К. Рэйсс - Спин Страница 19

Я боялась выглядеть слабой. Я боялась газетных статей, смакующих мою неуверенность и отчаяние, пишущих об амбициях Даниэля в безумной гонке за власть. Неизбежные сравнения с великими женщинам в их выборе политического напарника для мошенничества. Возможно, мне следовало беспокоиться, что я выглядела, как шлюха.

— Кто это? — спросила Пэм.

Кто это был? В моей голове возникали вопросы снова и снова, и у меня не было приемлемого ответа. Он был мужчиной, которого я встретила на днях. Он был магнитом для моего сексуального голода.

— Он фигурант расследования о мошенничестве, — сказала Пэм, как если бы он был просто парень на экране, а не кто-то, с кем я стояла так близко, что могла чувствовать его тепло. — Он же парень с автомобилями?

— Тот самый, — я поперхнулась. — Что говорят в статье? — Я открыла конверт, чтобы не смотреть на экран. Цветы были от Даниэля, просящего о помиловании.

— Говорят, что ты и Антонио Спинелли друзья через WDE. И ты примирилась с Даниэлем Брауэром.

— Они использовали это слово? Примирилась? — я посмотрела на карточку.

Еще один вопрос.

Ни имени. Высокомерное нежелание приносить извинения. Я положила карточку обратно в конверт.

— Да, мисс, — воскликнула Пэм. — Рядом с вами, фотография с горячим итальянским парнем. Подло.

— Журналист. По латыни означает «сказать все, не сказав ничего».

— Правда?

— Нет. Но если древние знали хоть что-то, то так и есть.

Я встала и оделась, как и в любое другое утро, не ожидая ничего большего, чем привычные неудобства — дорога, натягивание чулок, слишком горячий или слишком холодный кофе.

Даниэль и я расстались полюбовно предыдущим вечером, с его шепотом: «подумай об этом», мне на ухо. Я обещала подумать, и я бы подумала, но это было тяжело: думать о Даниэле, когда я проснулась с мокрой воспаленной киской, благодаря вниманию Антонио.

Я успокаивала себя пальцами, поглаживая болезненность. Полюбила боль воспоминаний. Он был так хорош, так горяч, и разговоры во время секса были чем-то новеньким. Я прошептала про себя — трахни меня, трахни меня, трахни меня сильнее, пока не кончила, чувствуя сжимающуюся попку, выгнутые бедра, балансируя своим телом от макушки головы до ступней ног.

Только когда я издала первый быстрый вздох, лаская себя ладонью, я признала, что расстались мы плохо. Я еще никогда не была с кем-то настолько отстраненной. Позже на работе, когда Пэм сказала мне, что он находился под следствием, я поняла, почему он не любит допросы. Я попросила ее отвечать на мои звонки в течение часа, удалившись в кабинет.

И еще один вопрос.

Что это было? Наверное, из-за Нелл? Еще одна причина прилететь в Лос-Анджелес, кроме легкого экзамена по юриспруденции? Нет. Все это было слишком просто и, очевидно, он и так мог все это получить.

Я заперла на ключ дверь своего офиса. У меня был миллион дел, которые нужно было сделать, но это могло подождать, полагаю, что ничего не случиться, те фотографии нас с ним до сих пор не выходили у меня из головы. Мне необходимо было найти что-то о нем в Интернете.

Если бы я смогла закупорить аромат следующего часа в бутылку, он назывался бы — разочарование. Если размер бутылки определять количеством информации, которую я нашла на Антонио Спинелли, он был бы равен одной унции[20], ни капли больше, а содержимое стоило бы меньше, чем сам сосуд.

Другими словами, всего лишь одна боковая колонка в Fortune, полностью состоящая из пережеванных слов ни о чем. Я нашла одну профессиональную фотографию, на которой он выглядел великолепно, и недоказанное заявление в разделе комментариев по недвижимости — блоггер жаловался на то, сколькими автомобилями он владел и каким количеством собственности и «маленьким пшиком» — рестораном Зия Джиована в Сан-Педро Сан.

Результаты расследования были довольно свежими, двухлетней давности, так что представляли интерес. Антонио Спинелли собственник и владелец ресторана Зия, находился под следствием за отмывание миллионов в своем заведении. Иск было абсолютно невозможно доказать, и, видимо, след денег растворился еще до дедлайна репортера.

Пришло сообщение от Пэм:

«Мистер Брауэр на линии»

«Мне нужно еще двадцать минут»

«Он очень настойчив»

Пэм знала меня и знала моего бывшего жениха. Она не хотела выслушивать его белиберду. Я сняла трубку.

— Привет, — сказала я.

Он начал прежде, чем я успела сделать еще один вдох.

— Что ты делаешь?

— Что?

— С известным криминалом. Что ты делаешь с ним?

Я впала в шок и онемела.

— Тинк? Ответь мне. Это было в Лос-Анджелес Таймс.

— У меня ни с кем ничего нет. Это не твое дело.

— Твоя безопасность — это мое дело. Я сожалею. Это не подлежит обсуждению ни сейчас, ни когда-нибудь.

Его голос, казалось, физически присутствовал, проходя не только через телефон, но и стены, и я поняла, что он был прямо за моей запертой дверью.

— Впусти меня, — сказал он.

Я повесила трубку и открыла дверь.

— Ты должен успокоиться.

Едва это слетело с моих губ, как он захлопнул дверь, не впуская своих телохранителей, которые, казалось, сдерживали Пэм.

— Даниэль, в самом деле…

— В самом деле? В самом деле, Тереза? Где ты его подцепила?

Уперев свои руки в бедра, я кусала губы, сдерживая все бессмысленные взаимные обвинения. Мы не нуждались больше в этом. И Даниэль это знал.

— Ты хочешь нападать на меня или поговорить со мной? — сказала я.

— Нет, — сказал он, беря меня за плечи. — Я не знаю.

Он поцеловал меня, толкая назад на мой письменный стол.

Я не разомкнула губ, не из-за гнева, а из-за замешательства. К тому моменту, как он потянул меня назад, мы оба успокоились.

— Прости, — сказал он.

— Садись, — я указала на стул напротив моего стола, и села рядом с ним.

Он придвинул свой стул ко мне, как если бы он по-прежнему имел право дышать моим воздухом, как если бы я согласилась на примирение, опубликованное в газетах, в реальной жизни.

— Мне нужно, чтобы ты рассказала мне все, — сказал он, накрывая мои руки.

— Нет ничего, что можно было бы рассказать.

— Как он оказался рядом с тобой?

Я убрала свои руки прочь.

— Это не справедливо. Ты больше не вправе требовать какую-либо информацию обо мне или моей личной жизни. Если я скажу тебе, что ничего нет, ты решишь, что я лгу. Если я скажу что-нибудь, это будет походить, будто я пытаюсь обидеть тебя. Я только пытаюсь жить своей жизнью, о’кей? Я только пытаюсь справиться со своими днями и ночами.