Эммануэль Арсан - Эммануэль. Антидева Страница 19

Две юные девушки при виде хозяина и Эммануэль выпархивают из беседки, оставляя на земле свои саронги, и скрываются из виду в мгновение ока. Эммануэль жаль, что эти прекрасные гибкие тела серн столь стремительно испарились.

– Я знаю, что вам нравятся женщины. Нашли в моем дворце кого-нибудь подходящего?

Эммануэль волнуется:

– Сколько обо мне все всего знают! А ведь я здесь только три недели… Весь город наблюдает лишь за мной?

– Не весь город, но город в городе. Да и как вами не заинтересоваться? Этот город всегда вас ждал.

– Почему? Мне кажется, здесь, в вашем тайном обществе, все женщины похожи на меня…

– Один умный человек сказал: «Можно любить лишь собственную сестру, сиамскую близняшку или просто близняшку». Неудивительно, что мы вас любим.

– А Анна Мария Серджини вам не сестра? – дерзко спросила Эммануэль.

Но принца нелегко было разозлить.

– Кто знает? – прошептал он. – Иногда нужна целая жизнь, чтобы узнать брата. А бывает, что и несколько жизней.

– Думаете, нас ждет реинкарнация?

– Не знаю. Я даже не уверен в том, что мы можем умереть.

– Я не хочу умирать.

– Значит, вы не умрете.

Принц усаживает Эммануэль на мраморные ступени, ведущие к бассейну.

– Послушайте стихотворение молодого китайского инженера:

«Гора моя подушка,А небо моя крыша,Но сокрушив гору,Я поднимусь выше».

У Эммануэль комок в горле:

– Я знаю, как распорядиться своей жизнью, но как быть со смертью?

Принц смотрит на девушку с симпатией, отвечает:

– «Я не знаю, что такое жизнь. Как я могу знать, что такое смерть?» Это слова Конфуция. К чему себя мучить такими вопросами?

– Я и не размышляла об этом, но Анна Мария заставила. С тех пор я не могу отделаться от неприятного чувства.

– Впрочем, думайте о чем хотите, – говорит принц. – Но не надо бояться. Если вы будете трястись от страха смерти, вы и вправду скоро увидите Бога. И тогда уж точно испугаетесь! Зато узнаете истину.

Эммануэль смеется. Но ей грустно. Принц ее успокаивает:

– Французский писатель Жорж Батай сказал мудрую вещь: «Не хочу хвастаться, но, по-моему, нет ничего смехотворнее смерти».

– А мне так не кажется, – признается Эммануэль.

Принц улыбается. Девушка вздыхает.

– Не знаю, что происходит, но в последние два-три дня я все время думаю о смерти. Я никогда столько не занималась любовью и никогда столько не говорила о смерти! Любовь и смерть совершенно не сочетаются.

– Почему же? Напротив. То, что делает жизнь ценной, заставляет нас дорожить ею.

– Правильно. Но нам придется все потерять.

– Кто знает? Марио Серджини сказал мне, что вы любите математику, математика должна вам многое разъяснять. Подсчеты ваших ученых показали, что если материя движется со скоростью света, то сжимается и исчезает. Она исчезает в нашем видении, исчезает, согласно показателям наших математических аппаратов, но кто осмелится сказать, что она исчезает в реальности? Мы сами на этой планете уже давным-давно перестали существовать по тем же причинам и в той же степени – для тех, кто смотрит на нас с противоположной точки Вселенной. Мы почили в небытии скорости, и наши братья теперь в десяти миллиардах световых лет от нас – в других галактиках. И ничто больше не позволит нам встретиться. И хотя мы разделены природной константой, тайной чисел, быть может, мы продолжаем жить в разных пространствах, в несоприкасающихся мирах. Не надо печалиться, даже если мы одиноки, как Хадали, в этой бескрайней ночи под светом мертвых звезд.

– Да, я понимаю, – вздыхает Эммануэль.

– Значит, вы знаете, что время не приводит в ад. Будущее – не смерть настоящего, просто новая страница. Раньше нам была известна лишь одна сторона луны, но ведь по другую сторону не было смерти? Может быть, в смерти мы останемся такими же, как сейчас, только увидят нас с другой стороны…

Эммануэль одновременно чувствовала себя счастливой и хотела плакать. И конечно, счастьем было ожидание сверкающих слез, готовых пролиться. Запрокинув голову, почти касаясь темными волосами мраморных ступеней, Эммануэль, чье сердце разрывалось от надежды и отчаянья, созерцала далекие звезды, каждую секунду меркнущие и в своем загадочном падении уносящие любовь, которую девушка к ним испытывала, и безумную мечту, от которой не могла отказаться – мечту прожить достаточно долго, чтобы увидеть звезды вблизи, познать их жизнь, обнять их за огненные плечи, поцеловать в пылающие губы.

Рядом с ними присел мужчина. Очень короткие темно-рыжие волосы подчеркивали его молодость. Он показался Эммануэль интересным, и она не рассердилась на незнакомца за вторжение.

– Михаэль, ваша компания для этой юной особы подходит лучше, чем моя. Развлеките девушку.

Эммануэль про себя возмутилась: она хотела остаться с принцем и вовсе не желала, чтобы ее развлекали. Однако хозяин взял ее руку и вложил в ладонь молодого человека, сказав:

– Идите – искупайтесь вместе с моими лебедями!

Бассейн, освещенный белыми цветами лотосов и отблесками луны, казался волшебным. Эммануэль вытянула ногу – вода была теплая. Девушка обернулась на Михаэля и вопросительно на него посмотрела. Он улыбнулся. Тогда Эммануэль высвободила свою руку, встала и сделала несколько шагов в сторону, чтобы расстегнуть золотую фибулу на плече.

Хотя Эммануэль провела большую часть ночи без одежды, в свете луны, в прозрачных сумерках парка ей казалось, что, сняв тунику, она обнажит не только свое тело. Внезапно ею овладело невероятное чувство стыдливости. Но мысль о том, что мужчины ждут метаморфозы, придала Эммануэль смелости. Она вспомнила, что совершает эротический акт, торжественный и необходимый, и обрадовалась: если бы она уже была раздета, ей не удалось бы воплотить перед зрителями момент рождения красоты, когда из глины вдруг возникают грудь, живот, ноги, талия. Неподвижная законченная красота не столь эротична, сколь красота в момент ее сотворения.

Сначала девушка сняла пояс, и туника на ветру надулась, как парус, затем скользнула вниз – на талию, открыв прекрасную темную спину, за которой на земле распростерлась тень Эммануэль. На секунду туника зацепилась за бедра, волны ткани сначала обняли ягодицы, затем щиколотки – скульпторы всегда изображали Венеру именно так. Эммануэль действительно словно явилась из античной мечты, знакомой каждому мужчине и воплотившейся столь невероятным образом.

Возможно, видение возникло лишь на миг, и достаточно было тряхнуть густыми волосами, подать грудь вперед и обнажить слишком тонкую для античности талию, чтобы мечта рассеялась, однако современное тело обладало своей грацией и своими силами. На самом деле, руки мужчин тянулись не к божественным изгибам тела, а к миражу, к бессмертной иллюзии, словно высеченной из камня. Конечно, грудь живой женщины привлекала сильнее, чем каменная грудь Афродиты Книдской, но никогда при виде реальной женщины мужчины не испытывали такого жгучего желания – следствие воображаемой любви, – как в гротах и храмах каменной богини, где мужчины до сих пор не могут глаз оторвать от статуи.