С. Алесько - Поймать ветер Страница 18

— Я к твоим услугам. Позволь только полюбопытствовать: в Граде-у-моря своих мужиков не осталось?

— Своих сколько угодно, да вдовица уж больно праведная. Не хочет, чтобы о ней слухи пошли, траур-то еще не миновал. Обещала деньги немалые, если я к ней кого из проезжих отправлю, помоложе да поискусней, — скабрезно ухмыльнулась.

Да, Тина не только содержательница гостиницы. Она еще и сваха, и сводня. Праведниц среди моих знакомиц не водится. Машуля, пожалуй, самая безгрешная.

— Идет, Тиночка, — подмигнул женщине. — Могу хоть сейчас, только помыться б с дороги.

— Отправляйся прямо в купальню. Если надо, и одежду дам, но с возвратом.

— Давай. Мои шмотки пусть служанка постирает. И Малинку устрой в комнату поспокойнее.

— Я тоже хочу в купальню, — заявила сладенькая.

— После него, — сказала Тина, я кивнул.

С радостью потер бы Малинке спинку и не только, но ничего не поделаешь, работа есть работа. Пыл растрачивать ни к чему. Неизвестно, как выглядит эта вдовица, а чем лучше ее ублажу, тем больше получу. У них со сводней цена наверняка обговорена, но ежели баба шибко довольна останется, запросто может мне сверх условленного заплатить…

Помывшись, отправился проверить, как Тина устроила Малинку. Комната оказалась неплохой: чистой, достаточно просторной, под окном росла акация, поверх ее ветвей, усыпанных розовыми хохолками цветов, виднелось море.

— Линочка, не высовывай отсюда носа, ладно? — без особой надежды попросил я. — Раз ты не знаешь жизни, лучше посидеть в гостинице, а то мало ли… Я скажу, чтобы тебя кормили.

— А сколько времени тебя не будет?

— Не знаю. Вряд ли больше двух дней.

— Два дня?! В четырех стенах? Ничего со мной не случится на улице. Это же обычный город, а не пиратская вольница.

— Я предупредил. Если что — искать тебя по всему Граду не стану. Опять же, на север тащиться не придется, — надо ее сразу осадить, иначе потом хлопот не оберешься…

— Вот видишь, как хорошо все может сложиться! — глаза Малинки зло сощурились. — Но, боюсь, тебе не повезет: когда вернешься, найдешь меня, где оставляешь. Желаю вдовицу помоложе!

Развернулась, шагнула к окну, облокотилась о подоконник и стала что-то высматривать в кроне дерева, будто одна в комнате. Я плюнул про себя и вышел. Норов у сладенькой не сахарный. А чего ждать от белой кости? Привыкла, что все от одного шевеления ее брови трепещут, да только я не из таковских. Кабы не работа, навалился б сейчас сзади, юбку задрал и вдул прямо у окошка. Зуб даю, после стала б как шелковая. Эх, три болота… как представил, аж сам разохотился… Жаль упускать возможность, да ничего не поделаешь.

Дом заказчицы я нашел быстро — высокая черепичная крыша с флюгером в виде всадника со стягом поднималась над глухой оградой и видневшимися за ней кронами деревьев. Небедная вдовушка, хорошо. Будем надеяться, что и не совсем старушка.

На мой стук калитка распахнулась. Я сказал здоровенной служанке, смахивающей на мужика комплекцией и редкими усиками над верхней губой, что меня прислала Тина с поручением к госпоже. Бабища велела пройти в сад и указала дорогу. Я шагнул под сень персиковых деревьев, увешанных спелыми плодами. Над перезрелыми персиками кружили осы, лакомясь выступившим из трещинок соком.

— Попробуй, если хочешь, — раздался звонкий голосок, и из-за цветущего розового куста выступила стройная молодая женщина, белокурая, с большими голубыми глазами и нежнейшим румянцем, в темно-синих вдовьих одеждах. Кажется, мне здорово повезло… Неужто Малинка удачу приманила? Интересно, чем? Своим злым прищуром?

— Я б твои персики куснул, — улыбнулся, откровенно разглядывая высокую пышную грудь, на редкость аппетитно обтянутую синим блестящим шелком.

— Ты от Тины? — сверкнула белоснежными зубками красавица.

— Да. В Граде проездом. Задержаться решил только из-за тебя и вижу, не зря.

— Чудесно! — окинула меня вполне удовлетворенным взглядом. — Ты мне тоже нравишься.

Хвала Небесной Хозяйке! А то откровения последнего времени о тухлых морских ежах, сальных хлыщах и тощих бродячих псах засели неприятной занозой в шкуре моего самолюбия.

— Пойдем, — вдовушка поманила меня пальчиком, повернулась и пошла к дому. Попка у нее оказалась ничуть не хуже грудок.

В постели Магнолия тоже была хороша. Ее воздержание оказалось значительно дольше моего, так что попотеть пришлось, ну да оно того стоило. Красотка оказалась страстной и укатала меня за три ночи (не говоря о днях) как следует. Правда, и заплатила увесистым кошелем золота.

— Про это Тине помалкивай, — промурлыкала мне на ухо. — Она тебе еще часть отдаст из того, что от меня получит. Уж очень ты хорошо, Перчик. После трех лет с дряхлым старцем в мужьях я себя заново родившейся чувствую. Будешь еще в Граде, заходи. Даже если нового мужа найду, помоложе, тебя всегда приму с радостью.

Я поблагодарил, поцеловал златовласку на прощание и пошел восвояси.

Стояло раннее утро, небо только начинало светлеть. Проходя через сад, не удержался и сорвал несколько спелых мягких персиков для Малинки. Раз она с севера, лакомство должно быть ей в диковинку. Завязал в платок, который Магнолия на память подарила, и пошел на берег моря. Тина в такую рань двери все равно не откроет, значит, можно выкупаться. Вроде вдовушка и укатала, а как подумаю о сладенькой, внизу живота все скручивает. Даже если отбиваться и царапаться будет, и тогда завалю. Не хочу только, чтоб она на мне чужой запах ощущала.

Когда солнце встало, отправился в "Морского конька". Тина уже была на ногах.

— Доброго утречка! Неужто только сейчас отпустила? — полюбопытствовала с похабной улыбочкой.

— Угу. Как Малинка?

На подходе к гостинице меня вдруг одолело беспокойство. Не разобиделась ли девчонка? Не ушла ли? Не влипла ли в какую-нибудь неприятность? Распрощались-то мы с ней не слишком ладно… Рассудок твердил, что я и так оказал сладенькой немалую услугу, и ежели она по собственной дури во что-то вляпалась, меня это уже не касается. Как говорится, что ни делается, все к лучшему. На север осенью топать и впрямь не охота. Пока доберемся, там, глядишь, уже снег выпадет… Оставалась единственная загвоздка: хотелось оказаться с ней в постели еще хоть разок. Желание было на редкость глупым, но, как и все глупые желания, совершенно необоримым.