Джорджия Ле Карр - Его собственность (ЛП) Страница 21

Она не может не улыбнуться в ответ.

Ягненок прибывает. Она смотрит на свою тарелку. Кровь чуть-чуть растекается под мясом. Она не сможет это съесть и про себя опять вздыхает, опять будут овощи и картофель.

— Откуда у тебя такой необыкновенный цвет?

— Моя бабушка по маминой линии была иранкой. Волосы от нее, а глаза по отцовской линии.

Его глаза блуждают по ее лицу. Ближневосточное влияние. Это наполнило ее лицо и дало потрясающие губы.

— Ты была в Иране?

— Однажды, но еще ребенком, это моя мечта, отвезти мою мать обратно в Иран.

— Там сейчас опасно.

— Для тебя может быть, но не для меня или мамы.

— По-прежнему не думаешь, что тебе следует подождать, пока все эти разговоры о войне не закончатся?

— Будет войны. Поэтому лучше уехать сейчас, до того, как Иран станет еще одним Ираком или Ливией.

— На что это было похоже, когда ты была там?

— Когда я приезжала туда, это было удивительное место. Мы останавливались в пустыне. Она была очень красивой, а ночью была чистая тишина, что, аж, звенела. И песчаные дюны пели.

— Ты можешь отправиться в Саудовскую Аравию, чтобы посмотреть на песчаные дюны. Тебе нужно ехать в страну, которая готовится к войне?

— Ты не понимаешь. Исфахан — это в нашей крови. Я помню, когда мама уезжала, она поднялась по лестнице самолета, повернулась и сделала вот так, — Лана раскрыла свои объятия, как если бы собиралась собрать что-то из воздуха, и поднесла их обратно к лицу, поцеловав кончики пальцев. — Я спросила ее, что она делает, и она сказала, что она целует воздух ее Родины, и прощается с ним. Помню, я подумала еще тогда, что должна привести ее обратно на любимую землю.

— Я никогда не был в Иране.

— Конечно, ты не был. У Ирана нет Центрального банка. Моя мама говорит, что именно из-за этого весь мир хочет развязать войну с ним.

— Неужели она также считает, что Элвис до сих пор жив?

Вдруг глаза Ланы вспыхивают, она внимательно смотрит на него.

— Мы можем завуалировать наше соглашение и играть его так, как ты хочешь, но не смей критиковать мою мать. Даже грязь на дне ее ботинок лучше, чем ты, — с жаром повышает она голос.

Он смотрит на ее раскрасневшиеся щеки и сверкающие глаза, в которых нет гнева. Она будет потрясающая в постели.

— Ты купил ее, — бормочет он сам себе.

Ее гнев стихает так же неожиданно, как и появляется.

— Да, я понял.

Она молниеносно соглашается, и вдруг становится такой молодой и потерянной, он протягивает руку, чтобы накрыть своей рукой, она убирает свою прочь.

Он отводит свои руки и смотрит на нее холодно.

— Oкэй, ты готова продолжить, — говорит он, и смотрит на официанта.

Официант появляется почти сразу же и удивленно смотрит на тарелку Ланы.

— Все в порядке, мадемуазель?

— Все прекрасно. Просто не голодна.

— Может быть, вы оставили место для десерта? — предполагает он, наклонив голову.

Она качает головой. Официант смотрит на Блейка.

— Месье?

— Просто чек.

— Конечно, — говорит официант, наклонив голову, и поднимает брови, другому официанту, находящемуся в бездействующем состоянии у столба. Тот приходит и начинает убирать тарелки. Счет незаметно появляется в черной книжечке. Блейк отдает карту, когда она возвращается, он говорит:

— Пошли?

Он встает, положив руку на ее маленькую спину, и выводит ее отсюда.

12.

Оставшийся путь прошел в тишине, когда они вошли в мягко освещенные апартаменты, Блэйк бросает свою карточку-ключ на столик и поворачивается к ней:

— Деньги в банке?

Она кивает.

— Тебе хорошо?

Она снова кивает.

— Я дал тебе то, что ты хотела, теперь ты дашь мне то, что хочу я.

Она кивает, стыдясь своей грубости. Это была сделка, и тогда он принял ее сторону.

— Я налью нам выпить. Воспользуйся этим, и жди меня в спальне, — говорит Блейк, и кивает в сторону плоской коробки, которую доставил Питер и положил на стол. Он оставляет ее и направляется по красивому коридору в гостиную.

Она берет коробку и идет к первой попавшейся двери в коридоре, ступая в главную спальню. Кто-то пришел и включил ночники, и разобрал кровать. Она движется в ванную и закрывает дверь.

Внутри коробки находятся кружева и шелк. Она вытаскивает их. Платьице из прозрачного белого материала, кружевной бюстгальтер, стринги, подвязки и шелковые чулки и туфли на платформе, очень похожие на те, в которых она была одета в тот вечер, когда они встретились, за исключением тонкой светло-голубой ленты на подвязках, все девственно белое.

Она смотрит на бюстгальтер. Конечно же, 32B.

Лана быстро выскальзывает из своей одежды и одевает бюстгальтер и подвязки. Затем она осторожно натягивает чулки. Она раньше никогда не носила подвязки, и застегивать маленькие крючки такая кропотливая работа, которая отнимает у нее много времени. Видно Блейк уже пришел, потому что она слышит шум в спальне.

Нервно, она натягивает кружевные белые трусики и смотрит на себя в зеркало. Она с трудом может поверить, что это она и есть.

Она пользуется жидкостью для полоскания рта, делает глубокий вдох и, открыв дверь, направляется в спальню. И просто стоит там, с удивлением вглядываясь, а ее сердце грохочет так, что готово выпорхнуть из груди.

Боже милостивый!

Он лежит без рубашки на кровати, приподнявшись на подушках, его тело сексуальное и подтянутое. Ноги скрещены в лодыжках, и его глаза прикрыты. Его лицо не выражает ничего, и определить о чем он думает, не возможно. Наверное, что-то очень плохое и захватывающее о том, что в роскошной спальне, ожидает хладнокровный, холодный банкир, который оплатил тебя.

— Подойди ближе, — приглашает он.

Clubland в виде музыкального чата играет в фоновом режиме.( Clubland "Клубландия" (название части Лондона - Сент-Джеймс и Пиккадилли - где находятся главные клубы) «Give Me a Reason» начал Pink и Nate Ruess.

Pink поет: «С самого начала ты была вором. Ты украла мое сердце. А я твое, принеся себя в жертву.»

Лана медленно доходит до середины комнаты. Ее желудок скручивается в узел, рот становится сухим, глаза расширяются и становятся, как блюдца. На его холеном теле нет ни грамма жира.

Это определенно не мужчина, который питается Hobnobs (марка английского печенья). Когда она в двух шагах от кровати, он говорит:

— Стой.

Она останавливается.

— Раздевайся. Медленно.

Она цепенеет от шока.

Он смеется. Звук мягкий, но несет в себе некий намек на жесткость. Он, словно кот, играющий с мышью. Со своей позиции доминирования и контроля, он говорит: