Шахразада - Любовь Хасана из Басры Страница 17

Позже, когда их сердца стали биться ровнее, она прижалась щекой к его груди и удовлетворенно вздохнула. Хасан потрясенно качнул головой. Что же это было? Какая буря пролетела над ними, унося в страну счастья?

Увы, ответа на этот вопрос он пока не находил. О, он попытался, но сон уже смежил его веки. Хасан нежно обнял девушку и прошептал:

– О моя мечта. Моя Айна…

Наринэ едва не подпрыгнула.

– Как ты назвал меня, Хасан?

– Мечтой, моя краса…

– А потом?

– А потом я начал засыпать… А ты вдруг вскочила…

– Ты назвал меня чужим именем, негодный! Ты назвал меня какой-то Айной!

– О Аллах милосердный…. Не может этого быть…

– Кто она? Почему ты даже во сне бредишь ею? Она твоя невеста? А кто тогда я? Просто так, развлечение для студиозуса?!

Но Хасан не обращал внимания на крик девушки. Он начал качаться из стороны в сторону и все повторял:

– Не может этого быть… О я несчастнейший!

Наринэ замолчала и с удивлением посмотрела на Хасана.

«Почему он не оправдывается? Почему не клянется мне в самых нежных чувствах? Что с ним происходит?»

Наконец у нее хватило разума потрепать Хасана по плечу. Прикосновение теплой человеческой руки словно сняло чары, и Хасан пришел в себя.

– Прости, о несравненная! Я обидел тебя, должно быть….

– Обидел?! – едва не взвилась Наринэ. – Ты, ничтожный, назвал меня именем другой женщины. Другой, должно быть, более любимой тобой, более желанной!..

– О нет, моя красавица. – Хасан попытался обнять девушку за плечи, но она сбросила его руку. – Не надо обижаться, прошу тебя. Лучше выслушай. Тогда и решишь, сколь великая моя вина.

Наринэ демонстративно отвернулась, но Хасану было отлично видно, что она кипит более любопытством, чем гневом.

– Знай же, моя хорошая, что нет на свете девушки по имени Айна. То есть, может быть, где-то и есть, но я не знаю ни одной. Я же Айной нарек прекраснейшую статую, что стоит в библиотеке. Ты ведь знаешь, сколько времени я провожу среди свитков и книг почти в одиночестве. Вот мне и пришла в голову мысль назвать статуи человеческими именами. Я с ними советуюсь, им рассказываю о том, что прочитал в сводах мудрости и какие выводы сделал.

– Ты просто обезумел от своих занятий, – пробурчала Наринэ и повернулась лицом к Хасану. Гнев еще плескался на дне ее глаз, но она уже почти успокоилась.

– Быть может и так. Я не оправдываюсь, любимая. Просто моя задача велика, а времени у меня гораздо меньше, чем она, моя цель, требует.

– Но как бы ни была велика задача, ведь любому иногда нужен отдых… Успокойся, побудь просто человеком, юношей, который умеет находить радость жизни не только в достижении великой цели, но и…

– …но и в любви прекрасной женщины, – закончил слова девушки Хасан, нежно обнимая Наринэ.

Та не отстранилась, и губы влюбленных слились в долгом нежном поцелуе. Казалось бы, какие мысли могут сейчас посещать голову? Но Хасан все так же повторял про себя «о я несчастнейший», ибо в прикосновении нежных девичьих губ чувствовал он лишь холод каменного изваяния.

Макама десятая

– Прости, учитель, что беспокою тебя в этот неурочный час!

– Здравствуй, Валид! Зов моего ученика всегда отраден мне! Чем порадуешь меня, мудрец из далекой страны?

– К счастью, страна Ал-Лат живет в мире и процветании. А значит, живут спокойно и твои ученики вместе с ней.

– Это отрадная весть.

– Но есть у меня для тебя и весть куда менее отрадная. Беспокоит меня твой ученик и мой, о Аллах великий, внук Хасан. Ничего из того, чему ты некогда учил меня, я ему не передавал, но его душевное смятение, его, боюсь, нездоровье, слышны мне здесь, вдалеке от него так же ясно, как если бы он был рядом.

Мудрец Георгий усмехнулся. О да, и сам он, и его ученики, многие из его учеников, пошли далеко по пути самосовершенствования. Они и впрямь смогли обмануть коварное время, сохранив и тело и разум такими, каковы они у сильных и молодых людей. У мудреца Валида выросли внуки, Бедр-ад-Дин и Хасан, но сам он, Георгий мог поклясться в этом, выглядит едва ли на десяток лет старше, чем выглядел здесь, в далекой стране Аштарат.

– Увы, мой друг, – проговорил Георгий, – боюсь, что твои опасения небеспочвенны. Я тоже слышу его беспокойство. Но ранее приписывал его тому лихорадочному рвению, с которым он стремится овладеть науками.

– Боюсь, что здесь есть и еще что-то. Да, мальчик, это я прекрасно знаю, учится так, будто завтра наступит конец света. И тому есть объяснение – его отец, визирь Рашид, объявил, что в день девятнадцатилетия Хасан станет его советником. И горе юноше, если он даст хоть один неверный совет. Визирь Рашид, увы, в семейных делах куда менее мудр, чем в делах государственных. И потому младший сын его боится и не любит.

– Что ж, такое бывает, Валид.

– О да, мир знает множество примеров этому. Но мне кажется, что не эта боязнь неверного совета и даже не торопливая жадность, с которой учится Хасан, является источником его душевного нездоровья. До меня временами долетают волны необыкновенно возвышенных чувств, что прекрасно для юноши, и почти сразу следом – волны сильнейшего страха. Такого дикого, что я даже не могу подобрать слова, чтобы его описать.

– Сильнейшего страха, Валид?

– О да, мне слышатся даже слова, пусть и не столь отчетливо, как при наших беседах. Мальчик часто повторяет «о я несчастнейший из смертных…», и я понимаю, что чувствует он себя именно так.

– Это странно, мой друг. Мальчик влюблен, а его возлюбленная отвечает ему с неменьшим пылом. Он истов в занятиях, и его успехи заметны всем наставникам. Но почему же он чувствует себя несчастнейшим из смертных?

– Ответа на этот вопрос у меня нет, учитель.

– Значит, его найду я. Спасибо, добрый мой друг, что поделился со мной беспокойством. Боюсь, что суета не дает мне возможности должное внимание уделять каждому из своих учеников.

– Благодарю тебя, мудрый мой друг и наставник. Твой ученик, добрый наш царь Темир Благородный, передает тебе привет. Он говорит, что с удовольствием бы сменил царские одежды на платье ученика… Пусть бы всего на несколько дней…

– Это понятно, мальчик. Темир тоже не становится моложе. Но всем хочется вернуться в те дни, когда ты был молод и силен. Передавай ему от меня привет и скажи, что я с удовольствием вспоминаю те дни, когда учил его.

– Благодарю, учитель. Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного, да оградит он тебя от болезней и бедствий сто раз по сто лет.

– Будь счастлив и ты, ученик.

Георгий откинулся в кресле и задумался. Хасан, младший сын визиря Рашида, был во многом, пожалуй, самым лучшим его учеником. Нет, не столько самым лучшим, сколько самым усердным. Наставники нашли к юноше верный подход, дав ему возможность вбирать столько знаний, сколько он в силах поглотить. Именно так, ибо казалось, что разум юноши – это губка, а знания – прекраснейшая из субстанций мира. Но почему он чувствует себя несчастным?