На два мира 2 (СИ) - "Snejik" Страница 16

— Ты успеваешь? — все же, не выдержав, спросил он.

— Да, вполне, — ответила Злата не отвлекаясь от чтения. — И не только читать.

Баки стало интересно, что на самом деле она видит в том, что читает, потому что просто текст и карты — это не то. Там должно было быть что-то другое, глубинное, чего не заметил ни один аналитик, потому что у него не было в руках магии. А у Златы была, и она ею пользовалась с большим удовольствием.

Пару часов ничего не происходило. Брок готовил из расчета на двоих суперсолдат, Злата продолжала рассматривать документы остекленелым взглядом, и Баки задремал, привалившись к ее теплому боку.

Еще через некоторое время в гостиной появился Брок, посмотрел на открывшуюся ему картину и сначала испугался за Злату, которая смотрела в экран ноута не мигая, и уже хотел подойти потрясти ее, хотя она и просила не мешать, как она моргнула, закрыла глаза, немного посидела так и открыла, глядя на Брока довольно осмысленным взглядом. Погладила Баки по длинным волосам, аккуратно и нежно поцеловав в макушку.

— Помоги мне, — попросила она, и Брок убрал у нее с коленей ноут, помогая придержать Баки, чтобы она смогла выбраться из под него и положить ему под голову диванную подушку. Баки не проснулся, только счастливо улыбнулся во сне, когда Злата накрыла его лежащим на спинке дивана пледом.

— Спасибо, — шепотом поблагодарила она, и пошла с Броком на кухню. — Пусть спит.

— Ну что, до чего довел астрал? — ехидно поинтересовался Брок, ставя перед Златой стакан с водой, уверенный, что она превратит его в то, что ей надо. Так и случилось. Злата окунула в него палец, все еще немного пребывая в наркотическом трансе, и по кухне разнесся запах виски.

— Я знаю, с чего надо начать, — ответила Злата, опрокидывая в себя содержимое стакана, а потом потянулась к Броку за поцелуем. Тот не стал отказывать в удовольствии ни ей, ни себе.

— И что же знает моя Крошка? — усмехнулся Брок.

— Твоя Крошка знает, с какой базы начать атаку, чтобы технократы не поняли раньше времени, какая неведомая сила пришла по их грешные души, — ответила Злата, наливая воды в два стакана и преобразовывая ее в хороший виски пятидесятилетней выдержки. — Вот, держи, пила однажды, — протянула она один стакан Броку.

Тот принял стакан и сделал небольшой глоток, покатал обжигающий янтарный напиток по небу и одобрительно хмыкнул. Злата пригубила напиток, довольно выдохнула и обхватила стакан обеими руками.

— Спасибо, — Брок снова поцеловал ее, как свою, родную, словно не было только нескольких дней знакомства и пяти лет разлуки, словно они давно жили вместе и расстались лишь на пару часов. Словно все так и должно быть у людей, которые пытаются быть нормальными, обычными. Вот только получалось у них плохо.

Брок чувствовал ауру, которой фонила Злата, эту ауру силы, жизни, желания эту жизнь продолжить. Он иногда боялся находится рядом с ней, потому что слишком ее хотел, хотя и мог сдерживать свои желания. Только не сейчас. Сейчас он хотел ее до звезд перед глазами, до черных пятен в сознании, которое готово было отключиться, оставив только животные инстинкты.

— Злат… — попытался что-то сказать Брок, но она поняла все без слов, склонилась, сползла перед ним на пол, заглядывая в глаза, оттянула домашние штаны, выпуская на волю колом стоящий член.

— Да, Брок? — улыбнулась она и лизнула чувствительную, налившуюся кровью головку, умело играя с уздечкой.

Обхватила ее губами, и Брок застонал, забыв, что он там хотел ей сказать, потерявшись в этих уверенных, нежных прикосновениях. Злата то облизывала одну головку, кончиком языка ласкала чувствительную щелку, то брала до горла умело, уверенно, правильно до последнего действия. До последнего вибрирующего стона. Брок не выдержал этой сладкой пытки довольно быстро, притянул ее голову так, что губы коснулись паха, жестких курчавых волосков, и кончил глубоко в горло с гортанным рыком. Злата отстранилась, сыто облизнулась, улыбаясь, трогая чуть припухшие губы.

— Да, Брок? — снова спросила она, но он вздернул ее и посадил к себе на колени, даже не подумав натянуть штаны на полуопавший член.

— Что ты с нами делаешь? — выдохнул он ей в шею, нежно целуя. Он не мог оставлять метки на этой нежной бледной коже, считал, что не имеет права, что синяки от засосов будут пятнать кожу.

— Что вы делаете со мной? — в тон ему ответила Злата, обхватывая руками за шею. — Я не хочу уходить от вас, но я должна.

— Кому должна? — Брок внезапно стал очень серьезен, посторгазменная истома слетела с него, словно сдуло холодным ветром.

— У меня был муж, — Злата опустила свои невероятные жемчужные глаза, отпустив Брока и стекла с его колен, сев рядом. — Давно. И его убили. Как и наших детей. Я боюсь, Брок.

— Чего, Крошка? — Брок снова притянул ее к себе на колени, обнимая, как маленькую запутавшуюся девочку. — Чего ты боишься?

Он помнил, как тяжело было с Баки, когда он только начал приходит в себя. Как Брок учил его жить заново, не бояться сделать что-то не так. И как отпустил к Стиву, считая, что это правильно. И как Баки пришел к нему, потому что перечеркнуть можно было все, но только не такую глубокую привязанность, которая возникла между ними. Но они оба были живыми, и им было, ради чего жить.

Злата жила ради семьи, которую у нее отняли, и после этого она стала жить войной, долгой, выматывающей все нервы и силы войной на уничтожение. Брок понимал ее, прекрасно понимал, потому что, если бы у него отняли Баки, он бы мстил до последнего удара сердца. Но Злата уже отомстила всем, кто был причастен, она должна была освободиться, но освободить себя сама, а не посредством кого-то другого. Только она могла простить себя и отпустить все то, что гнетом лежало на ней все эти долгие десятилетия.

Он провел по волосам, заправляя за ухо выбившиеся из косы яркие пряди, поцеловал в висок, обнимая, нежно, бережно прижимая к себе, и плевать, что сидел со спущенными штанами, член снова подавал признаки жизни, а дорогая ему женщина осталась неудовлетворенной. Сейчас ее угнетало не отсутствие оргазма, проблема была куда глубже, и Брок, положа руку на сердце, не знал, как ее решить. Он хотел, чтобы она осталась с ними, хотел для нее покоя и благополучия, но чего хотела она для себя сама? Это было загадкой и, похоже, даже для нее самой.

— Я не знаю, — она прижалась головой к его груди, вся съежилась, и так маленькая, стала еще меньше, только вот не всхлипнула, как Брок ожидал, уже собираясь ее успокаивать, и тогда он понял, что у нее стержень похлеще, чем у Стива. — Я боюсь привязанностей. Боюсь, что убьют всех, кто мне дорог. Боюсь снова прийти на пепелище и не найти даже костей. Только, словно издевкой, фото, лежащее в остывшей золе.

Она достала чуть обугленную выцветшую старую фотокарточку, с которой на него посмотрели две очаровательные девчушки и здоровый мужик, под стать Баки, обнимающий их.

— Это все, что у меня осталось, — Брок взял в ладони ее лицо и повернул так, чтобы смотреть в глаза. — Это все, что мне позволили иметь.

— Они оставили это тебе, чтобы ты сломалась, чтобы поиздеваться надо тобой, надругаться над твоей потерей, — Брок не знал, откуда у него брались слова, но надеялся, что они будут правильными, теми, что успокоят, заставят отпустить себя и жить дальше. — Но ты не сломалась, ты живешь дальше. Думаешь, они бы хотели, чтобы ты была несчастна? Я не верю во всю эту лабуду с переселением душ и раем, но подумай сама, если бы они были живы, они бы хотели, чтобы ты страдала?

Злата погладила фотокарточку и убрала ее в один из кармашков набедренных ремней, которые не снимала даже дома.

— Это должна была быть я, а не они, — упорно не слышала Брока Злата. — Они приходили за мной. Стихийники не живут долго.

— Но ты выжила и похоронила себя, — Брок не отпускал ее лица, нежно гладя подушечками больших пальцев по скулам. — Воскресни. Злата, все закончилось. Отпусти их, как тяжелый груз, позволь себе помнить их улыбки, а не пепелище вместо дома. Позволь себе быть счастливой, не оглядываясь на прошлое, но помня его.