Кристин Орбан - Молчание мужчин. Последнее танго в Париже четверть века спустя Страница 19

Его тело ослабло, и разум воспользовался этим, чтобы вернуться на место.

Как только образовалась пустота, разум заполнил ее.

Он снова заявил о своих правах.

Передо мной был человек, совсем не похожий на того, который пришел сегодня вечером полный желания, на того, которого я любила.

Он направился в сторону ванной.

Он собирался принять душ, намылиться, слегка оттянуть кожу с головки пениса, чтобы как следует его вымыть, потом прополоскать рот, чтобы смыть вкус любви, а потом уйти.

Он не собирался спать, курить, есть, разговаривать, ласкать меня, повторить все сначала.

Он собирался уйти.

Возможно, перед уходом он подарит мне одну-две невинные ласки, просто из вежливости, но больше ничего. И не скажет ни слова.

Как бы я хотела услышать от него: «Я тебя люблю»! Только в этот вечер, в первый и последний раз, потому что было уже поздно, и после этих слов я оставила бы его у себя... Я слишком серьезно к этому отношусь? Да, я самая обычная женщина, для которой эта коротенькая фраза так много значит; да, я подчиняюсь той власти, которой она, возможно, и не обладает; да, я сентиментальна и романтична.  Я коллекционирую странных типов для своего удовольствия, собираю их вместе, добавляю все новые и новые экземпляры... В этом деле мне нет равных.

Чувствительна? Сверх меры.

Обидчива? Очень.

Восприимчива? Чертовски.

Проницательна? Как карточная гадалка.

Я смотрела «Касабланку» множество раз, я плакала в объятиях Хемфри Богарта[9], я была Скарлетт О'Хара в «Унесенных ветром», мадам де Винтер в «Ребекке»[10]. Я повторяю одно и тоже, восстанавливаю в памяти все подробности, я верю в значимость слов, в те связи, которые они создают, я читаю молчание, невысказанные фразы, я угадываю намерения, расшифровываю взгляды.

Разумеется, я заблуждаюсь. Я недостаточно размышляю. Если я начну размышлять, то отдалюсь от него.

Я встаю и прижимаюсь к нему, я обнажена, как и он.

Я жду, чтобы он заговорил со мной.

Он понимает, что не сможет освободиться из моих объятий, если ничего не скажет.

Я ощущаю слабое дуновение воздуха из его ноздрей, слышу удары его сердца; это напоминает звуки работающего механизма.

Его губы, четко очерченные, созданы для того, чтобы целовать, играть на трубе, погружаться в шоколадный эклер, шептать нежные слова в темном кинозале или оставаться сомкнутыми, если он не хочет говорить.

Чувствует ли он что-то снова, здесь, сейчас, когда какая-то часть его тела сжимается, разжимается, напрягается, расслабляется, изгибается, раздувается, окрашивается от прилива крови, вытягивается, опадает? В конце концов, после всех этих физических изменений, напряжений, расслаблений, освобождений, умиротворений, он перейдет от животной жизни к человеческой, он будет использовать буквы алфавита, слова из словаря, находить в нем значения слов «любезный», «любящий», «любимый», которые наконец приведут его к глаголу «любить». Любить: испытывать влечение, нежность, симпатию, привязанность. Диапазон широк: можно выбирать между «дорожить», «восхищаться», «обожествлять», «привязываться», «нравиться», «интересоваться»; можно вспомнить Андре Жида, который «любил беспорядочную жизнь», Анатоля Франса, который «любил сходство», Библию, которая призывает «возлюбить ближнего как самого себя», Стендаля с его «влюбленный человек видит в том, кого любит, одно лишь совершенство», Золя, который «любил каждую вещь на своем месте», и снова Жида, который «любил прогулки с отцом»...

Он бы обязательно понял, что все рано или поздно произносят это слово. Каждый берет на себя смелость это сделать, чтобы разочароваться или стать счастливым. Жизнь, прожитая без этих слов, не может считаться полной жизнью — это все равно что умереть, не увидев моря или гор, не попробовав карамельных тянучек, не прочитав Переса[11] или Достоевского, не услышав «Stormy Weather» в исполнении Сары Воэн[12], не приняв вдвоем с любовником ванну с пеной, не оставив после завтрака в постели крошки круассанов, не полежав обнаженной на горячем песке пляжа, не пробудившись с хорошим воспоминанием, не заснув с тайной.

Я прижалась к нему, повисла у него на шее, вцепившись изо всех сил, несгибаемая, неподвижная; я обхватила его ноги своими и стиснула их.

Если он собирается уходить, ему придется взять меня с собой.

Мы одинакового роста; он не сможет отцепиться от меня, пока со мной не заговорит. Я — довольно тяжелая ноша, вполне могу сломать ему пальцы на ногах — на каждую его ступню приходится по тридцать килограммов моего живого веса.

Я жду, когда он скажет, что любит меня.

И вот он обхватывает мою голову ладонями и говорит:

— Я люблю тебя.

 Я в восторге, я плыву, парю, я не верю ему — тем хуже; но как мне хорошо!

Почти тут же он добавляет: «Очень». И теперь повторяет уже одним духом:

— Я тебя очень люблю.

Почему «очень»? Почему он меня «очень любит», а не просто «любит», как говорят все на свете?

Почему он ни капельки не лжет, как большинство влюбленных, даже не отдавая себе в этом отчета? Значит, он все же любит меня, поскольку любит «очень»; зачем усложнять вещи? В конце концов, что вообще значит — «любить»?

Обратимся к словарю:

Первое значение: «испытывать привязанность».

Второе: «иметь склонность к чему-либо».

Мне ближе второе значение: этот человек имеет склонность ко мне.

No comment.

Насчет привязанности я менее уверена.

Быть привязанным к кому-то — значит желать ему добра.

Я не думала, что прилагательное, которое передает силу, сопротивление, мощь, надежность, твердость, может также сделать безвкусным глагол «любить» и уничтожить его магию.

И вот я подняла голову, наши губы встретились, и я ответила ему (тем хуже для моего эго):

— Я просто тебя люблю.

Я отпустила его, и он легкими шагами направился в душ. Его любовь была смягчена словом «очень».

Я должна была чувствовать себя счастливой, ведь все могло быть гораздо хуже; мне бы стоило сказать: «Я тебя ужасно люблю», как моя тетя Маргарита, и тогда на шкале влюбленности я спустилась бы на одну отметку ниже. Я могла бы также использовать и отрицание: «Я тебя НЕ люблю», — и все было бы кончено, или неопределенно-манерное: «Я так тебя люблю!» — и тогда значительно поднялась бы по шкале пошлости.

Прилагательные, как и наречия, прицепляясь к глаголу «любить», ослабляют его.

Они противоречат здравому смыслу, они абсурдны, они жестоки.

Слово «любить» самодостаточно.

Он этого не знает. Если бы знал, это было бы самое худшее.