Натиг Расулзаде - Слияние Страница 17

Шел 1970 год. В огромной 250 миллионной стране началась перепись населения; Америка безудержно насиловала Луну и впервые запускала «Боинг-747»; в Советском союзе отмечали 100-летие Ленина; академик Сахаров решил демократизировать общество с самым тоталитарным режимом — СССР, и по этому поводу разродился открытым письмом, за что и впал в немилость власть предержащих; Пол Маккартни объявил о распаде легендарной ливерпульской четверки, группы «Битлз», свет которой, как свет погасшей звезды медленно — соответственно неторопливости менталитета — достигал и республики, где жил Эмин, популярность «битлов» здесь только сейчас набирала обороты; у женщин в моду входили короткие стрижки, лохматый вид; эталоном женской красоты считалась Одри Хепбёрн с её мальчишеской прической и фигурой подростка, чего многие мужчины, земляки Эмина не понимали — хотелось побольше мяса на бедрах; движение хиппи, от которых дурно пахло, достигало своего апогея, пика, с которого должно было сверзнуться в небытие; в Бискайском заливе затонула атомная подводная лодка К-8 с двумя ядерными реакторами на борту, погибло пятьдесят два члена экипажа; Виктор Корчной стал чемпионом страны по шахматам; год назад во главе партийного руководства республики стал лидер Азербайджана Гейдар Алиев, а с этого года по его инициативе молодых людей, национальные кадры республики стали посылать на учебу в лучшие высшие учебные заведения страны с прекрасно продуманной системой всеобщего образования; двадцативосьмилетний Муслим Магомаев завоевывал мир своим уникальным голосом и безграничным шармом; балет Кара Караева «Семь красавиц» покорив Москву, начал свое триумфальное шествие по планете; КВН, клуб веселых и находчивых, созданный в родном городе Эмина Юлием Гусманом становился все более популярным и в этом году Бакинская команда стала обладателем кубка «Чемпиона чемпионов КВН»; в аэропорту Ленинграда (теперешний Санкт-Петербург) двенадцать очень серьезно настроенных граждан решили захватить самолет и полететь куда-нибудь отдохнуть от слишком советской жизни, не получилось, конечно; Александр Солженицын стал лауреатом Нобелевской премии; из республики, где вместе с пятью миллионами ста семнадцатью тысячами (на тот момент) гражданами обитал и Эмин, люди ездили в Москву за конфетами и пирожными, за детской одеждой и обувью, на человека, вернувшегося из московской командировки без московских конфет смотрели, как на душевнобольного; на экраны страны вышли фильмы «Бег» и «Белое солнце пустыни» — любимый фильм советских космонавтов; в Баку появился азербайджанский фильм-боевик «Семеро сыновей моих» по мотивам поэмы народного поэта Самеда Вургуна; стала выходить первая национальная «Азербайджанская советская энциклопедия»; повсюду и повально стало очень модным, престижным и необходимым получать высшее образование, без дипломов молодые люди автоматически считались отщепенцами и бездельниками; люди в многонациональном Баку, как и во многих других городах страны, жили скученно, но дружно, как говорили — одной семьей, и мало что от этой семьи можно было скрыть; стали появляться эротические кинообразы в государстве, где официально было объявлено об отсутствии секса; бесполезная и страшная, как все войны, война во Вьетнаме с участием Советского союза была в разгаре, но постепенно катилась к своему бесславному завершению; остров свободы Куба на весь мир провозгласил, что выполнит поставленную Фиделем задачу и в этом году произведет десять миллионов тонн сахара; а шалава Мара, мечтавшая когда-нибудь создать профсоюз свободных проституток, продолжала давать за три рубля, несмотря на подорожание продуктов первой необходимости с тех пор как она начала свою индивидуальную трудовую деятельность (видимо, не сбрасывалась со счетов долгая эксплуатация и изношенность материала).

Вот примерно такая была картина, такое было положение в стране и в мире, которые Эмин игнорировал и не хотел замечать, абсолютно не по граждански весь уйдя в себя.

Наконец, разразилась постоянно тревожно ожидаемая буря. Не в стакане. Хотя можно было бы и так сказать. В семье. К счастью, буря пришла не с той стороны, о которой вечно думал и опасался Эмин.

Разъяренная мать, дождавшись, когда они остались одни дома, плотно прикрыв дверь квартиры, чтобы соседи не слышали, подошла к нему и, вся трясясь и заикаясь от возмущения, спросила:

— Ты… ты общаешься с этой… этой уличной девкой!?

Эмин перепугался, сердце упало и там, где-то внизу и осталось, притаившись, не желая отвечать за хозяина.

— С кем? — в страхе спросил он, ожидая услышать то, чего больше всего на свете боялся, опасаясь, что каким-то образом информация просочилась, благодаря их сердобольным соседкам и родственницам, случайно заметившим его выходящего из дома Сабины.

— Он еще спрашивает бессовестный! — сокрушалась мать. — Мне от соседей проходу нет! Уже который раз видели тебя с потаскушкой Марой! Ты в своем уме?! Что у тебя с ней общего?

Эмин с облегчением перевел дух.

— Ну, мама, что ты так переживаешь? — даже весело проговорил он. — Что такого?

— Что такого? Что переживаешь?! — взъярилась она вконец. — А кому еще переживать?! Скажи спасибо — отцу твоему не говорю, он бы тебя отучил… Он бы…

— От чего отучил? Что ты глупости говоришь? — наконец рассердился и Эмин. — Я просто с ней советовался… — сказал он и поздно сообразил, что проговорился, что в таком разговоре каждое слово его было важно для матери.

— Со… — опешила она. — Советовался?! Что же она может тебе посоветовать? И о чем ты советовался с ней? Что, у тебя родителей нет, или хотя бы старшего брата, если не хочешь нам что сказать?..

— Да нет, я не то… — стал оправдываться Эмин. — Просто болтали…

— Болтали… О чем ты можешь с ней болтать, её вся шпана и в хвост и в гриву… Вот заразит она тебя чем-нибудь, тогда поболтаешь, тогда посоветуешься, негодяй!..

— Ну, мама, хватит… Любишь ты из мухи слона…

— Из мухи… Это, по-твоему, муха? Ты еще молокосос, мальчишка, а водишься с такими уличными девками…

Последнее его успокоило, он понял, что мать ничего из его личной жизни не знает, хотя и несколько обидно было выслушивать подобное: он ведь уже давно не мальчишка. Но приходилось в такие моменты наступать на горло своему самолюбию.

Однако время шло, жизнь продолжалась и надо было как-то соответствовать этой жизни, выйти из той скорлупы, из того маленького мирка, что вполне удовлетворял и устраивал его, пока он учился в школе, из мирка, состоявшего на первый взгляд всего лишь из двух составных: из любви физической, из секса, что вполне гармонично сливался с чувством и привязанностью, и любви, так сказать, платонической, без всякой надежды на то, что эта любовь может когда-нибудь перерасти в нормальные отношения между мужчиной и женщиной. Но теперь надо было догонять время, потому что оно стремительно приближало его к выпускным экзаменам в школе, а впоследствии, если получится — к вступительным в институт. Надо сказать, что родители, особенно — отец, очень уповали и возлагали насчет института, потому что в семье не было никого с высшим образованием, а они видели, как в последние годы все вокруг из кожи вон лезут, чтобы их дети получили хорошую специальность и соответственно — диплом, так что — возлагали и уповали, чтобы впоследствии гордиться…