Вик (ЛП) - Аврора Белль Страница 18

Его теплое дыхание согрело раковину моего уха.

— Есть какие-нибудь планы сегодня вечером?

Слабая ухмылка растянула мой рот.

Он ревновал?

Он казался ревнивым.

Было так много способов, которыми я могла ответить на это. Я могла опустить глаза и покорно покачать головой. Могла быть хладнокровной и отчужденной, показывая ему, что меня не очень волнуют его вопросы. Или, может быть, могла сказать ему, что они у меня есть, просто чтобы подшутить над ним. Но когда я неторопливо повернулась, убедившись, что мое тело прижимается к его длине самым дразнящим образом, я наклонила голову, чтобы посмотреть на его великолепное, задумчивое лицо, и чуть не подавилась языком. Я обнаружила, что у меня нет желания играть с ним сегодня вечером.

Его открытая ладонь коснулась изгиба моего бедра, разминая и лаская плоть через тонкую ткань моего платья с нежностью, от которой у меня заныло в груди, и мне захотелось лениво, по-кошачьи, потереться о него.

Его скучающий взгляд говорил громко и без слов. Он хотел ответа; это было ясно.

Из всего, что я могла сказать, что я должна была сказать, я выбрала правду.

Мой взгляд упал на его крепкую хватку на моем бедре. Я снова посмотрела на него, прежде чем медленно исследовать темные тени на его лице. Он выглядел истощенным.

— Нет, если вопрос от человека, которого я хочу.

Между нами повисло молчание. Тяжелое, удушающее.

— Ах, да? — От его ледяного осмотра моего надутого рта мой язык опух.

Было трудно говорить. Я выдохнула:

— Да.

Вик повернулся, чтобы отгородить меня от остальных, большая рука на моей талии медленно согнулась и легла на изгиб моей задницы, кончики его пальцев оставляли след на моей коже.

Черт, почти бездыханная, я обвинила в том, что я сказала, алкоголь.

Я двигалась со смыслом. Положив нежную руку ему на живот, я поиграла с кнопками и почувствовала, как в ответ дернулся его пресс.

— Пойдем домой со мной.

Я не была полной идиоткой. Я знала, что секс не решит наших проблем, но мы оба были взрослыми и делали это по обоюдному согласию, я чувствовала это. Могла ли я найти какого-то безымянного Джо и выебать его? Конечно, могла. Но я не хотела секса ни с кем, кроме Вика. Опьянение придало мне храбрости, чтобы признать это.

Выражение боли скользнуло по его лицу, а затем он застонал, и звук этот был настолько знакомым — из тех времен, когда тот же самый стон был вызван моим освобождением и тем, как хорошо мое тело ласкало его, — что я прикусила губу и скользнула рукой вниз, чтобы обхватить себя. Его глаза сверкнули, и он сильно сжал мое запястье, не давая мне добраться до центра.

— Детка, не надо. — Слова его были суровы, но глаза полны сожаления. — Если бы ты не был пьяна, мы бы даже не зашли так далеко. — Наклонившись, он не сводил с меня горячего взгляда, его голос был грубым. — Я бы отвел тебя обратно в свою машину, усадил на свой член и заставил твою задницу подпрыгивать, пока ты не кончишь.

Мои полные губы приоткрылись от откровенной сцены, промелькнувшей у меня в голове.

О Боже, я хотела этого. Я так сильно этого хотела. Сейчас. Прямо сейчас. Пойдем.

Должно быть, выражение моего лица было нетерпеливым, потому что губы Вика скривились, а когда он покачал головой, мои внутренности сжались, а затем умерли от унижения.

— Этого не случится. Не этой ночью.

Не этой ночью?

О Боже. Это был первый раз, когда он мне отказал. Унижение обрушилось на меня, как густая черная смола.

— Не смотри на меня так, — сказал он суровым тоном, но с мягким взглядом. — Я не собираюсь пользоваться тобой, киска, как бы сильно ты этого ни хотела. Это то, чего ты хотела, Нас. Пространство.

Было ли это так?

Конечно. Только теперь, когда оно у меня было, я ненавидела расстояние между нами. В том пространстве, которое я так желала, было холодно и одиноко. Без Вика я чувствовала себя одинокой. Пустынной. Заброшенной.

Это казалось неестественным. Просто… неправильно. Как будто часть моего сердца покинула меня.

Вот дерьмо. Не смей, Нас. Мои глаза защипало. Не смей плакать.

Я отступила от него, держа руки по бокам, и тихо призналась.

— Я чувствую, что потеряла своего лучшего друга.

Лицо Вика смягчилось так, что мое сердце замерло, и когда он открыл рот, чтобы ответить, я ждала. Его рот закрылся. И снова открылся, но ничего не вышло.

Ага. Молчание было примерно такого размера.

Мои глаза опечалились, я медленно кивнула. У меня защипало в носу, и я выдавила из себя улыбку.

Быть отверженным — ужасное чувство, и мы оба утонули в нем, втягивая друг друга в себя, тщетно пытаясь сделать глоток воздуха, прежде чем задохнемся.

Теперь, когда Вик помогал хихикающей Анике выбраться из машины, я молча смотрела, как он осторожно ведет ее в дом.

— Сделай шаг, — терпеливо произнес он. — Еще один. Ну вот. Почти готово.

Я быстро открыла входную дверь, позволяя ему войти. Его тело заполнило открытый дверной проем, и внезапное воспоминание о том, как он ухмылялся мне сверху вниз, блокируя доступ к дому, пока я не встала на цыпочки, не обвила руками его шею и не притянула вниз, чтобы поцеловать, напало на меня. Он осторожно проводил сестру вверх по лестнице, достаточно хорошо зная, где находится моя комната, учитывая, что мы провели там тысячу и одну ночь, заключенные вдали от мира в объятия друг друга.

Я не последовала за ним. Ждала в зале. Он вернулся и прошел мимо меня.

Моя душа взывала к нему, но рот отказывался передать эмоции, выпустив и так слишком много сегодня вечером, а в итоге получив нулевую отдачу.

Вик достиг дверного проема и запнулся, остановившись на полпути. Произнес, не оглядываясь назад:

— Как бы то ни было, я тоже скучаю по тебе, — его мягкий, как виски, голос омывал меня, как прохладный дождь в летний день.

Это накормило меня, этот маленький лакомый кусочек. Крошечный кусочек, брошенный голодающей женщине. И сколько он питал, столько и отравлял.

Вик закрыл за собой дверь, и щелчок замка эхом разнесся по открытому пространству. Это казалось таким окончательным, что я начала плакать.

С тяжелым сердцем я посмотрела на плитку в фойе затуманенными глазами и всхлипнула.

— Дерьмо.

Мне потребовалась минута, чтобы взять себя в руки, но когда я наконец это сделала, вздох смирения покинул меня, и я поднялась по лестнице. В своей комнате я обнаружила Анику лежащей на кровати в платье и со сброшенными туфлями. Мелкие резкие движения дали мне понять, что она все еще не спит, поэтому, будучи другом, я застонала, поднимая ее обмякшее тело, пытаясь раздеть ее.

— Вставай.

Ее голова болталась из стороны в сторону, и Аника надула губы:

— Я устала.

Расстегнув молнию на ее платье, я спустила рукава вниз по ее рукам и тихонько рассмеялась.

— Я знаю, что это так, кукла. Давай я переодену тебя во что-нибудь поудобнее, и ты сможешь выспаться.

— Хорошо. — Она сладко зевнула.

Я изо всех сил пыталась надеть ночную рубашку через ее голову, и когда она откинулась на кровать, я спустила ее платье вниз по ее ногам, оставив ночную рубашку лужицей вокруг ее живота. Послушайте, это было лучшим, что могло получиться. Слегка шлепнув ее по бедру, я прошептала.

— Ты готова, детка. Поспи.

Она еще раз зевнула, затем ей удалось удивить меня усталым голосом.

— Настасья, почему ты больше не любишь Вика?

В голове возник скрежет, словно от поцарапанной пластинки.

Сердце екнуло не только от резкости ее вопроса, но и от того, насколько ошибочным было ее предположение. Я смотрела в темноту мгновение до того, как подвинулась, чтобы включить лампу, и обнаружила, что остекленевшие глаза Ани моргают, когда она натянула одеяло до шеи.

Я не знала, что сказать. У нас с Аникой с подросткового возраста было негласное правило: мы просто не говорили о моих отношениях с ее братом. Но тот факт, что она спросила, внезапно заставил меня хотеть отчаянно заговорить об этом. Или, точнее, объяснить самой себе.