Джорджия Ле Карр - Его собственность (ЛП) Страница 23

И в конце концов почему бы не он может стать ее первым мужчиной? Он заплатил за эту привилегию. Страстное желание сильно сейчас, говорит он сам себе, но оно будет уменьшаться с каждым совокуплением. Она не будет ему нужна больше, чем продлиться его трех месячный контракт.

Крашеная блондинка идет по коридору в сторону лифта. Жилец другого пентхауса — арабский шейх. Он смотрит на нее. Она одета в топик и белые леггинсы. Ее сиськи явно поддельные, но она прекрасна в своем трудном отчасти пути. Кстати любовница должно быть. Он снова думает о Лане, как у нее катились беспомощные слезы. Он не ожидал такого. Он не может понять. Зачем девственница предлагает себя кому-то, тем более, похожему на Лотиана за деньги? Впервые он недоумевает, почему она вообще захотела денег.

Лифт прибыл, и он отходит в сторону, чтобы позволить женщине войти первой. У нее хорошая задница. Она оборачивается в лифте, и их глаза встречаются снова. Никакой улыбки, но ее рот призывает. Воздух становится густым, от ее невысказанного приглашения. Он позволяет своим глазам пропутешествовать вниз по ее телу и убеждает себя, что Лана не особенная. Такое все равно будет происходить тоже. Ничего не изменилось.

Он жениться на Виктории. Он достает телефон из кармана и пишет текст своей секретарше: «Красные розы — Лана. Белые розы — Виктория».

13.

— Я пеку пирог, — говорит мать Лане.

— Я… ты? — в голосе Ланы слышаться веселость. Ее мать печет только тогда, когда хорошо себя чувствует.

— Лимонный, твой любимый.

— О, хорошо.

— Во сколько ты приедешь?

— На самом деле, я сейчас выхожу.

—Хорошо. Я хочу, чтобы ты отнесла кусочек маме Джейка.

— Окэй. Увидимся через двадцать минут, — говорит Лана и запихивает банку с ежевичным вареньем, две коробочки с печеньем, и плитку необычного шоколада в сумку, и выходит из квартиры.

Она садится на автобус, который привезет ее в Килбурн.

Бегом поднимаясь вверх по лестнице, ей встречается сестра Тома, которая спрашивает: «Слышала, ты поймала себе богатого парня?»

— Не совсем, — отвечает Лана, и, прежде чем она может быть втянута в исповедальную беседу, делает шаг в сторону. — Извините, Энн, но мне надо спешить. — Замедленным шагом она проходит мимо нее. История распространилась, и соседи, наблюдающие с любопытством, за такой диковинной, хотят ее продолжение.

Она открывает их синюю дверь ключом и до нее доноситься ароматный запах маминой выпечки. Для нее это такие дорогие и домашние запахи. Это ее дом. Ее мать на кухне моет посуду после готовки.

— Эй, я могу сделать это за тебя.

— Нет, я все сделала, — говорит ее мать, закрывая кран и снимая резиновые перчатки. Она поворачивается лицом к дочери.

Ее глаза внимательно оценивают с беспокойством изменения, произошедшие в Лане.

— Ох, мой Бог! — вкрикивает она. — Твои волосы. Я не могу поверить, как прекрасно ты выглядишь.

Лана улыбается.

— Я скучала по тебе вчера.

— Ты завтракала?

— Да. Я принесла тебе кое-что, — Лана засовывает руку в рюкзак и достает все, что захватила с собой на маленький кухонный стол. Мама подходит, но ничего не трогает, только смотрит.

Потом перевод взгляд на дочь.

— Ты это украла? — спрашивает она шепотом.

— Мама! — вскрикивает Лана в шоке. — Что ты говоришь? Секретарша Блэйка купила это все для меня, и я принесла тебе.

Ее мать тяжело опускается на стул.

— Извини. Извини, Лана. Конечно, ты никогда не украдешь. Я просто так волнуюсь за тебя, все так странно. Я не знаю, что и думать.

Духовка издает пикающий звук, и она встает, но Лана аккуратно усаживает ее назад.

— Я вытащу его, — говорит она, и, надев перчатки, вынимает пирог. Он пахнет божественно и безупречно поднялось тесто. Она закрывает дверцу духовки, кладет пирог на металлический противень и прислоняется к раковине.

— Я поставлю чайник? Нам нужно поговорить, — мама кивает, и Лана начинает готовить чай.

Пока вода закипает, она достает чашки и блюдца. Все остальные, в этом доме, пьют из кружек, кроме ее матери, которая всегда использует чашку и блюдце. Она наливает кипяток в заварной чайник и несет его на стол. Когда чай заваривается, она разливает его по двум чашкам. Она открывает коробочку с печеньем от Fortnum and Masons и протягивает его к маме. Тонкими, бледными пальцами мать нерешительно берет одно.

Она откусывает и жует.

— Вкусно? — спрашивает Лана.

Ее мать кивает.

— Ты уезжаешь в Америку в среду, сударыня.

Мама кладет печенье на блюдце.

Она соединяет свои руки в замок и убирает их под стол, и смотрит прямо в лицо своей дочери.

— Я никуда не поеду, пока не узнаю точно, что происходит. Как ты получила все эти деньги, и что ты сделала для этого.

— Я объяснила тебе в прошлый раз. Мужчина, которого я встретила, дал их нам.

— Кто этот мужчина, который имеет свободные пятьдесят тысяч фунтов?

— Мама, он миллионер, не знаю в какой степени. Он дал мне вдвое больше, чем я просила.

Ее мать смотрит на нее в ужасе.

— Ты просила у него деньги? Я не так воспитывала тебя, чтобы просить у мужчин деньги.

— Да, я попросила у него, и что? Я не принуждала его и не крала их.

— Ну, я не хочу этого. Я скорее зачахну и умру, чем воспользуюсь этими деньгами.

Лана замирает в оцепенении. Она смотрит на свою мать в полном шоке. Упрямое выражение лица ее матери говорит ей, что она приняла решение, которое изменить уже не возможно.

Лана с трудом проглатывает комок в горле и подымается.

— Ты сделаешь меня сиротой ради своей глупой гордости, — порицает она.

Мать удивленно моргает, и Лана чувствует, как в ней растут силы, словно ветер надул ее паруса.

— Ты собираешься, сидя здесь, говорить мне, что если бы я была при смерти и мне оставалось жить всего несколько недель, ты бы не попросила у донеприличия богатого незнакомца немного денег?

Мать молчит.

— Иметь высокие и сильные идеалы и принципы — отлично, но ни когда ты чрезвычайно, почти до смерти доведен до отчаяния, мам.

— Ты не просто попросила его, так ведь? Скажи правду. Ты занимались проституцией.

— Предполагаешь, что я так и сделала. А я не делала, — говорит Лана, про себя прося прощение за свою ложь. — Разве ты, не сделала бы тоже самое для меня?

Мать начинает плакать.

— Ты не понимаешь. Ты поймешь, в один прекрасный день, когда у тебя будет собственный ребенок. Я не так важна, — она стучит себя в грудь. — Это оболочка просто пища для червей. Я не позволю тебе пачкать себя за это разрушенное тело. Ты молода. У тебя вся жизнь впереди, и, в любом случае, я собираюсь умереть.