Роузи Кукла - Жизнь с двух сторон Страница 17

— Давай!

Постой! Да? Слушаю? Ну и… Я сказал, десять. Понятно? Десять и не центом меньше! Все! Я занят! Нет, завтра, но не раньше десяти. Что? Я имею право на свою личную жизнь? Ну, то–то! Пока!

— Все?

— Нет, не все! У тебя все?

— Все!

— Иду!

И уже выходя, не удержалась, и глянула в боковое зеркало, увидела его такое красивое и сильное тело, которое поднимаясь, оголилось прекрасными контурами, за которыми я все равно ухватила взглядом его! Он заметил и улыбнулся спокойно и дружелюбно.

— Ну как? Есть можно? — Спрашиваю его, за все время, пока кушали молча, и когда мы уже грызли лениво и отожравшись горячие пирожки, он мне.

— Руку?

— Что руку? — Спрашиваю, не понимая, чего он хочет.

А он взял ее, посмотрел не нее внимательно и поцеловал мне ее. Мамочки, я писаюсь….

— Мне еще никто рук не целовал. Ты первый.

— Вот и хорошо. Так и буду…Спасибо, вкусно и щедро. Умеешь, молодец женщина!

— И все? — Вырвалось почему — то.

— Ты идешь и моешься. Даю тебе полчаса. Хватит?

— Да… — Каким–то дрожащим и жалким голосом.

— Я стелю постель и жду тебя.

— Да! — Совсем другим голосом.

— А ты?

— Я поработаю, чтобы назавтра не с самого раннего утра. Ты не возражаешь?

— А спинку?

— Что спинку?

— Ну, я люблю, чтобы мне ее потерли…

— Так, иди уже, любительница, чтобы ей там что–то потерли.…Потрем! Дай время!

Да и возьми в шкафу чистый халат и тапочки. — Сказал и пошел, запахивая на ходу свой такой красивый махровый, белого цвета халат.

В каком шкафу, какие чистые тапочки? Постояла в нерешительности.

— Время идет! Чего ждем? Полчаса, не больше… — Слышу, как он из комнаты.

— А… — Хотела его спросить, как он снова, опережая меня, громко, чтобы я слышала.

— В коридоре, за створками: халат белый, махровый, размер сорок четыре. Тапочки белые, пушистые, новые, в упаковке, размер… — Помолчал секунду. — Тридцать шестой, пойдет?

— Угадал! Все угадал, молодец!

А потом… Боже, какое же наслаждение! Не то слово! И я, несмотря на то, что у меня все еще длились дни…, не смогла удержаться от соблазна тепла и чистоты, и села в ванную…Села и словно провалилась на полчаса.

Потом слышу, как он под дверью.

— Спинку, кто заказывал, спинку?

— Нельзя! — Почему–то ему громко.

— Спинку, кто заказывал спинку.… И входит ко мне с завязанными глазами!

Потом смешно так! Он меня всю вымыл с ног до головы и все с закрытыми глазами! Представляете? Всю трогал, и такие мне слова, стихи читал красивые, что я, я… Я его прогнала!

— Иди, дервиш невоспитанный! Ты меня прямо до слез довел своими стихами! Вот прикажу тебе отрубить голову….

— Нет, это не наш метод, лучше…

— Иди, я сказала, а то отрублю тебе еще что–то?

— А вот и не отрубишь, не отрубишь…

— Ну, тогда откушу! Иди и готовься!

И откусила ведь! Шучу! Нет, я ему такую мелодию на дудочке вывела, что он запел вместе со мной! Вот как!

А потом чудо какое–то! Раз, потом тут же еще и следом снова еще.… И все с дудочкой, словно палочкой волшебной и обжигающе горячей. Чудо такое, что с таким еще и не сталкивалась. И уже теряя сознание, все и вся, я ему…

— Мама! Мамочки! Пощади, повелитель….

Но повелитель и тогда не пощадил музыкантшу затейливую, и она улетела, как птичка, на райские облака в ту ночь.… И даже в себе что–то потеряла.… Какой–то там Тампакс, который не успела или забыла вынуть, перед столкновением с его чудесной флейтой. На которой потом играла сама и игралась с ней до самого утра, наслаждаясь чистым голоском прекрасной пастушки.…Которая сама, в припадке невиданной радости, сползала к нему между ног и играла волшебную и просто божественную музыку, на разные голоса с ним, на его дудочке, такой прекрасной и словно выструганной из бамбуковой палочки, но не маленькой, а такой себе толстенькой и фантастически крепкой, и так до самого до утра….

Первый удар

Время летело как ветер. Не успела оглянуться, как уже месяц прошел с момента, когда я сидела в его Бэхе и жадно заталкивала в себя шаровые пирожки.

Видимо, что–то такое мощное и сильное присутствует в нас, и влюбленный человек может, соединяясь, передать часть своей силы и здоровья любимому человеку. Что приводит в гармонию работу всех его органов, и это отражается озарением света на его лице, спокойствием речи и благополучном исходе каждого дня. Вот и на меня пролилась сия чаша. За все эти дни, что я, как зайчик, как кролик, не пропуская ни одного дня, не оставляла его в покое. И все карабкалась по его сильному телу, перебираясь то туда, то сюда, меняя позы, упражняясь на нем в том, что умела, что научилась от него и замирала потом, счастливая и вылюбленная безмерно. И так до следующего вечера, а иногда и продолжения ночи.…Вот так и жила с ним, моим повелителем и волшебником. Не ощущая ни времени, ни приступов болезни своей и только ждала и прислушивалась вечером к его шагам и лифту. Ждала и выглядывала в окно, страшно, безумно радуясь его появлению и снова, как в первый раз его и с ним….

Но роковое истечение времени, что было мне отпущено, уже коснулось не только меня, но и тех, кто со мной общался и соприкасался, кого я любила.

Я отдавала им всю себя, как в последний раз! И они этого не понимая, требовали от меня еще и еще, я это видела по их лицам, во взглядах ненасытных, но любящих глаз, и я уступала, отдавая последние силы, которые мне самой так нужны были еще для борьбы с болезнью.

Видимо, это так возмутило судьбу, что она нанесла мне скоро непоправимый и страшный удар!

А я, ничего не подозревая, жила и радовалась счастью, что выпало мне, как звезда счастливая.

Мебель всю по моей просьбе собрали, и я расставила ее по комнатам, как сама захотела. И меня похвалили. Потом занялась техникой на кухне и содержимым его холодильника. И снова меня, как в той сказочке, похвалили. Потом мне этого показалось мало, и я взялась за его вещи. Стирала, досушивала и гладила его рубашки. И снова меня хвалили. А потом он пришел и говорит.

— Собирайся, поехали!

Куда и зачем не спрашиваю, так как с самого начала мы с ним так договорились. Он мне:

— Не спрашивай, чем занимаюсь и кто. Просто живи и радуйся. Но я не граблю и не убиваю, торгую. Одним продаю, у других покупаю. Все!

— Понятно.… Но и ты не спрашивай и не пытайся даже. Узнаю и уйду тут же. И у меня все!

Потому, когда он мне, я ни слова не спрашиваю, молча с ним в машину. Сели и поехали. Приехали к какому–то бутику. Зашли. Он мне: