Дева в беде, или где будем принца делать, женщина? (СИ) - "Vuya" Страница 23

— Ну как тебе сказать, — отозвалась налетчица, она говорила, а мужики ее племени чуть ли не вздыхали, прямо-таки заметно было, что эта самая Ирше тут особо любима публикой. — Короче, это значит, что твои мать и отец не были женаты, ну там боги, благословение, все дела, однажды и на всю жизнь, ну понимаешь… наверное… В общем не состояли они в официальных отношениях, когда заделали на свет тебя! Вот.

— Хм! — многозначительно ответил ей капюшонный, было не понятно, понял ли он объяснения, — И почему это должно было бы меня обидеть?

— Ну… так это ж вроде намека, что твоя мать не честная женщина, стало быть шлюха!

Теперь тип в капюшоне повернулся к барону:

— Так ты мою мать хотел обидеть? Не ну раз хотел, — тип снял капюшон, все самые страшные догадки эльфов подтверждались, даже в блеклом освещение факелов серый оттенок кожи и белизна волос в глаза, по крайней мере эльфийские бросались, — то сразу назвал бы Кагарин Белую смерть мужеложкой!

Он произнес это со всей пафосностью, на которую был способен, только вышло, то, что вышло. Многоязычный мир. А что поделать? Темные расы говорили каждый на своем языке, а сейчас им всем приходилось говорить на всеобщем, знание которого видимо хромало у некоторых, ну или их память подводила, не мудрено в таком-то возрасте.

— Ээээ… Кагар, ты знаешь, это не так говорится, — замялась Ирше, — ложка — это то, чем едят похлебки, супы, всякое такое. А постель — это ложе.

— Тогда как?

— Мужеложеца? — предположила воительница, разводя руками. На лице ее было недоумение. Кажется вопрос оскорбительного наименования женщины, предпочитающей мужчин ставил ее в тупик.

— Это уже ближе к лужице, — взвесив на языке скривился белоголовый.

Тот самый почти, что легендарный Кагар Темная тварь, сын Кагарин Белой смерти, мужчина воин нарьяма, страшный сон эльфов, ночная пугающая сказка для их детей у костров. И вот этот самый Кагар, скривил свое и без того, мягко говоря, не приятное лицо. И это было как-то до нельзя глупо. Где-то внутри принцесса почувствовала жуткое разочарование от происходящего, перемежеванное с неверием и желанием себя ущипнуть. Даже боль, немного, отступила в этот момент, показавшейся ей сном. Хотя разве могла она придумать то, что видела? Это ж что должно было случиться с ее воображением, чтобы вот так подвести свою обладательницу? Ужас ее народа был мелкорослым, уродливым существом! Ничего впечатляющего, ничего реально пугающего, ничего от чего бы тряслись поджилки. Он был каким-то до омерзения повседневным и обычным, просто очень отталкивающим и неприятным.

— А в чем проблема то? — подал голос Тордран. Вот уж он смотрелся точно куда эпичнее и кошмарнее Кагара. Огромный, просто громаднейший орк, на голову выше любого другого и в треть наверное шире, его шея была так велика, что бедро его сестры, которое было в обхвате массивнее всей Андунэль, было тоньше.

— Да знаешь… Ну, когда вот у людей того самого, — Ирше забавно изображала «это самое» ручищами, силясь объяснить брату, что именно хочет сказать, — с козами или овцами их скотоложцами называют, или если они между собой то, тогда мужеложцы, а у нас проблема в том чтобы сказать так, но про женщину!

— Погоди, как с козами? — Беднягу Тордрана аж передернуло с рыком. — Вы серьезно сейчас? Что правда с козами? Которых потом они же и едят? Ненавижу людей!

— Ой иди ты, — махнула на него рукой Ирше, — не на том сконцентрировался.

Но тут в разговор вступила еще одна женщина, и если Ирше носила копну длинных заплетённых волос, то эта орчиха была выбрита на голо:

— Мужелюбка? — предположила она.

— Да мы не про любовь, Рр’Юх, — усмехнулся Кагар.

— Тогда мужеебка! — честно исправилась бритая.

Нарьяма поднял руку совершая ей покачивающее движение, как бы сомневаясь и взвешивая выданное определение.

— Женщина, предпочитающая ублажаться членами, — в этой тишине фраза в конец взбешенной их несерьезным поведением Андунэль раздалась как-то особенно впечатляюще.

Они и правда бесили принцессу. Вот эти страшные существа, оставлявшие за собой горы трупов, убивающие всех без разбора, стоят и спорят о том, как позаковыристей оскорбить женщину, на месте ее же гибели. А во главе всего спора ее сын. И не малолетний недоумок, что самое обидное, а держащий в страхе почти весь мар двухтысячелетний воин, как-то раз чуть не лишивший жизни ее собственного отца.

Кагар щелкнул пальцами:

— Кто там утверждал, что эльфы то и оскорблять толком не умеют? Вот оно! Ни единого браного слова, а вышло крайне неприятно. Кагарин бы за один намек на свою любовь к членам обезглавила бы.

Нарьяма подошел и присел на корточки, так чтобы оказаться лицом к лицу с Андунэль. Он смотрел своими совершенно бесцветными глазами с широко раскрытым зрачком и мерзко улыбался. Такой некрасивой улыбки было еще поискать. Как спрашивается один живущий в маре смог собрать в своей внешности все недостатки своего народа? Ему не хватало роста. Он был излишне массивным. Ни легкостью, ни плавностью движений не обладал. Его череп был еще уже эльфийских, а черты на небольшом и сильно вытянутом лице были крупными, сами по отдельности они были даже ничего, и длинный нос, и объемные губы, и слегка раскосые глаза, но все вместе смотрелось более чем отталкивающе. К тому же бесцветная радужка глаз делала взгляд особенно тяжело переносимым.

— А теперь так же изящно замени его «ублюдка»?

Теперь принцессе стало страшно. В этих глазах напротив было пусто, даже вызова не было, ни пренебрежения, ни ненависти, ни каких сложных и сильных эмоций, а только секундный интерес. Она умрет очень быстро и легко, он даже не поморщится, не моргнет и это ровным счетом ничего не будет значить, потому что она в его глазах пустое место. Андунэль Анкалима пустым местом быть не привыкла, а потому она ударила, не физически, морально, но так чтобы со всей силы:

— Неудачный результат соития, совершенного по обоюдному принуждению сторон.

Его глаза расширились, улыбка померкла, взгляд в секунду остекленел, стал не видящим, он даже чуть назад отпрянул, разрывая установленную самим же связь взглядов, проиграл в свои же гляделки. Резко встал. Леди ожидала удара. Хоть ногой, хоть мечом. Хоть любым предметом мебели по спине. Поднять голову она уже была не в состоянии. Боль вернулась. Вместе с тяжелым вздохом. Она все еще смотрела прямо перед собой.

«Вот так и придет твой конец леди Андунэль, сообщившей Темной Твари, что он даже не ничто, а просто неудача, » — успела подумать про себя принцесса. Смаргивая подступающие к глазам слезы.

А потом раздался оглушительный смех. Леди вздрогнула.

— Кем бы не была твоя мать, рыжая, кто бы не был твой отец, но разрази меня гром, они явно старались не зря! Мое им почтение. Ты слышал ее, твое лордство? — он вернулся быстрым шагом к явно ничего не понимающему барону, выхватив у одного из орков факел и закинув его в очаг, — Вот так надо оскорблять, а своих ублюдков попридержи для себе подобных. И кстати про людей, Тордран, тащи сюда, вон того кучерявого. Он же тут самый главный, а все так, как будто не ради него мы все и собрались.

Серселена, со связанными за спиной руками поволокли к очагу. Андунэль очень хотелось посмотреть на гвардейцев, но ребра не позволяли повернуться. Она видела Галиона, и он был в порядке, но орки его побаивались и держали на виду. Остальных она не видела, и не знала, что с каждым из них.

— Смотри, лордство, это он вообще?

— А я откуда знаю, — огрызнулся барон, Андунэль не могла понять, почему при его трусливости, которую они явно ощущали пока гостили у него, сейчас он был так дерзок, создавалось впечатление, что за ним кто-то стоит. Кто непременно его сможет защитить. — Я в глаза не видел Серселена.

— Я видел! — голос раздался со стороны лестницы и в зал вошел человек в длинном черном плаще, — И это он!

— Ваше сиятельство! — воскликнул барон.

— Сэймур, — усмехнулся Дэекен, — а я так надеялся, что кто угодно, но не ты.