Луис Эмедиату - Зеленые годы Страница 17

— Да ты просто боишься! — заорала Лусия.

— Бояться свойственно человеку, — изрек профессор, едва не падая с ног. — Я вот, к примеру, тоже раньше храбрился, а теперь мне ничего уже не надо, разве что потрогать пупок той девушки, видите? Куда подевалась моя храбрость? Трусом, что ли, я сделался?

Мы все посмотрели на ту девушку и убедились, что профессор не напрасно заводится. Она была среди стайки размалеванных женщин, громко болтавших о Гете и Бодлере и явно стремившихся привлечь внимание фотографов и кинематографистов. Рядом депутат собирался толкнуть речь и озирался, прикидывая, достаточно ли будет слушателей. Вроде достаточно.

— Но вот что получается, — произнес профессор, уставившись в пол. — Ведь многие разрабатывают тему чужой нищеты, не разобравшись как следует, что она, собственно, собою представляет. Нищета, молодые люди, всегда была выигрышной темой.

Депутат достал из кармана бумажку и уткнулся в нее. Я почувствовал, что меня вот-вот вырвет, и побежал в туалет. Вот как тогда жилось.

Он вышел из дома, рассчитывая на небольшое приключение, даром что на дворе День независимости. Ради праздника, сказал он себе, я поброжу по улицам, погляжу на баб да развлекусь как следует — не для того ли меня Бог создал и поселил на земле. Эта фраза показалась ему блестящей, и он повторил ее несколько раз подряд. Он прослывет гением, если возьмется за перо.

Ему хотелось встать пораньше, чтобы успеть на площадь к началу церемонии и занять хорошее место. Предыдущий вечер, однако, был страшно утомительным, и ему только теперь удалось выйти из дому, тешась надеждой, что он приятно проведет вечер. Оттого он и шагал по улице с улыбкой, насвистывая государственный гимн, воображая, что марширует вместе с этими придурками… Да здравствует Бразилия!

На проспекте он попытался пробиться к оцеплению и убедился, что церемония превосходит все ожидания. Он довольно улыбнулся и протиснулся еще ближе. Несколько минут он наблюдал за передвижением военных и школьников, потом спросил пышногрудую девчонку, что это за народ.

— Ты о ком? — изумленно спросила она.

— Да вот об этих, что маршируют. Чего им нужно? Свергнуть президента? Развязать войну? Видишь, все до зубов вооружились.

Девчонка скорчила недовольную физиономию и отошла в сторону. Он улыбнулся. Не все ли равно? Бразилия большая, сказал он себе. Вперед!

Он продвинулся на несколько метров и снова очутился возле оцепления. Спустя несколько минут он почувствовал, что чье-то тело прижалось к нему, и глубоко вдохнул нежный аромат, исходивший от чьих-то волос, щекотавших ему подбородок. Он чуть-чуть отстранился и стал выжидать. Она шагнула назад, потом снова прижалась к нему. Жизнь, сказал он себе, полна приятных и незабываемых неожиданностей. Мысленно он повторил эту фразу и пробормотал: «Черт побери! Какой великий писатель из меня выйдет!».

— Что? — спросила она, обернувшись к нему.

— Я сказал, — отозвался он, — что сроду не видал таких прелестных глазок, как у тебя, и что пусть президент республики, этот идиот, который там сидит, увешанный медалями, велит отрезать мне язык, если я вру.

Довольно улыбнувшись, она оглядела его с ног до головы. Он тоже улыбнулся, убедившись, что нравится ей. Она ничего, в ней что-то есть. Груди маленькие, ноги длинные. Бразилия — чудесная страна, сказал он себе, и будь я поэтом, мне бы мог позавидовать наш покойный и незабвенный Олаву Брас Мартине дус Гимараэнс Билак.[5]

И увидел он ангела Господня, возвещающего Деве Марии, что на седьмой день седьмого месяца родит она Божьего Посланца, который, живя на земле среди людей, искупит бедных и угнетенных и ввергнет сильных мира сего в адское пламя, где они понесут кару за те муки, которые причинили своим рабам по наущению своих бесчеловечных богов. Глаза у него то открывались, то закрывались, отдаленный звук то доносился, то замолкал — это был военный оркестр, играющий бразильский государственный гимн.

— Да здравствует Бразилия, — бормотал он и мало-помалу вспомнил, что нынче исполнилось сорок пять лет, как начался его мученический земной путь. Но тут же он вновь воспарил на крылах ветра, и ангел Господень потрясал огненным мечом и возглашал: Посланец вырастет сильным и гордым своей небывалой искупительной миссией и в двадцать лет опояшется мечом, возьмет в руки копье и возглавит войско, которое двинет против тиранов, притесняющих народ Божий. И когда Посланцу Господа Бога Твоего исполнится тридцать три года, вещал ангел, он победит все войска, верные сатане, и воцарится народ Божий на всей земле. И Дева Мария, зажмурив ясные синие глаза, полные покоя и чистоты, промолвила: да будет по слову твоему. И зачала Она тою ночью от Духа Святого.

И увидел он войска, движущиеся навстречу народу. Народ состоял из мальчишек, почти детей, кричавших: смерть тирану, а солдаты взрывали бомбы и травили бегущих детей собаками; тем, кому было не скрыться, в запястья врезались оковы; тех, кто оказался в тюрьме, раздели догола и жги их белое тело горящими окурками. И все равно они кричали: «Смерть тирану!», «Да здравствует свобода!», «Долой угнетателей!», и прочие бессвязные фразы, которые возникли у него в памяти в День независимости, когда он направлялся к окну, чтобы подышать свежим воздухом и послушать государственный гимн. До него доносились отдельные фразы из гимна, вроде той, что уже забрезжила свобода на бразильском горизонте.

«И что же это за свобода?» — спрашивал он. Что же это за свобода, когда он в четырех стенах своей комнаты катается по полу, плачет в бессильной ярости, одинокий, искалеченный, всеми забытый, он, которому в День независимости исполнилось сорок пять лет?

Мы видели президента республики на военном смотре и восхищались блеском бразильской армии. Мы видели главнокомандующего, произносившего речь, и на лету ловили каждое его слово. Мы слышали, как главнокомандующий говорил, что ныне, в День независимости, правительство не должно забывать, что родина и народ должны сохранить независимость и противостоять наступлению международного коммунизма. Мы слышали, как народ рукоплескал главнокомандующему и, в свою очередь, рукоплескали народу. Мы слышали краткую проповедь архиепископа, в которой он полностью поддерживал главнокомандующего. Мы слышали, как народ рукоплескал архиепископу, когда он говорил, что Бразилия будет вечно возрастать под благодатным покровом Иисуса Христа и пресвятой Богородицы, нашей небесной заступницы. Мы видели, как президент неустанно улыбается и приветствует народ, взмахивая обеими руками, словно дирижирует оркестром. Мы пели, маршировали и рукоплескали до изнеможения, однако держались на ногах, ибо наши учителя научили нас выдержке и терпению. Нам это было не по душе.