувства одним словом, Диана назвала бы их безнадежностью. Нечто подобное испытываешь, когда в вечерних новостях показывают, как из потерпевшей аварию машины извлекают тело водителя или как из разрушенного здания вытаскивают на носилках потерпевших.

В любом случае прятаться ни к чему.

Если мир желает раскрыть твои секреты и жаждет поглазеть на твой труп, кто ему помешает?

Впрочем, именно из-за сестры Беатрис Диана слегка подредактировала дочкин рассказ, заменив дерзкое предложение на вполне лояльное: «Бетани Мэри Энн Элизабет любит контрольные по математике и биологии не так сильно, как мороженое».

Сложив распечатку вчетверо, Диана убрала листок в рюкзачок Эммы.

Они пошли в бутик в центре города и прокололи себе уши в нескольких местах…

По три крошечные рубинового цвета стекляшки в левое ухо и по три блестящих фальшивых бриллианта в правое.

На улице они по очереди внимательно осмотрели друг друга. Сияло солнце, отражаясь от хрома и чисто промытых окон машин, стоящих у тротуара или катящих мимо.

На асфальт ложились слепящие полосы света, словно автомобили посылали им вслед серебряные стрелы. Девочки — в босоножках, шортах и коротеньких топиках — храбро шагнули прямо под дождь из стрел. Волосы они заправили за уши, открывая взорам свои сверкающие драгоценности, рассыпавшие вокруг головы искристые блики, похожие на хоровод веселых коротеньких мыслей.

«Очень хорошо! — нудно скажет мать одной из них, когда увидит украшение. — Как раз то, что нужно каждой девочке. Еще несколько дырок в голове».

Был первый день летних каникул.

Утро выдалось хмурое. Гроза прошла, но небо затянули тучи, а скользкие улицы густо усыпала мокрая зеленая листва. Полусонная Эмма тихо сидела в мини-вэне рядом с Дианой, усадив на колени Бетани Мэри Энн Элизабет. Кукла была дорогая — в белом кружевном платье, с белокурыми волосами и яркими голубыми глазами, которые закрывались, когда ее укладывали на спину или когда она сама падала ночью на пол с кровати спящей Эммы. Ее подарила внучке мать Пола. Кукла улыбалась застывшей и, по мнению Дианы, слегка глуповатой улыбкой.