Э. Джеймс - Пятьдесят оттенков свободы Страница 19

– Ладно, тогда объектом будешь ты. – Снова нажимаю затвор. На последнем кадре его губы едва заметно вздрагивают. Жму еще, и на этот раз он улыбается – блекло, но все же… Я не отпускаю кнопку и вижу, как напряжение уходит, отпускает. Кристиан расслабляется, и я тихонько хихикаю. Слава богу. Мистер Непостоянство вернулся – и я как никогда рада его видеть.

– Э, это же вроде бы мой подарок, – шутливо ворчит он.

– Предполагалось, что будет весело, а вышло так, что теперь камера – символ женского доминирования, – отрезаю я, делая еще несколько кадров и видя на крупном плане, как меняется выражение прекрасного лица. В какой-то момент глаза Кристиана темнеют, и в чертах проступает что-то хищное.

– Так ты этого хочешь? Доминирования и подавления? – обманчиво мягким голосом спрашивает он.

– Нет, не хочу. Нет.

– Я ведь могу подавить вас по-крупному, миссис Грей, – зловещим тоном обещает Кристиан.

– Знаю, что можете, мистер Грей. И вы часто это делаете.

Он моргает, лицо вдруг вытягивается. Черт, что еще? Опускаю камеру и вопросительно смотрю на него.

– Что не так? – Мой голос звучит разочарованно. Ну же, скажи!

Молчит. Злится. Я снова поднимаю камеру.

– Так что случилось?

– Ничего, – говорит Кристиан и вдруг исчезает из видоискателя. Одним движением сметает на пол коробку из-под камеры, хватает меня, толкает на кровать и… вот он уже сверху.

– Эй! – Я успеваю сделать еще несколько снимков – Кристиан улыбается, и намерения у него самые недобрые. В следующий момент камера уже у него в руках, и фотограф оказывается в роли субъекта – Кристиан направляет объектив на меня и щелкает затвором.

– Итак, миссис Грей, хотите, чтобы я вас сфотографировал?

Я не вижу его лица – только всклокоченные волосы и сломанный ухмылкой безупречно вылепленный рот.

– Что ж, для начала, думаю, запечатлеем вас смеющейся.

Он безжалостно щекочет меня под ребрами, и я пищу, хохочу и верчусь под ним, безуспешно пытаясь схватить за руку и прекратить истязание. Его рот растягивается в ухмылке, а камера продолжает щелкать.

– Не надо! Прекрати! – кричу я.

– Шутишь? – Он откладывает камеру и пускает в ход вторую руку.

– Кристиан! – выдавливаю я, задыхаясь от смеха. Раньше он никогда меня не щекотал. Черт, да прекрати же! Я мотаю головой, пытаюсь вывернуться из-под него, толкаю обеими руками, но он неумолим, и роль беспощадного палача ему явно по вкусу.

– Перестань! – умоляю я, и он вдруг останавливается. Хватает меня за руки, прижимает их к подушке, привстает… Я никак не могу отдышаться. Он тоже. Смотрит на меня… как? Я замираю. Как? Удивленно? Восхищенно? С любовью? Ну и дела. Этот взгляд!

– Ты. Так. Прекрасна, – выдыхает он.

Смотрю на него, на его милое, дорогое, божественное лицо, и он вглядывается в меня так, словно видит впервые в жизни. Наклоняется, закрывает глаза, целует… Его восторг, неумеренная радость, восхищение – это как звонок для моего либидо. Даже не верится, что это все из-за меня. Ох… Он отпускает мои руки, просовывает ладони мне под голову, запускает пальцы в волосы, и я поднимаюсь ему навстречу, наполняюсь его желанием, отвечаю на его поцелуй. А поцелуй вдруг уже другой – не милый, сладкий, восхищенно-почтительный, но греховный, порочный, глубокий, жадный. Язык вторгается в мой рот не дарителем, а завоевателем, жадным и отчаянным, спешащим взять… Желание бежит по жилам, пробуждает мышцы и связки, отдается волнующей дрожью.

Что же не так?

Кристиан резко вздыхает.

– Что ты со мной делаешь, – бормочет он с рвущим душу отчаянием и вдруг опускается на меня, вдавливает в матрас – одной рукой держит за подбородок, другой шарит по телу, мнет груди, гладит по животу, бедрам, тискает снизу. Он снова целует, раздвигает мне ноги коленом, вжимает меня в себя, и его желание рвется через одежду, его и мою. Мой вздох и стон глохнут под его губами, я таю в жаре его страсти. Где-то далеко тревожно звенят колокольчики, но я не желаю их слышать, потому что знаю: он хочет меня, нуждается во мне, не может без меня и это – его любимая форма общения со мной, его самовыражения. Забыв обо всем, отбросив осторожность, я целую его, зарываю пальцы в его волосы, сжимаю кулаки и впитываю его вкус и запах.

О, Кристиан, мой Кристиан…

Он вдруг поднимается, стаскивает меня с кровати, и я стою перед ним, растерянная и ошеломленная. Он расстегивает пуговицы у меня на шортах, падает на колени, стаскивает их и заодно трусы… Не успев опомниться, я снова на кровати, под ним, и он уже рвет «молнию» на брюках. Боже, он даже не раздевается, даже не снимает с меня майку. Никакого вступления – он вонзается в меня с ходу, и я вскрикиваю, скорее от удивления, чем от чего-то еще…

Я слышу хрипящее дыхание над ухом.

– Да, да, да… – Он замирает, приподнимается и вгоняет еще глубже, вышибая из меня стон.

– Ты нужна мне, – хрипит Кристиан. Он пробегает зубами по моему подбородку, по скуле, покусывает и посасывает, потом снова целует – без нежностей, требовательно и алчно. Я обхватываю его руками, обвиваю ногами, сжимаю и не отпускаю, словно хочу выдавить все, что тревожит его, не дает покою. Он начинает двигаться, как будто пытается вскарабкаться внутри меня. Снова и снова, выше и выше, отчаянно, безумно, подчиняясь древнему инстинкту. Захваченная заданным им сумасшедшим темпом, я отдаюсь ему полностью, без остатка. Что гонит его? Что тревожит? Вопросы остаются без ответа, потому что мысль не успевает за телом, которое уносится выше и выше на волне безумных ощущений, отвечая выпадом на выпад, ударом на удар. Я слышу натужное, шипящее, резкое дыхание и знаю – он забылся во мне. За стоном – вздох, за хрипом – вскрик. Это так эротично – его неутолимая жажда, его ненасытный голод. Я уступаю, отдаю, а он требует больше и больше. Как же я хочу этого – и для себя, и для него.

– Кончай со мной, – выдыхает он и поднимается, разрывая мои объятия. – Открой глаза. Мне нужно видеть тебя. – Это не просьба, но приказ, требующий беспрекословного подчинения. Мои глаза тут же открываются, и я вижу напряженное, разгоряченное лицо и горящие, голодные глаза. Его страсть, его любовь – как удар потока: плотина рушится, и я кончаю, откинув голову, содрогаясь в конвульсиях.

– О, Ана! – вскрикивает он и, догнав меня последним рывком, замирает, а потом падает, но тут же скатывается, так что сверху оказываюсь я.

Оргазм уходит. Я хочу отпустить какую-нибудь шутку насчет подавления и объекта, но прикусываю язык – кто знает, какое у него настроение? Отрываюсь от его груди, смотрю в лицо. Его глаза закрыты, руки – на мне. Я целую Кристиана через тонкую ткань льняной рубашки.