Стефания Эш - Неделя безумств Страница 2

– Но я…

Амелия выключила мобильник раньше, чем Ровена успела снова обрушить на нее град обвинений. В этот момент женщина за прилавком включила старенький радиоприемник.

Если ты не полюбишь меня, я не знаю, что я сделаю…

Амелия поморщилась при звуке собственного голоса. Пора уходить. Она быстро допила кофе, оставила пятидолларовую купюру и вышла на шумную улицу.

Возвращаясь в отель, Амелия не могла удержаться от улыбки при мысли о парне, которого она оставила привязанным к кровати и которого должна была обнаружить пришедшая произвести уборку горничная. Конечно, бедняжка испытает определенное замешательство.

Звали этого несчастного парня Гвидо. Амелии смутно помнилось, что он был на ее вчерашнем шоу. Она заметила, как он стоял впереди толпы и махал ей белой розой, пытаясь привлечь ее внимание. Позже он каким-то образом умудрился проскочить мимо дремавшего Фрэнки и проникнуть в специально отведенный бар отеля, где Амелия и ее труппа собрались, чтобы немножко выпить и расслабиться. Похоже, он знал одну из поющих в хоре певиц – высокую чернокожую Дарлесу, портрет которой как-то появлялся на обложке итальянского журнала «Вог». Когда Ровена наконец закончила давать указания более трезвым участникам оркестра и пошла спать, Амелия направилась к окружению Дарлесы, чтобы узнать какие-нибудь подробности о смазливом молодом парнишке в белой тенниске.

Когда она оказалась перед ним, Гвидо стал похож на щенка, которому страшно хочется лизнуть очень большую и вкусную кость.

– Я Гвидо, – сказал он как можно более низким голосом.

– Амелия, – ответила она, протянув ему свою элегантную руку. Как будто ей и в самом деле нужно было представлять себя на сборище в ее честь. – Но довольно обо мне, – пробормотала она, опускаясь на кожаный диван рядом с ним. – Расскажи о себе.

Гвидо был моделью, о чем он заикаясь поведал. Для Амелии это не явилось большой неожиданностью, ибо он отличался правильными чертами лица и отличным телосложением. Свою деятельность он начал в родной Италии. Он приехал в Нью-Йорк для показа осенней моды. Молодых модельеров он привлекал слегка байронической внешностью.

Разговаривая, Гвидо постоянно принимал различные позы. Казалось, он был озабочен тем, чтобы Амелия постоянно видела его с наилучшей стороны. Хотя он не всегда хотел быть моделью, признался он ей чуть позже. Он брал также актерские уроки и на следующий год надеялся оказаться в Лос-Анджелесе.

– Да, я могу представить тебя на большом экране, – сказала ему Амелия, впившись взглядом в его полные губы.

Постепенно все шумные участники сборища разошлись, и Амелия и Гвидо остались одни в этом специальном баре. Гвидо катал по столику сигарету, руки его дрожали, и длилось это мучительно долго.

Амелия с трудом удержалась от того, чтобы не протянуть руку, взять его за густые кудри, приподнять его лицо и притянуть для поцелуя.

– Хочешь эту сигарету? – спросила она, предлагая пачку «Мальборо лайтс». – Не знаю как ты, но я хотела бы отправиться в постель, прежде чем начнет светать.

Гвидо поднял голову и покраснел.

– Хотел бы ты тоже поскорее лечь в постель? – спросила Амелия, в упор глядя в его светло-карие глаза.

Он сглотнул. Его кадык нервно задвигался.

– Пошли наверх, – предложила Амелия. – Идем?

Она встала и протянула Гвидо руку.

Он сунул сигарету в коробку и торопливо вскочил, чтобы последовать за ней. При этом толкнул стол и залил себе остатками питья джинсы, которые сохранили на себе весьма непрезентабельное пятно – его Амелия заметила только сейчас, стоя на перекрестке в ожидании зеленого света.

Накануне же она лишь рассмеялась и слегка провела рукой по промежности Гвидо.

– Тебе надо сменить эти намокшие штаны, – сказала она.

На сей раз Гвидо густо покраснел, и Амелии показалось, что бугор под материей джинсов слегка задергался.

Они вышли из бара.

Амелия дала бармену стодолларовую купюру, как бы призывая его к осмотрительности и благоразумию, и они направились к лифту, который доставил их сразу же до мансарды, где располагался ее люкс. Выйдя из лифта, они оказались в просторной гостиной, из которой открывался великолепный вид на Центральный парк. Окна выходили на три стороны, и когда Амелия включила свет, он отразился во всех зеркалах, отчего комната показалась еще просторнее. На середине располагались три громадных дивана и шезлонг, пол был устлан баснословно дорогим восточным ковром, убранство дополнял дорогой античный фарфор.

Амелия бросила украдкой взгляд на свое отражение в одном из зеркал и уселась в шезлонг. Гвидо остался стоять в центре гостиной, не зная, что ему делать. Он еще не мог до конца осознать степень своего везения. Он на самом деле был здесь, в люксе самой Амелии. Он нервно почесал себе крепкую шею и откинул упавшую на глаза густую прядь волос. «О Господи, – взмолился он, – только бы в эту минуту у меня не встал член!»

– Принеси мне питье, ладно? – Амелия кивнула в направлении кухни, которой она вряд ли пользовалась. – Там в холодильнике есть водка и тоник. И лед. Я люблю половина на половину. И себе, конечно, приготовь. И приглуши свет, когда будешь возвращаться.

Гвидо бросился выполнять приказание даже с большей скоростью, чем это делает персонал отеля.

В ожидании Гвидо Амелия закрыла глаза и расположилась в позе большой кошки. Замшевые туфли на высоких каблуках одна за другой свалились на отполированный до блеска деревянный пол. Она была готова отдаться этому мужчине. Весь вечер она испытывала сексуальное возбуждение. Шоу прошло блистательно. Зрители не отпускали ее со сцены почти три четверти часа после окончания представления. Ровена сказала, что Амелия была едва ли не единственной артисткой, в которую банки готовы были без колебаний вкладывать деньги. Выслушав эту новость, Амелия испытала ощущение, весьма похожее на оргазм. Но лишь похожее.

Раздался грохот в кухне. Гвидо уронил бокал. «Он так нервничает», – мысленно улыбнулась Амелия.

– Я очень сожалею! – воскликнул он.

– Оставь это, – откликнулась Амелия. – Горничная уберет завтра утром. Возьми другой бокал и иди ко мне побыстрее. У меня такое ощущение, что я жду тебя целую вечность.

Когда через несколько секунд Гвидо появился с напитками, на его тенниске виднелось большое мокрое пятно, которое не уступало по размерам пятну на джинсах.

Амелия подавила смешок.

– Тебе, кажется, не везет. Можешь все это снять, если хочешь.

Гвидо поставил бокалы на стол и через голову снял тенниску. Обнаженная грудь его показалась Амелии даже шире, чем она могла себе вообразить. Капельки пота поблескивали во впадине между нагрудными мышцами. Гвидо свернул мокрую тенниску и вытер ею пот со лба.