Шахразада - Грехи царя Омара Страница 17

– Быть может, матушка, он и сын наложницы… Но он и сын моего отца, великого царя Омара. И значит, мой кровный брат.

И царица вновь замолчала, прекрасно помня, что именно так и воспитывались мальчики – как братья, как самые близкие друзья, готовые броситься на каждого обидчика. У Амани хватило разума кивнуть и собрать все силы, чтобы выслушать сына, хотя внутри все кипело. На мгновение отвлекшись, можно сказать, что царица давно уже прикидывала тайком, что же такое сделать, чтобы ее сын, наследник прекрасной страны Ал-Лат, оказался единственным сыном своего отца. Но пока не то что говорить об этом, даже думать царице было рано. Своим звериным чутьем она чуяла, что еще не появился тот случай, каким она могла бы воспользоваться.

Царевич же тем временем собрал в себе все силы, чтобы признаться матери в том, что сейчас мучает его сильнее всего.

– Увы, матушка, мне приходится признаться тебе в вещах постыдных или даже недостойных. Конечно, не дело взрослому мужчине жаловаться своей слабой матери, но, увы, у меня нет друга, с которым я мог бы разделить свою печаль.

– Печаль, мой мальчик?

– Да, матушка, меня печалит то, что я не удостоился любви ни одной девушки. Они смотрят на меня лишь как на царственного сына, наследника престола… Ни одна еще не подарила мне ни призывного взгляда, ни поцелуя… Быть может, я нехорош собой? Быть может, я груб? Что же во мне такого, скажи мне, матушка, что отвращает от меня их всех?

«О Аллах, а я с ним говорила о серьезных вещах…»

– Но почему ты думаешь, что нехорош? Почему думаешь, что их что-то отвращает?

– Да потому, что Саид, сын наложницы… уже познал тайну женской любви! Он познал, а я по-прежнему вынужден пытаться подглядывать в щелочку, как развлекаются наложницы в гареме моего отца!

«Аллах милосердный и всемилостивый! Вот что его так мучит! Но почему я не додумалась до этого сама? Почему мне никто не доложил, что мой мальчик вырос, но не поумнел, что желание насладиться женщиной для него куда выше, чем желание насладиться властью?»

Ответов на эти вопросы у царицы Амани не было. И тогда она решила задать сыну еще один вопрос.

– Но почему ты, о мой мудрый сын, решил, что Саиду уже известны сокровенные тайны женской любви?

– Да потому, что он хвастается этим, как мальчишка, выигравший скачку! Потому что теперь он бросает на всех женщин такие призывные, жаждущие взгляды, что я удивляюсь, отчего он все же чаще спит один… Потому что он решил, что теперь он самый старший брат. А мы с Валидом по-прежнему мальчишки…

– Мальчик мой, никто лучше меня тебя не поймет. Не поймет и не научит…

На лице сына отразилась такое неподдельное отвращение, что царице Амани оставалось лишь рассмеяться, чтобы скрыть боль, которую причинил ей этот взгляд.

– О нет, я не думала учить тебя тайнам страсти. Я могу научить тебя лишь смеяться в ответ на такие неучтивые слова младшего брата. Смеяться и повторять про себя: «Я не тороплюсь, но приду с победой!» И тогда удача всегда будет на твоей стороне, будь это бой на учебных мечах или самая прекрасная из одалисок твоего отца.

Царевич смотрел на мать недоверчивым взглядом. Царице даже на миг показалось, что сын не понимает ее. Но она решила, что уже этой-то беде Мансура она сможет помочь. Точнее говоря, поможет Мансуру Ясмин, благодарная за то, что ее сыновья растут как царевичи. Уж она-то найдет среди гарема царя Омара опытную, но свежую наложницу, которая сможет преподать царевичу несколько уроков высокого искусства любви.

«А Саид-то наверняка нашел себе какую-нибудь горожаночку, способную лишь испуганно жаться к стенке, когда ее касается мужская рука…»

– Иди, мой сын. Покинь женскую половину дворца спокойным. Знай, что уже к следующему утру ты сможешь слушать поучения Саида с улыбкой превосходства. Ступай, мой мальчик. И помни, что нет у тебя друга более близкого, чем мать. Помни, что мне ты можешь доверить все печали своего сердца, что жизнь моя служит лишь одному – твоему счастью!

Такие слова, конечно, может произнести любая женщина. Но не всегда они попадают на благодарную почву. Словам же Амани вскоре дано будет прорасти такими прекрасно-ядовитыми цветами, что долго еще об этом будет помнить людская молва.

Макама девятая

Наступил вечер. Мансур не забыл материнского обещания. Более того, он почти со страхом ждал того мига, когда откроется дверь его покоев и там покажется… И вот здесь воображение изменяло царевичу. То он видел, что в его опочивальню входит старая нянюшка Ширин, старуха с крючковатым носом и длинными пальцами музыкантши. То дверь покоев раскрывала сама тетушка Ясмин, почему-то с грифельной доской и целым коробком мела… То появлялось какое-то удивительное существо – полудевушка-полуптица…

Но то, что произошло на самом деле, превзошло все ожидания Мансура – и страшные, и смешные.

Ибо на пороге его покоев возникли две очаровательные девушки. Фигуры их были удивительно стройны, а лица милы. Глаза их светились нежностью, а руки покрывал узор из букв, нанесенных почти черной хной.

– Да будет благостен к тебе Аллах милосердный и всемилостивый! Да благословит он каждый день твой, о царевич Мансур, и каждую твою ночь!

Обе девушки низко поклонились царевичу. Тот же, не в силах произнести ни слова, лишь сделал рукой приглашающий жест.

Девушки расположились на мягких подушках рядом с ложем царевича. Несколько минут висела тягостная тишина. А потом одна из гостий, более светлокожая и светловолосая, звонко рассмеялась.

– О сестра, мы напугали нашего властелина… Он не знает, что теперь делать…

Мансур и в самом деле терялся в догадках. Но слова девушки взбодрили его. «Раз уж мне предназначены такие милые наставницы, я буду с ними учтив, как с дорогими гостьями!»

– О нет, прекраснейшая, – ответил он. – Вы меня не напугали… И я прекрасно знаю, что делать. Но сначала мне бы хотелось узнать ваши имена. Ибо до конца своих дней я буду благодарить вас за то, что вы оказали мне честь и пришли в мою опочивальню.

Девушки переглянулись. Похоже, что они могли и без слов понимать друг друга.

– О великий царевич! Я Фатима, а это моя любимая сестра и подруга, возлюбленная Халима. Сегодня мы подарим тебе несколько маленьких тайн великого искусства любви.

– Всего несколько? – Помимо воли в голосе Мансура прозвучало разочарование.

– О да, царевич, всего несколько. Ибо истинная любовь велика и непостижима. И тайн у нее не менее, чем звезд на небе или капель в бушующем море.

– Благодарю вас, мои добрые наставницы. Но с чего же мы начнем?

– С начала, о благородный Мансур. Ты увидишь таинство соединения и сам поймешь, как должен вести себя, если жаждешь женщину, если жаждешь наслаждения с ней.