Девственница для Альфы Страница 20

— Открой рот, Соня, — подношу ложку с перетертым в паштет олениной.

Размыкает губы. Глаза пустые, лицо бледное и походит на маску. Соня скрылась от меня, нырнула в те темные глубины подсознания, куда я не могу заглянуть, и за собой утянула слабую тень зверя.

— Вот тебе кукла, как ты и хотел, да? — говорит Маркус, откинувшись на спинку стула.

— А тебе не надо в лес? — вытираю салфеткой уголки губ Сони.

— С тобой всегда так, — Маркус щурится.

— Лучше бы ты бегал в лесу.

На шее Сони красуется тонкий шрам. Ошейник раскололся, а она сама потеряла сознание, а когда глаза открыла и очнулась… нет. Она не очнулась. Проснулось лишь тело.

— Это не жизнь, — Маркус окидывает тоскливым взглядом Соню. — А существование, Цез. Ты должен…

— Не нервируй меня.

— Освободи ее.

— Ошейника больше нет.

— Ты прекрасно понял, о чем я.

— Я понял, что ты чертов нытик, Марк, — перевожу на него злой взгляд. — И я повторяю тебе в последний раз, я не буду лишать ее жизни.

— Это не жизнь! — бьет по столу кулаком. — Она уже и так мертва!

— Не слушай этого идиота, — подношу стакан с водой к полуоткрытым губам, — пей, Соня.

Делает несколько глотков. По подбородку стекает ручеек воды, и я промакиваю его салфеткой.

— Ты останешься со мной, Соня, — ласково улыбаюсь. — Кукла из тебя, конечно, замечательная вышла. Как я могу теперь от тебя отказаться? Буду за тобой ухаживать, кормить, мыть, одевать, — вглядываюсь в блеклые глаза, — я знаю, сучка ты мелкая, что ты там. И я тебя вытащу. Ты слышишь меня, Соня?

Ноль реакции. Скармливаю еще несколько ложек паштета и вновь вытираю бледные губы.

— Ты влюбился, что ли? — тихо и обескураженно спрашивает Маркус.

— С чего вдруг такие умозаключения? — откладываю салфетку и ложку.

— Я чувствую…

— Да ты что? — откидываюсь назад.

— Нет, я почувствовал еще в лесу.

— Ну, допустим, — пренебрежительно изгибаю бровь.

— Я не понимаю… Зачем…

— Вот стал бы ты реагировать на любую другую девку, — хмыкаю. — Сколько у меня тут их было?

— Ты…

— Я.

— Как так… — Маркус в ужасе смотрит на меня. — Ты…

— Чудовище? — усмехаюсь я. — Вероятно, но я не планировал, что она устроит мне тут такой цирк. С другой стороны, меня же не могло потянуть на заурядную девицу, верно?

— Ты ее мне скормил… — едва слышно отзывается Маркус.

— И, видимо, твое уязвленное эго приняло эту жертву, — холодно улыбаюсь. — Разве нет? Больше нет нужды прятаться за волчьим хвостом, истекая к родному брату ненавистью.

— Ты мне противен.

— Тогда проваливай, — пожимаю плечами.

Сидит и не шевелится.

— Почему ты еще здесь, Маркус?

Молчит. Вздыхаю и встаю:

— Можешь остаться, но вякнешь еще раз о том, что Соню надо освободить, Марк, я тебя самого освобожу. Надоел.

Подхватываю Соню на руки, и ее голова безвольно падает мне на плечо. Ошейник мог повлиять подобным образом на жертву лишь в одном случае. В случае если его накинуть на Нареченную, однако в Северных Лесах Альф лишают этой связи при рождении, ведь никто не смеет довлеть на сильной кровью, однако я не один явился на это свет. Маркус. Я слышал и слышу отголоски его волчьей сути, и на нее реагирует мой зверь, который возжелал притащить глупую девчонку в лес.

Оглядываюсь на Маркуса:

— Вечно с тобой проблемы?

— Со мной?

— А с кем, мать твою? — рычу я в ответ. — То жениться собрался на потаскухе…

— Я ее…

— А какого хрена ты тут делаешь?! — рявкаю в ответ. — Беги к ней сейчас, раз такая великая любовь была!

— Отдай Соню и я уйду.

— Не отдам, — зло шагаю прочь.

— Она тебе не игрушка, — глухо урчит и встает.

Какова вероятность, что у нас могла быть одна Нареченная? В Восточных Лесах пятеро братьев на одну сучку запали, а нас всего двое и до лет пяти даже говорили синхронно.

— Тебя лишили этой связи, Цезар.

— А тебя нет, — поднимаюсь по лестнице. — Возможно, твое пагубное влияние эту связь возродило.

— Да ни хрена подобного!

— Моя девочка и никому ее не отдам, — ехидно отзываюсь я. — Может, женюсь.

— Чего?! — от рева Маркуса вибрируют стены.

— Идеальной женой будешь, Соня, да? — зло хмыкаю. — Молчаливая, послушная и без лишних капризов.

Полный игнор. Не поддается наглой и страшной провокации. Глаза полуприкрыты, дыхание ровное.

— Ты зря думаешь, что мои угрозы пустые и беспочвенные, Соня, — предпринимаю очередную попытку растормошить упрямую пленницу. — Женюсь и глазом не моргну.

— Цез…

— Что? — оглядываюсь на Маркуса.

— Мы ей… мы ей нравимся в шкуре волков, как бы стремно это ни звучало, — поднимается на несколько ступеней.

— Я тебя понял.

В спальне укладываю Соню на взбитые подушки, накрываю одеялом:

— Вот так сюрприз для тебя будет. Проснешься, а ты замужем… — щурюсь. — За двумя.

Вглядываюсь в глаза, перебираю замерзшие струны души, и они не откликаются.

— Не сработало? — спрашивает Маркус.

— Нет.

— Но даже мне страшно стало.

Скидываю штаны и футболку и прыгаю на кровать сердитым волком.

— Сама виновата, — ворчу я и высовываю язык.