The Kills (СИ) - "Белый_Шум" Страница 19

С губ срывается хриплый смех, вроде того, которым смеются больные в психушке. Офицер дует губы, недовольный моим ответом, кидает сигарету на пол, туша ее носком туфли.

— Твой мобильный был в районе твоего дома в указанный промежуток времени, ты никуда не уехал. По крайней мере, далеко.

— Я уже говорил. Я был в ювелирном магазине недалеко от дома. Хотел сделать подарок.

— Хорошая отмазка. Типа любящий будущий муж? — пузан снова закуривает, дым обжигает разодранное горло. — По какому поводу подарок?

— Почему я не могу сделать подарок любимой женщине просто так?

Он злобно скалится желтыми зубами на мой ответ.

— Ну да, все же мы романтики. Дарим женам брюлики просто так, — уебок гогочет, смотря на помощника, тот тянет кривую улыбку, потакая начальнику.

В дверь стучат. Полицейский отходит, с минуту перешептываясь с тем, кто пришел. Возвращается назад, снова нависая своей плешивой башкой надо мной.

— Ну ты и гнида, — он качает головой. — И имечко у тебя подходящее. Убил беременную девочку и рад.

Злобное ликование сменяется ужасом, иглами вонзающимся в сердце.

— Что?!

— Давай еще раз, — игнорирует полицейский, командуя помощнику продолжить.

Снова вода, снова тону. Теперь уже во всех смыслах. Физически, эмоционально, душевно. Умираю, оставаясь живым. Живым мертвецом.

Дают подышать: моя смерть не в приоритете. Во рту привкус крови, в голове туман и вата. Нехватка кислорода не дает нормально соображать.

— Закончим пока что. А то еще сдохнет раньше времени.

Пузатый уебок уходит, пока его помощник отвязывает меня от лавки. Он отводит меня в камеру, толкая в спину. Ноги не слушаются, обещая в любой момент мне встречу с полом.

В камере холодно и сыро, воняет мочой вперемешку с затхлостью. Я умываюсь, пытаясь прийти в себя, словно до этого мне не хватило обливаний водой. На твердой лавочке неудобно лежать, но даже сидеть сейчас тяжело.

Беременна? Ева была беременна?

Закрываю глаза, надеясь, что все это сон, что сейчас исчезнет, и я проснусь дома, в своей постели рядом с ней. Но к реальности меня возвращает грохот металлической решетки.

— На выход, — сухо командует смотритель.

Не задаю вопросов, не до них сейчас. Мне возвращают вещи, ждут, пока переоденусь и ведут к выходу. Уебок стоит с недовольной рожей в коридоре, едва не плюясь ядом. У двери участка меня встречает адвокат. Кажется, все закончилось.

— Ну и заставил же ты меня попотеть, Люций.

Джимми, как всегда, улыбчив, бодр и свеж.

Мы отходим от участка, останавливаясь возле его припаркованной рядом машины.

— Ты как? Я чуть ли не силой раздобыл эти ебаные записи с камер магазина. Ты бы хоть чеки брал для верности.

Он улыбается. Я молчу.

— Есть сигарета?

— Ты же не куришь, — адвокат меняется в лице, одергивая свой пиджак взволнованным жестом.

— Так есть или нет?

Джимми достает пачку и протягивает мне одну сигарету, дает прикурить. Мы молчим. Похоже он понимает, что не все пошло гладко.

— Еще одну, — требую я, понимая, что выкурил предыдущую практически до фильтра.

Адвокат крякает от непонимания и шока, достает сигареты, с полминуты глядя на них.

— Забирай всю пачку, — протягивает он их мне.

Снова подкуриваю, наслаждаясь болью в разодранных легких. Так легче, так проще не дать себе развалиться на части.

— Не знаешь, как быстро получить лицензию частного детектива?

***

К концу рассказа Люци я, кажется, залила слезами весь пол в его квартире. Он выкурил всю пачку сигарет и молчал, пока я всхлипывала, не в силах остановиться. Рукава толстовки намокли, будто я только что достала ее из стирки.

— Не плачь. Видишь, я же не плачу, — он тепло улыбнулся, стирая слезы с моих щек.

— Ты… — я чуть не задохнулась, пытаясь сказать хотя бы слово. — Это чудовищно.

— Человеческая жестокость вообще зачастую чудовищна и бессмысленна.

Он улыбался, черт возьми. Он улыбался после всего, что только что рассказал.

— Ты ее любишь? — я прижала ладони, спрятанные в рукава, к щекам.

— Нельзя разлюбить человека только потому, что он умер.

— Тогда зачем ты меня поцеловал?

— Я просто пытаюсь жить дальше. Просто пытаюсь.

Люций взял сигаретную упаковку со стола, откинул крышку, но понял, что там пусто. Устало выдохнул, бросая ее назад, встал с места, дойдя до рабочего стола, и взял новую.

Детектив снова закурил.

— Ты ищешь его, чтобы убить? — я вдруг начала догадываться, что за этим поиском может стоять нечто нехорошее.

— Сначала хотел убить. Не спал ночами, грезя тем, как сверну его ебаную шею. Но знаешь, — он сделал затяжку. — Я рад, что не нашел его сразу. Что мне даст пять минут удовольствия ощущать, как жизнь покидает этого ублюдка? За ними последует пожизненное в тюрьме с такими же убийцами, как он. Насилие порождает насилие, — Люций запрокинул голову вверх, разглядывая балки у потолка. — Эта гнида и так сломала мою жизнь. Убить его — значит облегчить ему участь и дать победить, окончательно загубить мою жизнь. То, что от нее осталось, — он сел рядом, туша сигарету в пепельнице. — Он должен сидеть. Смотреть каждый день на небо из-за решетки и помнить, почему он там. Чью жизнь посмел отнять.

— Но если бы ты мог предотвратить, оказался в нужное время в нужном месте. Ты бы убил? Сделал бы такой выбор?

Сосед тихо рассмеялся.

— Ты очень любознательная, — он повернулся ко мне всем корпусом, смахивая еще не до конца высохшие слезы с моих щек. — Я бы постарался задержать его. Смерть для него — это слишком мало.

Я подвинулась ближе, привставая на коленях и протянула руки к детективу.

— Можно тебя обнять?

— Зачем? — сосед так искренне удивился.

— Всем людям нужно, чтобы их иногда просто обнимали.

Люций распахнул свои объятия, я обвила его шею, кутаясь в этих сильных, мужественных руках.

Этого было мало. Нам обоим было мало только объятий. Ведь ими не залечить все травмы.

Но это иногда единственное, что ты можешь дать.

Из воспоминаний маньяка

Я прячусь под своей кроватью, вжимаясь в холодную стену спиной и вдыхая пыль, скатавшуюся в комки. Маме некогда убираться.

Мне семь, и я снова обмочился во сне.

Она бегает туда-сюда возле кровати, громко ругаясь. Ее красные туфли мелькают, как два огонька, а голос заставляет дрожать всем телом.

— А ну вылезай, маленький ублюдок!

Она останавливается. Два острых носа туфель смотрят на меня. Я молчу, подтягивая колени к груди. Она будет меня бить этой простыней. Снова.

— Вылезай, я сказала! — ее визжащий голос болью отзывается в ушах.

Рука тянется ко мне сквозь тьму под кроватью. Ногти больно царапают шею, пальцы хватают шиворот футболки. Я проезжаюсь по грязному полу, собирая всю пыль и грязь.

— Паршивец, — она лупит меня по лицу и телу мокрой тканью. — Ты портишь мне жизнь, маленький ублюдок!

— Мама, не надо! Мамочка!

— Зачем я тебя только родила!

— Я тебя люблю, мамочка.

Она останавливается, тяжело дыша, стоит надо мной, глядя с презрением. Поправляет свою красную ленту на шее. Она всегда такая красивая.

— Проваливай в школу, урод. Не хочу тебя видеть.

Глава 5. Семейные ценности

Я не могла найти в себе силы покинуть руки Люци наверное целых десять минут. Мне было так хорошо с ним. Он крепко прижимал меня к себе, пока я гладила его плечи, уткнувшись носом ему в волосы.

Нехотя отстранившись, я села рядом, потерев нос рукавом толстовки.

— Почему его не поймали в Чикаго?

— Сама понимаешь, какой уровень сознательности у тех копов. Они работали на повышение, а не для поимки реального преступника, — он откинул голову на спинку дивана, рассматривая стену напротив, где висели фотографии. — Произошло ещё два убийства в том же районе. Наверное, он жил там же или работал, — Люций слегка махнул кистью руки, лежащей на колене. — На время убийства прекратились. А потом появился подражатель. Успел убить только одну девушку. Там даже по самому месту преступления было ясно, что это не он.