Татьяна 100 Рожева - Медленнее, ниже, нежнее… (сборник) Страница 20

Она оглядывается в поисках места, где бы можно было присесть. Увидев подставку, на которую встают, чтобы достать верхние полки, идёт к ней, осторожно опускается, ослабив на шее жёлтую косынку.

Напротив нее, колени в колени сидит запыхавшаяся пожилая женщина в жёлтом платке на шее. Она не сразу понимает, что это она сама и есть, и что смотрит в зеркало, которыми отделаны колонны магазина для зрительного расширения торгового пространства. Странно, но раньше она не находила себя в этих зеркалах. Точнее, не искала. С некоторых пор она перестала дружить со своим отражением. Дома зеркало только в ванной, маленькое, в размер лица. Были раньше во весь рост, в шкафу, но она заменила их темными стеклами. Не хочется верить, что эта почти старуха и есть она….

Сейчас ей некуда деться от своего отражения. Выбившиеся седые волосы, сутулые плечи, глаза без макияжа, морщины возле губ, отёкшие колени, стоптанные туфли. Ужас… Надо покраситься. И к косметичке записаться. И купить новые туфли. Тем более день рождения… Нельзя себя так запускать!

Боль под лопаткой стихает, сердцебиение нормализуется, вроде обошлось.

«Ну чего, бабка? Купила чай? Чуть не кончилась. Молодец. Вставай, иди домой, заваривай!» – с деланой бодростью говорит она себе и через силу улыбается зеркалу. Но не встаёт, а продолжает сидеть, глядя на отражённые полки с продуктами и покупателей с тележками. Мир «потустороннего» зеркального супермаркета как настоящий, лишь немного темнее. От времени или от однообразия того, что в нем отражается.

В затемнённом мире растерянно блуждает высокий мужчина в пальто. Лет сорока пяти, слегка вьющиеся волосы, длинная чёлка, разложенная прямым пробором, серьга в ухе. Не местный. У них так не одеваются и так не стригутся. Он вертит в руках коробку, читает. Наклонившись, ставит в тележку. Чёлка падает на лоб. Плавным движением правой руки он убирает её со лба, и волосы вновь послушно ложатся на свои места.

Этот жест… и этот поворот головы… и глаза…

Рон! Рон! Рон! Рон! – выталкивает сердце его имя. Не может быть… Прошло тридцать лет… Но это он! Рон… Хорошо, что она сидит. Чувство самосохранения захлёбывается волной других, давно забытых чувств.

Рон – её бывший ученик. Он готовился поступать в Медицинскую Академию, она занималась с ним химией. У его родителей необычная история знакомства. Отец – армянин, советский дипломат, работал в Лиссабоне, а мать – португалка, зашла в посольство. Рон сам рассказывал. Ему было шестнадцать. Он сразу показался ей особенным. Взгляд такой взрослый и такой мужской. Так не смотрят мальчики в шестнадцать лет. А она была беременна своим сыном, которому сейчас уже тридцать. Как это всё было давно… А такие помнятся подробности… Даже этот жест, как он рукой убирает со лба чёлку… И чувства, оказывается, никуда не деваются, и время не лечит…

Она боится оторвать взгляд от зеркала и не увидеть ЕГО в реальности, словно он существует только в зеркальном мире. Но он чувствует взгляд и поворачивает голову сам.

Запыхавшаяся пожилая дама в желтом платке вокруг шеи странно смотрит на него, сидя на подставке, с которой достают товар с верхних полок.

«Пациентка бывшая, наверно», – думает он. Он привык, что люди в разных странах вдруг начинают его пристально рассматривать, узнавать. Через его руки прошло столько людей. Нет, здесь, кажется, другое. Ей, возможно, нехорошо.

Он оставляет тележку и быстрым шагом подходит к женщине.

– Мадам, с вами все в порядке? Я врач. – Он садится возле неё на корточки.

Она не может ответить. Смотрит на него, чувствуя себя пустой банкой, в которой нет ничего, кроме огромного сердца, колотящего в тонкие стенки.

– Вы меня слышите? – он берёт ее за руку и его серые глаза вспыхивают узнаванием. – Каролина? Это ты…?

Она молча кивает.

В его голове всплывают воспоминания. Замороженные, но прекрасно сохранённые… Ему было почти шестнадцать. Он учился в школе и готовился в медицинский, и родители наняли учительницу для дополнительных занятий по химии. Она приходила к ним домой два раза в неделю днём, когда он был дома один. Она говорила по-английски с акцентом. Отец сказал, что это славянский акцент. После месяца занятий она больше говорила на другие темы, чем химия. Однажды она попросила стакан воды, и когда он принёс воду, увидел, что она трогает сама себя. Он окаменел. Она спросила, видел ли он когда-нибудь такое, он сказал, что нет, тогда она предложила подойти и потрогать. Когда он подошел и дотронулся, то кончил в штаны. А она поняла, достала у него мокрого и взяла в рот. Потом завалила на пол и села на него. Она текла сильно, была мокрая, потом поднялась, села ему на лицо, и заставила лизать. И это был его первый сексуальный опыт. Потом, в другие дни, занимались только этим. Ему было все интересно – раздвигал, смотрел, щупал, гладил, нюхал. Она была беременна от мужа, на пятом месяце. Они занимались так почти до родов. В последнем месяце она давала делать куни, а потом анал, и любила, когда он заходил глубоко и кончал. Говорила, что у него большой член и если делать это обычно, то можно задеть маленького. На последнем месяце она любила только минет и анал. Он даже не мог себе такое представить с ней! Ей ведь было тридцать четыре, а ему почти шестнадцать. Потом он уехал в Лондон учиться. Жизнь пошла другая. Чернокожие девочки, много групповухи и много медицины. Секс и медицину он обожает всю жизнь. Предпочитает женскую доминацию. Скорей всего, первый сексуальный опыт послужил формированию такого предпочтения. А секс с беременной был последний раз с беременной женой. Дочке уже шестнадцать…

– Да, Рон, это я… Я так сильно изменилась?

– Наверно, как и я, – смущается он, не зная, о чем говорить с седой дамой в нелепом жёлтом платке, обмотанным вокруг морщинистой шеи, почти старухой, в которую превратилась его бывшая учительница.

– Как ты здесь оказался? Я тебя никогда раньше не видела.

– Я здесь по работе. Завтра улетаю, – сухо отвечает он, и вежливо добавляет подробности: – Надо было посмотреть пациента. А ты?

– Я здесь живу. Совсем рядом.

– Мм, – кивает он.

– У нас очень хороший город, – зачем-то говорит она.

– Я не успел оценить достопримечательности. Наверно, хороший, если ты здесь живёшь, – пожимает плечами Рон.

– Много ездишь?

– Чаще летаю.

– Ты поступил в Медицинскую Академию?

– Да. – Он поднимается, помогает подняться ей, поддерживая под локоть, как обычно помогают пожилым людям. Она ищет рукой его ладонь, и он дает ей руку.

Украдкой она смотрится в зеркало, приглаживает волосы и прикрывает платком шею. Она пытается задержать его руку в своей, но он деликатно высвобождает пальцы.