Когда я вгляделся в твои черты (СИ) - Victoria M Vinya Страница 18

Под опущенными ресницами стало влажно. Микаса испугалась, что Эрен может увидеть её слёзы и начать беспокоиться. Наспех утёрла «следы преступления» и едва слышно шмыгнула носом.

Прошли по мосту через реку, в которой тонули опавшие листья и цветы, свернули на бульвар, затем двинулись вдоль проспекта, прямиком в ночь, под мелодию тревожных смс-ок от родителей. Эрен не игнорировал их: не хотел причинять боль матери и пообещал вернуться сразу, как проводит подругу.

Сделав круг, повернули к дому. Микаса устало смыкала веки, на ходу погружаясь в сон. Эрен ласково поглаживал её пальцы, которыми она держала его под руку: «Словно сказочный страж, оберегающий мой покой», ― подумалось Микасе. Они брели через парк, по дороге, параллельной огороженному балюстрадой обрыву, с которого открывалась панорама города. Впереди Микаса смутно разглядела знакомые очертания ретро-автомобиля Шевроле молочно-бежевого цвета. В груди резко кольнуло: она догадывалась, кому мог принадлежать этот изящный дорогой транспорт. Дверца со стороны водителя была зловеще открыта, а из динамика в салоне доносилось тихое таинственное пение:

«…Я шепчу все твои имена,

Я не знаю, где ты,

Но где-то, где-то здесь,

На этой дикой покинутой звезде.

И я переполнен любовью,

И я переполнен чудом,

И я переполнен любовью,

И я сдаюсь под твоими чарами…»¹{?}[Spell ― композиция рок-группы Nick Cave and the Bad Seeds из альбома «Abattoir Blues/The Lyre of Orpheus» 2004-го года выпуска.]

― У меня дурное предчувствие, ― дрожащим голосом прошептала Микаса и, отстранившись от Эрена, осторожно, но быстро зашагала в сторону автомобиля.

― Эй, что стряслось? ― растерянно крикнул он ей вслед.

Она не ответила. Достигнув цели, Микаса с ужасом обнаружила за рулём господина Дементьева, засунувшего себе в рот дуло пистолета. На густых ресницах, обрамлявших пронзительные серые глаза, бесформенным желе застыли слёзы, дорогой пиджак был измазан грязью, мятая рубашка наполовину расстёгнута, а развязанный галстук-бабочка просто болтался вокруг шеи; в салоне витал острый и кислый запах алкоголя, с лобового стекла мёртвым мотыльком свисала приклеенная на скотч свёрнутая записка. Микаса изумлённо уставилась на замершего Дементьева и несколько секунд не могла пошевелиться. Сзади послышались приглушённые шаги и нетерпеливые вздохи.

― Может, уже ответишь?! О-о… ― Эрен мгновенно умолк.

Господин Дементьев поглядел на подростков затуманенным взглядом, затем нехотя достал изо рта пистолет и опустил держащую его руку на колено. Его губы рассекла жалкая улыбка, похожая на кровоточащую рану. Утерев мокрый нос грязным рукавом, он издал рваный смешок.

― Добрый вечер, глупышка, ― с нелепым и виноватым видом поздоровался Дементьев.

― Добрый, Вадим Александрович, ― подавив оцепенение, пресно ответила Микаса. ― Отдыхаете? ― Её губы дрожали, выталкивая наружу до невозможности абсурдный вопрос, заглушающий ужас насмешкой.

― Чёрт, да у него пистолет!.. ― пытаясь себя успокоить, констатировал Эрен то, что и так было очевидно, но Аккерман выставила назад руку, сделав ему запрещающий говорить жест.

― Вадим Александрович, ― нежно и вкрадчиво произнесла Микаса, опустившись на колени перед автомобилем, ― я переживаю за вас. И родные тоже будут. Вы, наверное, очень устали… Лучше поезжайте домой. На такси.

Он оглядел всю её фигуру, отрывисто дыша, и вжался затылком в подголовник, с отчаянием сжав рукоятку пистолета. Плач мелодии в салоне угасал, унося с собой его невысказанные страдания и несуразные кошмарные порывы. Микаса бережно оплела пальцами, словно тоненькими стебельками, его исцарапанную кисть и медленно забрала из неё оружие, после чего на удивление умело поставила на предохранитель, вытащила пули из магазина и бросила пустой пистолет на пассажирское сидение.

― Ты жестока, девочка, ― измождённым голосом прохрипел Дементьев, блуждая по её чертам блёклыми глазами. ― Даже уйти мне не позволишь.

― Не позволю, ― спокойно и решительно проговорила она. ― Если вы сейчас уйдёте, то заберёте на тот свет не только свою жизнь, но и мои детские воспоминания, моё восхищение, мои надежды и мечты… Я понимаю, вам плевать на себя, но вы хотите и меня ограбить, Вадим Александрович? В таком случае это вы жестоки, а не я.

Дементьев рассмеялся. Надрывно, удушливо, дьявольски.

― И я сдаюсь под твоими чарами… ― надломлено пропел он и оголил зубы в истерзанной пленительной улыбке.

По спине Микасы пробежал холодок.

И вдруг на её предплечье легла тёплая ладонь, длинные пальцы почти до боли впились в кожу и потянули Микасу в сторону — опьянённую, заколдованную, размягчённую.

― Пошли уже домой! ― пробубнил Эрен и насупил упрямые брови. ― Ты же видишь, он в стельку и не соображает.

― Твой парень настойчив, ― без смущения обратился к Микасе Дементьев, игнорируя ребяческий выпад Йегера.

― Мой друг… ― неловко поправила она.

― Как, должно быть, оскорбителен для него этот факт.

― Вы!.. ― Эрен обступил Микасу, наклонился и посмотрел на Дементьева диким зверёнышем. ― Только, мать вашу, попробуйте приехать домой и снести себе башку!

Пыхтя от ярости, он достал мобильник и заказал такси, кое-как объяснив, куда нужно доставить машину и настоятельно рекомендовал приглядывать за клиентом. Микаса видела его в гневе множество раз, но эти оттенки эмоций были ей не знакомы. Эрен был чрезмерно груб. Защищался, словно на него нападали.

― Очень любезно, что вы так заботитесь обо мне, юноша, ― поблагодарил Дементьев.

― Мне наплевать вообще-то. Если вы слабы и сдались — дело ваше, ― с пренебрежением пояснил он. — Это только ради неё. ― Эрен кивнул в сторону Микасы.

― Вот как, значит. ― Дементьев закивал. ― Выходит, вы из той же породы, что и я: будете защищать самое драгоценное, пока не издохнете. И никому не отдадите.

― Вы правы: не отдам, ― скрежетнув зубами, воинственно ответил Эрен, и под пеленой мрака радужка его глаз сделалась похожей на обнажённую сталь.

― Эрен, прекрати, ― взволнованно шепнула Микаса, сжав в кулачке ткань рукава его рубашки. ― Ты чего так завёлся?

― Похоже, у этой малышки в крови спасать подонков, вроде нас с тобой, да, парень? ― Дементьев беспутно рассмеялся. ― Но ты гляди в оба: однажды это невинное создание в трогательном комбинезончике сумеет растоптать тебя.

На лице Эрена проступило странное выражение, и он недоверчиво сощурился, продолжая скалить зубы. Микаса понятия не имела, как его успокоить и как объяснить подобный всплеск необоснованной злобы к человеку, который мог расстаться с жизнью, подойди они несколькими минутами позже. «Может быть, это и есть причина ― чья-то решимость покончить с собой. В Эрене жизнь готова пролиться через край, он часами рвёт глотку своими призывами бороться и прочей пубертатной фигнёй. Он просто не понимает. Не понимает, каково это ― не видеть смысла двигаться дальше, не видеть смысла сражаться, не видеть вокруг света и доброты. Может быть, такой выход даже лучше, чем необратимое увязание в болоте…»

Дементьев тоже поглядывал в сторону Эрена и лишь качал головой:

― Дикий мальчишка. ― Он оценивающе хмыкнул.

Как и обещали, ребята дождались прибытия такси, чтобы проконтролировать посадку господина Дементьева и не допустить второго шанса свести счёты с жизнью. На обратной дороге шли молча, почти не глядели друг на друга. Микаса чувствовала, как Эрен несколько раз намеревался взять её за руку, но незаметно пресекала эти попытки. В ушах продолжал звучать обволакивающий мужской голос, а из памяти не шла усмешка безразличия. «Как он тогда на нас посмотрел… Знал, что ещё секунда ― и уже никогда ни на что не сможет смотреть. Сидел пьяный, забывшийся. В этом тихом безлюдном месте. Наедине с собственной тоской. Один выстрел ― и не стало бы того вечера в ресторане. Не стало бы нашего объятия и поездки до моего дома». Микаса нервно оттолкнула подошвой фантик от мороженого, подняла голову и взглянула на фонарный столб с отколотым уголком, куда приземлился ночной мотылёк с мохнатой спинкой и землисто-серыми крыльями. «Эрен в тот вечер отдал мне свой шарф. Хороший шарф. Тёпленький. В холодную пору теперь не могу без него». Микаса обхватила себя за плечи, с блаженством погладила джинсовую ткань куртки и втянула ноздрями горько-сладкий запах пыльной листвы.