Шахразада - Хасиб и Царица змей Страница 13

Его подданными были змеи и слоны, киты и гигантские ящерицы, птицы, которых глупые человечки называли птицами Рухх, и рыбы, обитавшие в глубоких водах и никогда не видевшие солнечного света. О, Повелитель гигантов лучше многих представлял, что значит – править такими разными существами. Что их распри более чем страшны, что их расположение завоевать более чем непросто, а предательства можно ожидать во всякий миг. Но в то же время они, гиганты, признав над собой чье-то главенство и почувствовав сильную руку, становятся послушными и, что куда важнее, безгранично преданными.

Некогда так, с клятвой верности, восходил на трон Повелителя его отец, так из рук отца принимал бразды правления он, Великий Пернатый Змей, Кетсалькоатль. И каждый раз гиганты, все, какие есть – звери и птицы, ящерицы и змеи, чудовища и монстры, – приносили высокую клятву верности, вручая попечение о своих жизнях ему, их Повелителю.

Никто не знает, сколь длинна жизнь Повелителя гигантов, никто не знает, смертен он или бессмертен, никто не может даже представить, сколько сил даровал ему Владыка миров и даровал ли вообще. И точно так же никто не ведает, почему и когда на трон восходит новый Повелитель.

Он, Великий Пернатый Змей, взошел на трон в тот день, когда ему велел принять бразды правления его отец. Сам же отец никогда не рассказывал, почему он стал Повелителем и кто передал ему власть. Кетсалькоатль благоговел перед отцом – и потому, не колеблясь ни секунды, исполнил повеление.

Теперь подходило его время передать трон и власть над гигантами. О, у него еще хватало сил на то, чтобы защищать своих подданных, беспокоиться о них и наслаждаться их опекой. Но следовало все же подумать и о наследнике. Или, быть может, наследнице. Ибо среди Повелителей никогда не было пренебрежения дочерьми – их обучали столь же усердно, как и сыновей, а колдуньи их них получались даже лучшие, чем колдуны из их братьев. Ибо девичье усердие зачастую значит куда больше, чем даже самый светлый юношеский разум.

Сейчас все они сидели здесь – девять дочерей и восемь сыновей Кетсалькоатля. Они точно так же, как и он в свое время, были полны почтения к отцу. Удивительным было бы их непочтение или неповиновение (хотя он, Пернатый Змей, знал, что многие властители ждут подлостей в первую очередь именно от детей).

– Дети мои, – прогремел голос Повелителя в тишине древнего зала. И этот громоподобный глас отразили каменные стены и колонны. – Должно быть, вы удивились, услышав мой призыв. Но еще более вы можете удивиться сейчас, узнав, зачем именно я собрал вас в этом поистине прекрасном месте.

– Что же в нем прекрасного? – вполголоса сказал Метчтли своей сестре Анаис. – Просто руины, которые были старыми еще тогда, когда наш старший брат лишь научился ходить. Здесь столько песка, что можно засыпать и Великое Серединное море.

– О нет, братец, здесь воистину прекрасно, – ответила она. – Здесь живет магия столь древняя, сколь и могучая. А отец лучше всех нас знает, что же нужно нашему семейству, дабы мы и далее были столь сильны, как сильны сейчас.

– О да, – согласилась с Анаис еще одна сестра, Ананке. – И зачем тратить силы, чтобы укрыться от взоров смертных, если можно просто окунуться в магические потоки и спрятаться за ними?

– Дети… – Голос Повелителя был мощен, но нежен. – Думаю, вы сможете побеседовать и после того, как договорю я.

– Прости, отец, – склонила голову Анаис. Она была самой младшей из детей Кетсалькоатля, самой любимой и балованной, но не могла позволить себе быть непочтительной и непослушной.

Отец улыбнулся дочери. «О, малышке суждено большое будущее. И пусть я не могу пронзить своим взором грядущее, дабы понять, что кому предначертано, но вижу, что ее дух, сильный, но гибкий, будет охранять ее не хуже сотни отчаянных гигантов-телохранителей!»

Увы, это была правда – никому из этого воистину великого рода не было присуще умение предвидеть судьбу. И потому они научились жить так, чтобы удары этой самой судьбы лишь укрепляли их род и удлиняли их жизни, и без того воистину бесконечные.

– Сегодня я вижу здесь всех своих детей и всех своих жен. Это зрелище столь отрадно, что наполняет мое сердце великой надеждой: род наш продлится в веках бесконечно, все вы, мои любимые, будете и дальше жить большой и дружной семьей, радуясь так же сильно, как радуюсь сегодня я.

– Прости мне этот вопрос, добрейший из отцов, но почему ты говоришь так, будто предвидишь скорое расставание со всеми нами?

– К счастью, мальчик мой, я ничего не предвижу. Я лишь высказал надежду на это. Более того, я рассчитываю править гигантами еще множество лет, а быть может, и столетий. И сегодня лишь хочу рассказать всем вам, как буду избирать своего наследника, или, быть может, наследницу.

Вздох облегчения невольно вырвался их уст Анаис. О да, она была младшей, воистину обожаемой дочерью. И к тому же она больше всех любила своего сурового и сильного отца, радуясь каждому мигу, который могла провести у его ног. Именно у отца училась она мудрости властелина и заботливости родителя, именно таким, как отец, мечтала видеть и своего избранника. И потому ее более всех прочих детей Кетсалькоатля тревожило желание отца собрать всю семью в этом древнем дворце.

– Знайте же, дети мои, что я намерен избрать наследника, будущего Повелителя гигантов… Или Повелительницу. Запомните, дети мои, – не указать на кого-то из вас, а избрать того, кто более других, как мне покажется, будет достоин этого высокого имени и этого безжалостного к слабым трона. Им станет тот из моих детей, кто сможет принести на древнем камне нашей семьи жертву. Но это должна быть жертва не обычная, более того, эта жертва должна быть добровольной…

– Добровольной, отец? – Старший из сыновей Повелителя, Вицлипуцли, невольно перебил его.

И Кетсалькоатль кивнул:

– Да, мой друг. Будет это зверь на четырех ногах или на двух, мне все равно. Важно лишь, что он должен быть готов отдать свою жизнь без трепета и страха, без сожаления, гнева или корысти.

– Но это же так просто… – пробормотал другой из сыновей Великого Змея. – Многие из наших близких, да и из врагов, согласятся взойти на этот древний камень без трепета и страха, движимые одной лишь любовью к нам. Или, быть может, желающие отдать свою жизнь подороже. Это совсем просто…

– О нет, мой юный друг, это вовсе не просто – ибо уговорить отдать свою жизнь ты можешь того, кто готов ради тебя на многое, в том числе и на смерть. Но за миг до того, как острое лезвие прольет кровь этого верного друга, его не может не обуять страх. И в этот миг он обязательно спросит себя, стоишь ли ты, отбирающий у него жизнь, этого прекрасного и к тому же не тобой дарованного чуда. А если спросит, то сразу поймет, что ты этого не стоишь – как не стоит этого никто из вас, да и никто в целом мире. Ибо жизнь волшебна и, короткая она или долгая, дается лишь один раз.