Ана Феррейра - Амадора. Та, что любит… Страница 19

— Это за девушку.

— Господи, Царица Небесная! Спасибо. Я вам верну, клянусь.

— Не клянитесь.

— Да я верну. Я в такси сумочку забыла.

— Забудьте об этом.

— Не забуду.

Он божественно улыбнулся и ушел, не взяв сдачи. Я ощутила себя принцессой… Вот это мужчина! Красивый, благородный, элегантный, в строгом светлом костюме… Я тут же влюбилась.

Рассвело. Я пошла за ним следом. Он вошел в дом, над дверями которого красовался транспарант: Бог есть любовь. Оказывается, это пастор шел к своему словесному стаду.

В ту пору я еще воображала себя бессмертной и верила, что старость — это еще не конец пути.

— Аллилуйя! — возгласил бы ты.

— Аминь! — отозвалась бы я.

Я стала посещать все богослужения. Целую неделю изучала Библию только затем, чтобы в воскресенье порадовать своего Божьего человека. По большому счету, наши теории соприкасались. Для него рай — это где‑то наверху, для меня — заключенное в четырех стенах пространство, где можно уединиться вдвоем навечно.

Как же мне быть? Как мне любить Божьего человека? Он что, Песнь песней Соломоновых читать мне станет? Я смутно представляла себе его тело в моих объятиях и святой поцелуй, полный любви, который ввергнет его в грех, в плотские утехи и во множественный оргазм наших душ. А почему бы нет? Он же не католический священник, а протестантский пастор, так что заниматься любовью ему не возбраняется. К тому же он женат, у него сын двух с половиной лет. Мальчика зовут Матеус. Это ли не доказательство, что с детородными функциями у него все в порядке! Значит, он испытывает и возбуждение, и эрекцию, и эякуляцию… Жену его зовут Луиза. Я куда красивей, чем она, но я для него — прихожанка, и только.

В мои планы не входило разрушать семью. Вера моя возрастала с каждым днем, я становилась все утонченнее и трансцендентальнее и была уже готова разделить его с женой, с детьми, с прихожанами, с Богом…

Я поставила его фотографию на место святых, талисманов и оракулов на моем маленьком домашнем алтаре, положив тем самым предел своему религиозному эклектизму. Жизнь слишком коротка, быстротечна, и всё хочется попробовать, испытать… Чтобы избрать веру, нужно ознакомиться по меньшей мере с пятью конфессиями, а потом остановиться на одной… Библия стала для меня всем.

Я очистила алтарь. Выбросила всё, даже камешки. Оставила только Священное Писание да фотографию Божьего человека.

Я решила взять его штурмом и надела карминное платье, в котором мне всегда везло. Вниз поддела прозрачные розовые трусики и черный французский кружевной лифчик. Волосы распустила, губы оставила ненакрашенными.

Все пели. Когда я вошла, он взглянул на меня. Он был уже на амвоне. Я проплакала почти все богослужение. Он спросил, что со мной.

— Ничего страшного. Это самое… Трудно объяснить. Сердце не в порядке.

— Болит, что ли?

— Да нет…

Вот и представился случай признаться ему в любви! Как мне хотелось его поцеловать! Но не здесь же…

— Заходите в гости… Я живу неподалеку, дом желтого цвета, квартира сто два.

— Сто два?

— Жду вас. Приходите.

Другие прихожанки отвлекли внимание пастора. Не оглядываясь, я спустилась по лестнице.

Дома я быстренько привела себя в порядок и стала ждать, ждать, ждать… Он не появился. Я бросила посещать богослужения. В закусочную больше не заходила. Хватит! Вскоре я вспомнила, что люблю праздники, друзей, весь мир…

Однажды он все же пришел. Как‑то в воскресенье часа в три пополудни раздался звонок. Это был он! Пастор пришел спасти заблудшую овечку! Я наспех почистила зубы, оставила дверь полуоткрытой и скользнула в еще теплую постель. Он вошел.

— Здравствуйте!!!

— А, вы здесь…

Он включил свет. На нем был тот же светлый костюм, что и в день нашего знакомства… Сердце у меня учащенно билось…

— Почему в церковь больше не ходите?

— Не могу.

— Отчего же?

— Оттого что по субботам мне никак не встать с постели.

— Так вы больше не хотите?

— Чего не хочу?!

— Посещать богослужения…

— Я хочу быть женщиной, а не просто прихожанкой.

Он рассмеялся и посмотрел на прикрывавшую меня простыню. Видя мои очертания, он явно догадывался, что я голая. В этот момент я почувствовала, что он возжелал меня. Он мог бы сдернуть с меня простыню и увидеть то, что лишь смутно представлял, но не отважился — это же Божий человек. Он отвел взгляд от простыни и поглядел мне в глаза, потом в затворенное, не пропускавшее дневного света окно… Я выпила таблетку витамина С, растворенную в стакане воды.

— Когда‑нибудь я вернусь в церковь. Но не сегодня, не сейчас. Теперь не хочу, не могу.

— Не можете?

— Мне трудно объяснить… Неужели сами не понимаете?

— Понимаю.

Он увидел свою фотографию у меня в изголовье и сказал, что его ждет жена.

Я повернулась в постели. Под простыней снова обозначились мои формы. Он увидел их, поднял голову и снова поглядел мне в глаза.

— Я помолюсь за вас.

Больше ему нечего было мне сказать на прощанье. А я ведь женщина, а не овечка какая‑нибудь… И я расплакалась.

На месте преступления

Наконец‑то я вышла замуж. Супружество мое длилось три долгих года. Познакомилась я с Густаву на каком‑то безумном празднестве, пошла к нему домой и вышла оттуда только спустя несколько дней… Когда он посмотрел на меня во время праздника, мы оба поняли, что долго будем вместе. Об этом мы потом сказали друг другу.

Поцелуй наш был незабываем — как будто Густаву сам научил меня целоваться. Продолжение не заставило себя ждать.

— Я хочу тебя…

— Я тоже…

— Начинай ты.

Он обожал, когда начинала я. Начинать — значило испытать блаженство в полной мере. Сперва только кончик языка отправлялся в круговое путешествие по гладкому и влажному желудю. Потом я принималась сосать, как теленок, используя только язык и верхнюю губу. Тут начинали действовать мои руки. Правая скользила по его телу, а левая сжимала основание фаллоса. Не оставались без внимания и яички. Я осторожно брала их в рот — оба одновременно. Вот как я начинала… Как это делается, я прочла в журнале, а сосать по‑телячьи научилась сама.

Густаву тоже был глубоким знатоком всех моих дырочек. Он знал каждое местечко, прикосновение к которому доводило меня до экстаза, до исступления… И так — ежедневно.

Спустя два года ему вздумалось ревновать и подозревать меня. Все мужчины стали в его глазах моими потенциальными любовниками, подруги мои казались ему бесстыдницами и вертихвостками, а в гостях я, по его мнению, только и делала, что флиртовала… и я чувствовала себя все более скованной, неуверенной, загнанной… Я стирала, гладила, готовила, ухаживала за цветами, смотрела телесериалы, записывала кулинарные рецепты из передачи для женщин… хоть я и сделалась образцовой домашней хозяйкой, ревность Густаву становилась все болезненнее. Он подозревал портье, сторожа, водопроводчика, электрика… Я знала, что это необузданное чувство не имеет ничего общего с любовью — хотя бы уже потому, что целовались мы все меньше, предварительные ласки становились все привычнее и скучнее, а сексом мы занимались от силы раз в две недели. Во время наших нечастых соитий я чувствовала, что мысленно он пребывает где угодно, только не в нашей комнате, и воображает себе любую женщину, только не меня. Тогда кого же? Я решила разузнать. На другой день я тайком пошла следом за ним…