Дмитрий Липскеров - О нем и о бабочках Страница 16

Алиска вытащила смурфика из тряпки и понесла в свою комнату, на полу которой стоял пластиковый двухэтажный игрушечный домик без передней стенки. В домике было все: и кроватка, и обеденный стол, за которым сейчас сидели куклы, типа муж и жена, и даже туалет имелся с крошечным унитазом. Девочка поместила Эжена в спальню, на кровать, укрыв кукольным одеяльцем:

– Нравится тебе, Эжен? Теперь это твой замок!

Он понял, что отныне судьба его – проживать в игрушечном пластмассовом доме вместе с пластмассовыми куклами и писать в унитаз без канализационного отвода. А помочиться нестерпимо хотелось. Он откинул дурацкое одеяльце, встал на ножки и поспешил в карикатурную туалетную комнату.

– Ты умеешь ходить! – воскликнула Алиска. Он утвердительно кивнул в ответ. – И понимаешь человеческую речь?!! – обалдела девочка. Ей вдруг показалось, что гномик за какие-то минуты подрос, во всяком случае он стал видимо длиннее ее пальца – или это ей только казалось? Гномик, встав спиной к девочке, помочился в унитаз, затем проследовал в комнату, прикрывая руками причинное место, вытащил из-за обеденного стола куклу-жену и вытолкал ее со второго этажа домика. Затем Эжен принялся за мужа, но прежде раздел его, напялил на себя его одежду, чтобы прикрыть срамоту и уберечь тело от холода, и только после этого выкинул голый манекен из кукольной жизни.

Все это время Алиска рассматривала происходящее, как будто находилась в театре смурфиков. Правда, в данном случае смурфик был в полном одиночестве, если не считать поверженных кукол.

– А ты умеешь говорить? – спросила девочка с замиранием сердца.

Это было вопросом и для него. Понимая человеческую речь, он, следовательно, и говорит, если только не немой. Поправив воротник рубашки, Эжен прокашлялся в маленький кулачок и подтвердил:

– Умею.

Его голос уже не казался детским, в нем появилось подростковое звучание, которое он сам расслышал в своем тембре. Значит, я молод, сделал вывод Эжен.

Неожиданно Алиска схватила его, стараясь нежно, но получилось страстно, и принялась целовать свою бесценную находку в щечки, в носик, лобик.

Эжен поначалу страшно испугался, боясь быть раздавленным, но вскоре понял, что девичьи пальчики сейчас более деликатны, нежели поутру. Он поймал себя на мысли, что поцелуи Алисы ему нравятся – слегка мокрые, они приводят его в некое возбуждение, делая более сильным и упругим. Эжену казалось, что он растет, что мускулатура его твердеет и дух укрепляется стремительно. И девочке также почудилось, что ее новый любимец прямо-таки расширяется в ладошке, она ясно понимала, что у гномика удлинились ручки, ножки и тельце, а голова покрылась темными волосиками.

– Ты растешь? – она раскрыла ладонь.

Сидя на ней, на краю, свесив ноги, Эжен услышал треск рвущейся на нем кукольной одежды.

– Видимо, да.

Девочка расстроилась:

– А ты можешь не расти?

– Думаю, что нет.

– А если я тебя не буду кормить? – Алиске вовсе не хотелось, чтобы гномик вырос. Выросший гном – это лилипут! А лилипутов она не любила и боялась. И карликов тоже…

– Если ты не будешь меня кормить, я умру.

– Нет-нет! Я буду заботиться о тебе! – Она вновь принялась целовать Эжена, как любимую куклу, а он расслабился и получал удовольствие от прибавляющейся силы. – Какой же ты прекрасный!

Обласканный, он тоже поцеловал девочку в край губ, она этого не заметила, он еще и еще целовал ее, пока Алиска вдруг не поняла, что гномик вновь подрос, толчками рвался из ладони и что ростом он оказался вдвое выше, чем когда она его нашла на печи, а кукольная одежда лопнула по всем швам окончательно и упала на пол.

Девочка поставила Эжена на стол и поняла, что, еще недавно будучи мальчиком-с-пальчик, он вырос с литровую банку и стоял сейчас возле нее, уперев руки в бока, показывая свою наготу без стеснения. Алиска засмущалась, так как взгляд ее так и притягивало то место, которое отличает мальчика от девочки. Она впервые ощутила в себе некую тонкую настройку, превращающую любопытную девочку в чувственную девушку. Зардевшись, она с неохотой перевела взгляд на лицо Эжена и отметила его привлекательность… Здесь в мозгу девочки защитной стеной вспыхнуло воспоминание о посещении ради любопытства единственного в Судогде магазина для взрослых «О», который оставил в ней мерзкое, до оскомины, чувство какой-то особенной грязи… Алиска вдруг подумала, что искушается той самой нечистотой, глядя на голого Эжена, перекрестилась и заявила:

– Будешь расти, я тебя выброшу!

– На все воля Божья! – развел руками выросший гномик.

В сенях заскрипели двери, и девочка поняла, что из Степачево бабка вернулась.

– Я тебя спрячу, а Ксении скажу, что ты сбежал.

– Поступай как знаешь, – согласился Эжен.

Она замаскировала его в кровати под одеялом и перед тем, как побежать навстречу бабушке, приподняла краешек, еще раз предупредив:

– Не шуми здесь! И не расти, пожалуйста!

Он лежал, утомленный случайными ласками, и, вдыхая Алискин запах, забытый ею на простынях, чувствовал себя опьяненным и почти довольным. Эжен перестал думать о том, кто он, как попал в деревенский дом и зачем ему здесь выпало очутиться. Он ощущал себя новорожденным и одновременно зрелым, так как здраво рассуждал, а растущего тела своего не знал. Совершенно не исследованное, оно развивалось по собственным законам стремительно, будто жизнь его будет состоять из одного зимнего дня. Спрятанный от белого света теплым одеялом, он ощупывал свои анатомические части и познавал их, как тактильно, так и чувственно, будто целую вечность прожил парализованным и нечувствительным, а сейчас вдруг все мертвое ожило и живое ощущало радость Воскресения.

– А где твой Марфик? – полюбопытствовала бабка, пока девочка раскладывала покупки по местам.

– Смурфик… Смурфик исчез! – Алиска натурально заплакала, будто горе и взаправду пришло. – Всюду искала, а его, а он… – она даже взрыднула мастерски: – А он убежал!

– Может, в щель завалился? – предположила Ксения. – Или в подпол провалился?

– Всюду смотрела, повсюду искала! – рыдала Алиска.

– Не реви! Да хрен бы с ним! Экое позорище – с абортиком неизвестным жить! И гадить не будет где ни попадя!

– Жалко-о-о! – провыла девочка.

– Жалко у пчелки.

– У нас даже кошки нет!

– Потому что нет мышей! Завтра во Владимир поеду.

– И че там?

– Пенсию не индексировали. Разбираться стану!

– Разбирайся!

– Заночую у Людмилы, буду в субботу. А ты чтобы в школу!

– Ладно, – согласилась Алиска без особого энтузиазма.

– Не «ладно», а в школу!.. Ставь кастрюлю на плитку, рожки варить станем! Сходи в подпол, капусты в миску набери!