Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели Страница 16

— Разве позволено нам самим становиться на путь преступления даже ради благородной цели? Кто сказал вам, что муж мой, узнав, что и мне не чужды те же слабости, не усмотрит в моем проступке лишний повод для неверности? Какое это будет торжество для моей соперницы! О нет... моя любовь, моя гордость, все во мне противится вашим советам, тогда как добропорядочное поведение не оскорбляет ни одно из двух

названных мною чувств, а потому я предпочитаю сохранить и самоуважение, и уважение окружающих.

— Пусть будет по-вашему, но я не уверен, что, сохранив самоуважение, вы сумеете вернуть Альфонса. Брат мой не наделен чувством справедливости, он обвинит вас в слабости, а для того, кто получил отказ, факел любви вряд ли загорит-ся вновь. Не будьте столь трепетны и добродетельны, прислушайтесь к моим советам: они продиктованы самой нежной и искренней дружбой. Я хочу вновь увидеть вас счастливой и одновременно излечить брата от пагубной для него страсти. Единственное мое желание — поскорее вернуть вас друг другу, но строгость нравов, царящая в этом замке, отдаляет меня от цели и губит вас. Подумайте, чем вы обязаны моему брату, а чем — самой себе, и пусть слабодушие не станет вашим проводником, когда речь идет о счастье всех ваших дней...

— О, разве это счастье! — воскликнула маркиза. — Нет, мое счастье утеряно навсегда! Союз, заключенный мною исключительно по доброй воле, был всем моим счастьем, все мои упования были возложены на него, я делала все, чтобы понравиться этому человеку, я обожала его, а он вместо благодарности предал меня, оскорбил!.. О каком счастье могу я теперь мечтать? Нет, на этой земле для меня больше не будет счастья! Оплакивая нашу любовь, я по-прежнему буду обожать его, но он меня больше не полюбит! Ах, братец, неужели вы считаете, что существует более горькая мука, чем моя?.. Нет, такие жестокие страдания выпадают только на долю отверженных Господом, тех, кто постоянно возносит молитвы свои к небу, но не получает ответа от Предвечного! О жестокосердый, зачем ты соединил со мною свою жизнь, если сердце твое уготовило мне муки ада? А прежде ты называл меня своим ангелом... Теперь этот ангел больше не на небе, он погрузился в сумрак, откуда прямой путь — в преисподнюю... Но нет, Альфонс, я никогда не последую твоему примеру! Нет, никогда... Пусть ты изменил мне, но ведь тебе наверняка будет горько, когда ты увидишь, что я пошла по той же дорожке... даже видимость неверности наверняка опечалит тебя, а значит, повергнет меня в отчаяние... Я буду любить тебя даже в объятиях соперницы... Наверное, я сумею даже полюбить эту соперницу — за то, что ты удостоил ее своей любви и она смогла составить твое счастье... Ах, голос сердца подсказывает мне не совершать непоправимой ошибки и не ступать на избранный тобою путь! Так пусть же местью моей станет безупречное мое поведение, тогда мне — в отличие от тебя — не в чем будет раскаиваться, и когда придет мое время испустить последний вздох, я изолью его тебе на грудь, и тебе не в чем будет меня упрекнуть.

— Ах, милая сестрица, — перебил Эфразию Теодор,— вы погрязли в софизмах на тему чувств, тогда как я жду от вас мужественных и решительных действий. Зло свершилось, его надо исправлять, а вы не слушаетесь моих советов и вместо того, чтобы разрушить его, лишь усугубляете содеянное вашим мужем. Сто раз мне приходила в голову мысль предупредить г-жу де Рокфей, но предательство противно моему сердцу. Узнай она об этой интрижке, она наверняка бы увезла дочь; вас бы заподозрили в сговоре, Амбруазина стала бы несчастной и нажила бы себе множество неприятностей, ваш муж впал бы в отчаяние, а последствия сего отчаяния непременно бы обрушились на вас.

— О, поистине, такое развитие событий было бы ужасно, — ответила маркиза, — и я сделаю все, чтобы не допустить его.

— Тогда последуйте моему совету, или же вам придется стать самой несчастной из всех женщин.

— Но, — робко поинтересовалась маркиза, уступая его напору, — вы полностью уверены в Вильфранше?

— Больше, чем в себе самом, —- ответил аббат. — Ему легко притворяться, ибо он не испытывает к вам сильных чувств, в то время как я, — потупил взор Теодор, — вряд ли смог бы исполнить роль воздыхателя, ибо стал бы играть в полном соответствии со своими чувствами. Я прошу вас всего лишь сделать вид, что вы принимаете ухаживания моего друга; когда же вам удастся ввести мужа в заблуждение, вы вольны отвергнуть любые притязания Вильфранша. И повторяю: не бойтесь его, он посвящен в наши планы и прекрасно справится с отведенной ему ролью; что бы ни случилось, он будет играть ее до конца, дабы привести вас к успеху. Только не говорите ничего мужу — подумайте, какими опасностями чревато разоблачение сей интриги, к каким плачевным последствиям оно может привести. Даже если маркиз случайно обо всем догадается и обрушится на вас с упреками, вы сможете диктовать ему свои условия. Тогда ему придется пожертвовать всем, а ваша совесть будет чиста.

— Хорошо, я согласна! — необычайно взволнованно ответила г-жа де Ганж. — О Господь милосердный, помоги мне... руководи мной, не дай мне оступиться на сём тернистом пути, который заранее кажется мне преступным и на который я вступаю единственно затем, чтобы предотвратить еще большее зло.

Тут коварный аббат обнимает Эфразию, осушает ее слезы, успокаивает ее... и заключает договор, сулящий доверчивой маркизе лишь горе и несчастья. Но, как вы догадываетесь, скреплен такой договор может быть только кровью. И вот уже договаривающиеся стороны решают, что граф де Вильфранш станет ухаживать за г-жой де Ганж, а так как, по словам аббата, граф посвящен во все подробности сего опасного замысла, то он даст клятву никогда не переходить границы дозволенного; со своей стороны Эфра-зия обещает вести себя с супругом по-прежнему ровно и ласково, не будет ни в чем упрекать его и, самое главное, не будет пытаться сама во всем разобраться.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Почувствовав, что предпринятые им шаги могут навлечь на него неприятности, Теодор решил немедленно двигаться дальше в осуществлении своих коварных планов, а потому уже на следующее утро отправился к маркизу.

— Я рад, что ты первым явился ко мне, дорогой аббат, — шагнул ему навстречу Альфонс — Мне хочется поделиться с тобой кое-какими мыслями, тяжким грузом лежащими у меня на сердце.

— Почему ты не сделал этого раньше? — обиженно отозвался Теодор. — Неужели ты считаешь, что у тебя есть более преданный друг, чем я?

— Нет, разумеется, ничего подобного мне и в голову не приходило, — ответил Альфонс. — И чтобы доказать это, я расскажу тебе все без утайки. Дорогой брат, до сего дня я был спокоен и считал себя счастливейшим из супругов; но теперь мне кажется, что счастье мое отнюдь не безоблачно.