Жозефина Мутценбахер - История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой Страница 22

– Давай, дружок, посношаемся… давай…

Однако он тут же снова поймал её голову и гневно отрезал:

– Оставайся на месте, чёрт тебя побери…

Она снова воткнула в рот его стержень и продолжила двигать его туда и обратно. И вот Алоиз очень тихо сказал:

– Конец – делу венец.

Я видела, как его белый хвост выскальзывал из красных губ Клементины до самого острия и как он очень медленно снова исчезал в них. Тут Клементина вырвалась во второй раз:

– Не брызгай, – взмолилась она.

Алоих собрался, было, опять рывком притянуть к себе её голову.

– Нет, нет, – горячо запричитала она. – Дружок должен меня посношать не в рот, а внизу, где это так приятно…

Они несколько секунд боролись друг с другом. Клементина пришла в ужасное возбуждение, и внезапно, крепко ухватив Алоиза под мышки, как подхватывают ребёнка, она резким движением рванула его на себя, навзничь опрокинула на диван, так что он и опомниться не успел, и с высоко задранным платьем и низко свисающими грудями оседлала его на корточках и погребла его дротик в своих недрах. Её раздольная задница теперь взлетала вверх и опускалась вниз со скоростью, вероятно, шестьдесят колебаний в минуту. Алоиз держал во рту один из её длинночерешковых сосков, а по завершении акции она тяжело дышащей глыбой неподвижно застыла на Алоизе, который совершенно не был виден под ней.

Затем я получила к полднику чашку шоколаду, которого прежде никогда не пила. А когда я уходила, Клементина пошла меня проводить. В тёмной прихожей она ещё раз забралась мне под юбки и, немного покопавшись у меня в плюшке, проговорила:

– Если будешь рассудительной и ни о чём не проболтаешься, можешь приходить снова.

Она подарила мне гривенник и вытолкнула за дверь.

Второго мальчика, оставившего особенно яркий след в моей памяти, звали Шани. Он жил несколькими домами дальше на нашей улице. Шани в ту пору было тринадцать лет, и он очень мне нравился. Это был бледный, стройный, высокий подросток с волосами цвета воронова крыла и чёрными, как маслины, глазами. В движениях он всегда сохранял благородство. Встречаясь, мы обменивались приветствиями, немного разговаривали, но дальше этого дело обычно не заходило. Именно потому, что Шани учился в одном классе с моим старшим братом Лоренцом и, более того, даже дружил с ним, я опасалась заводить с ним речь на известную тему и считала его таким же непорочным и целомудренным как Лоренц. Иногда он заходил к Лоренцу в гости, они вместе делали домашние задания и вели себя очень спокойно и серьёзно. Впрочем, со мной Шани всегда был исключительно приветливым. Однажды он пришёл к нам во второй половине дня, когда Лоренца не оказалось дома. Они с Францем по какой-то надобности отправились в отцовскую мастерскую, расположенную, как помнится, далеко, в районе Йозефштадта. Мать была в прачечной. Услыхав, что Лоренца нет на месте, Шани собрался, было, развернуться и уйти. Но я попросила его:

– Послушай, останься у нас ненадолго…

Он заколебался, поэтому я добавила:

– Лоренц должен вот-вот подойти…

И поскольку он всё ещё стоял в нерешительности у дверей, я сказала:

– Останься, мне всегда страшно, когда я дома одна.

Тогда он переступил порог. Мы оба были смущены и прошли из кухни в комнату. Смущение наше, правда, вскоре растаяло, однако мы не знали о чём говорить. Но я находилась под сильным впечатлением его агатовых глаз и, точно ласкающийся котёнок, прижималась к нему. Он терпеливо сносил это и улыбался, но ничего не говорил. Тогда я обхватила его за шею и крепко потёрлась об него нижней частью тела. Я ожидала, что теперь он как и другие полезет мне под юбки или достанет свой хобот и вложит мне в руку. Но он ничего подобного не сделал. Он позволил себя обнимать, только улыбался на это и ничего не предпринимал. Не знаю, как мне пришла в голову такая мысль, но я отпустила его, шагнула к кровати, улеглась на неё и сказала:

– Иди сюда.

Он подошёл ко мне и остановился перед кроватью. Я рывком приподняла платье:

– Ты ничего не видишь? – спросила я. – И сейчас ещё ничего?.. – Затем обнажила колени. – И теперь тоже ничего? – Я снова немного приподняла платье, взору предстали мои голые бёдра. – Сейчас тоже ещё ничего не видишь? – Он глядел на меня, улыбался и не шевелился. – Ну, а теперь?! – крикнула я и разоблачилась полностью.

Он продолжал стоять, а я лежала и ждала. Возбуждение моё нарастало, тем более, что я была убеждена в том, что его хоботок, как и хоботок Алоиза, должен быть мне совершенно впору. Я просто сгорала от нетерпеливого желания увидеть и подержать его, а потому схватила Шани за брюки. Он отступил на шаг.

– Отпусти, – печально и сконфуженно попросил он, – я не могу этого сделать…

– Почему не можешь? – Я одним прыжком соскочила с кровати.

– Просто так. Не могу и всё… – едва слышно проговорил он.

– Покажи-ка. – Я быстро потянулась к его ширинке. – Покажи, что ты действительно это не можешь.

Он хотел вырваться, но я уже крепко держала его за пуговицы. Тогда он остановился, и я нащупала в брюках шлейф, который незамедлительно вытащила наружу. Он оказался тонким и очень длинным, и мне бросилось в глаза, что крайняя плоть его чуть не на всю головку была оттянута назад. Однако хобот у него стоял настолько образцово, что дай бог каждому. И мне так не терпелось вставить его себе в щелку, что я расторопно задрала юбки. Но он и теперь мною не соблазнился.

– Оставь, я не могу.

Я совершенно растерялась от досады и изумления:

– Ты ведь можешь, – ревниво сказала я, – ты лжёшь, ты прекрасно всё можешь, только не хочешь.

– В самом деле, не могу. Я бы и сам с удовольствием, да ничего не выйдет.

Он произнёс эти слова так серьёзно и грустно, что они произвели на меня сильное впечатление и разбередили моё любопытство.

– Тогда объясни, почему не выйдет, коль это правда, объясни… – наседала я на него.

Я всё ещё продолжала держать в руке его шлейф. Он отнял его у меня, спрятал и застегнул брюки.

– Этого я тебе сказать не могу.

– Потому что ты лжёшь, – упорствовала я. – Ты не хочешь сношаться… а коли не хочешь, так прямо и скажи, только не лги!

– Я не лгу, – возразил он. С этими словами он, не поднимая мне платья, схватил меня за виньетку, немного помедлил в таком состоянии и, наконец, повторил: – Нет, я не могу…

– Да из-за чего же?

– Из-за этих проклятых баб… – в сердцах бросил он.

– Что ещё за бабы?..

– Мне сегодня уже два раза пришлось отпудрить… – произнёс он яростно.

– Кого же?.. – Я сгорала от нетерпения услышать это.

– Два раза, – повторил он. – И если сейчас я посношаюсь с тобой, тогда он у меня ночью не встанет и она за это устроит мне трёпку.