Донасьен Сад - Лауренция и Антонио Страница 15

А если ты действительно станешь править Флоренцией… разве сможешь ты возвести на трон ту, что замарала постель твою? Станешь ли вместе с ней принимать почести, воздаваемые народом? Дозволишь ли народу поклониться той, что достойна лишь презрения? Известно, что подданные, любящие повелителя своего, охотно переносят эту любовь и на детей его. Но сможешь ли ты ожидать того же для детей, кои появятся в результате бессчетных связей неверной твоей супруги?

Если флорентийцы обнаружат, что отпрыск Строцци, коему перешла отцовская корона, является всего лишь незаконным плодом невоздержанной похоти матери его, представляешь ли ты, какие последствия будет это иметь для государства? Ты сам готовишь смуту, что низведет род наш до состояния ничтожества, откуда он более не сможет выбраться. Что ж, тогда откажись от честолюбивых замыслов, если не можешь предложить народу, коим желаешь ты управлять, достойную супругу!

Впрочем, что мне за дело до позора, до бесчестия твоего! Изнемогай под тяжестью оков, опутанный злосчастной супругой, люби эту преступную развратницу, почитай ее, и ты получишь в ответ ненависть и презрение к тебе… Стань посмешищем в глазах Европы и изгони из слабодушного сердца своего честолюбие: низость и власть несовместимы, слава и величие не терпят грязи. Но не требуй, чтобы я разделил позор твой. Не воображай, что я помогу тебе скрыть его. Иди один путем бесчестия. Я же отрекусь от недостойного сына… умру один, дабы не посрамить себя потаканием малодушному, не умеющему отомстить за себя.

Притворные слезы придали еще больше выразительности гнусным речам Карло. Антонио сдался. Лауренции подле него не было, а не видя ее, легче было поверить всему, что наговаривали на нее. Отец и сын договорились поручить Камилле отправить преступницу в вечный мрак могилы. Было решено представить смерть ее как результат болезни. Антонио отправится завершать кампанию, начатую под командованием своего дяди, а по возвращении оба брата договорятся о новом браке.

До отъезда Антонио захотел еще раз увидеть свою злосчастную супругу: тайное чувство, кое не мог он подавить в себе, казалось, необоримо влекло его к несчастной жертве злодейства Карло. Но он сумел совладать с ним; отец позаботился о том, не покидая его ни на минуту и не дозволяя последовать голосу чувств. Антонио уехал, не повидавшись с Лауренцией; он удалялся, заливаясь слезами, на каждом шагу бросая взоры на печальный замок, готовый стать усыпальницей для той, которую он все еще любил… той, которая, как никогда ранее, была достойна всех чувств души его.

— Послушай, Камилла, — объявил Карло, убедившись в том, что злодейский замысел его начал приносить плоды, — наконец Лауренция в нашей власти! Способно ли представить воображение твое, что ждет ее теперь? А что думаешь ты об искусстве, с которым я руками сына своего избавился от неловкого подручного, уже давно мешавшего нам? Слушайся же меня, Камилла, и, если хочешь получить достойное вознаграждение, кое я тебе обещал, продолжай служить мне с прежним рвением. Я не стану силой овладевать Лауренцией — подобная победа слишком ничтожна для меня: я заставлю ее молить меня прийти в объятия ее, подарю ей ласки свои только после страстных просьб ее… хочу увидеть ее унижение…

Итак, Камилла, сейчас я тебе все объясню и расскажу, какова будет помощь твоя. Лауренция обожает Антонио, именно через любовь эту, кою тебе надобно всемерно в ней поддерживать, я и заставлю ее отдаться мне. В сердце ее необходимо питать надежду на прощение, и именно ты должна будешь все время разжигать огонь сей надежды.

Мы поместим Лауренцию в замковую тюрьму; скажем, что муж приговорил ее к смерти, мы же единственно из жалости не приводим приговор в исполнение. Лауренция, с минуты на минуту ожидающая гибели своей, будет рада такой отсрочке. Ты же намекнешь ей, что со временем, когда Антонио немного успокоится, можно будет умиротворить его и даже раскрыть истину, дабы полностью оправдать себя в его глазах. Ты попросишь прощения за предательство, ссылаясь на то, что сама была одурачена; одним словом, постараешься снова завоевать доверие ее…

Так как подле нее не будет никого, кроме тебя, то это будет несложно. Ты постоянно будешь напоминать обо мне, выставишь меня в самом лучшем свете, скажешь, что именно я смог бы однажды вернуть ей счастье, помирив ее с мужем. Она станет жаловаться на мои притязания: не осмелившись поведать о них супругу, тебе она признается, — и вот тут, Камилла, я рассчитываю на всю ловкость твою. Прекрасно, скажешь ты, вот и способ разбить оковы: не сопротивляйтесь намерениям Карло, напротив, постарайтесь сами привлечь его к себе своими прелестями и не сомневайтесь, что вскоре он сам приведет Антонио к ногам вашим.

Разжигай же пламя страсти, коей пылает она к мужу, предложи отправлять письма ее и постарайся, играя на любви к сыну моему, добиться полного ее подчинения мне. И тогда наконец я исполню давний замысел свой: она сама, как того и требует мщение мое, призовет меня к себе и отдаст все, лишь бы еще раз увидеть Антонио. Она будет умолять меня стать любовником ее, дабы поскорее вернуться к супругу… Вот цель желаний моих.

Камилла, развращенная, как и господин ее, совершенно спокойно отнеслась к его мерзким планам; чудовищные речи его отнюдь не вызвали у нее отвращения… Глупое и злое создание, она не понимала, что клинок, усердно ею оттачиваемый, позднее пронзит ее самое, ибо с таким негодяем, как Строцци (а она уже неоднократно могла в этом убедиться), сообщница должна была бы трепетать не менее самой жертвы! Она же не видела этого, а когда заметила, было поздно: преступление всегда сопровождается и помутнением рассудка; преступник, уверовавший в свою безнаказанность, всего лишь должник Неба, которое непременно обрушит на его голову месть свою.

Тотчас же для Лауренции стали готовить темницу. Камилле хотелось бы, чтобы она была ужасна, но Карло возражал:

— Нет, — говорил он, — будем действовать хитростью и пойдем в открытую лишь тогда, когда в том будет необходимость. Я хочу, чтобы в узилище ничто не напоминало Лауренции о тягостном положении ее; пусть у нее будет все, чего только они ни пожелает.

В тот же вечер все было готово, и Строцци, сгорая от нетерпения утвердить власть свою, вышел к невестке и заявил, что получил приказ Антонио умертвить ее в ванной.

— В ванной? О Боже! Неужели это он приговорил меня к таким мучениям?

— Такая смерть наименее мучительна.

— Ах, впрочем, какая разница! Мне все равно, я больше ничего не боюсь, никакие несчастья и муки мне не страшны. Я потеряла сердце Антонио, и эта тяжелая утрата все равно сведет меня в могилу, а посему теперь мне нечего терять… Для меня жизнь утратила смысл свой, и я готова расстаться с ней… Но вам прекрасно известно, что вины на мне нет! Так почему вы хотите погубить меня… оболгать? Зачем вы уговорили Камиллу оклеветать меня?