Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц Страница 24

Проклятая трава все еще будоражила мою похоть, но, по счастью, уже не слишком сильно, так что я смог сохранить здравость ума и, даже не делая попыток пристать к девице просто прилег на край ее постели.

— Ну, а за что тебе меня уважать? — спросил я, помимо воли задумавшись над тем, как, вообще, пришлось оказаться мне в подобной ситуации. — Я — пират? Пират. Развратник? Да знала бы ты, милая Орна… Ты говоришь, что я виновен в том, что прельстил твою мать серебром? Ах, глупая девочка, еще как виновен, но — ведь сколь тяжко я за эту свою вину плачу.

— Оставьте же меня, оставьте! — в ужасе взмолилась она, когда я откинув в сторону ее покрывало и поспешно повернулась ко мне спиной.

— Ты, и впрямь, несносная девчонка, — прижавшись к ее заду, который отделяла от меня лишь тонкая сорочка, — посетовал я. — Завтра же тебя выпорю. И не вздумай орать, а то твоя мать проснется и вы будете ругаться до рассвета, а я, видят Боги, этого просто не вынесу.

— Ненавижу, — простонала Орна, когда я с удвоенной силой прижался к разделяющей наши тела сорочке. Удивительно, но именно это мгновение и оказалось самым приятным за всю ночь. Я имею в виду, что похоть моя, вместе с семенем, оставила меня окончательно.

— Сам себя ненавижу, — признался я, оставляя ее и возвращаясь на постель по прежнему храпящей супруги. — Сорочку обмой я ее слегка запачкал.

Уснул я после того мгновенно, а утром проснулся, опять-таки, от материных с дочкой пререканий.

— С тебя дуры убыло что ли? — кипятилась малышка Лу. — Ну, нажрался мужик. Они там — в море — по пол года баб не видят. Да он меня каждую ночь до полусмерти заезжает, я же терплю. Сама говоришь, под сорочку к тебе не лез. Оно и понятно, ты ему — дочка. А, если что-то потекло, так это со всяким бывает от долгого воздержания.

— О, Боги, ну почему первая же моя жена должна была непременно оказаться такой дурой? — мысленно воззвал я. В слух же, садясь на кровати и сладко зевнув произнес:

— Милая женушка, готов ли завтрак? Мне нужно поспешить в порт за серебром.

29

В этот день я совершил в порт и обратно бесчисленное число ходок и, после обеда, уже приступил к заполнению второго сундука.

— Бес В Ребро, продержись еще два дня, кроме сегодняшнего, — в одну из встреч попросила Быстрые Глазки, — утром третьего дня мы отплываем.

— О, Боги! — радостно воздел я руки к небесам. — Скорей бы в море!

Кроме того, она вручила мне кусок серебра из своей добычи, чем растрогала до слез.

— Разве мы больше не товарищи по гильдии и разве не должны помогать друг другу? — только и сказала рыжеволосая подруга в ответ на мои горячие благодарности. — Уж, если мы вырвались из замка Зубень вчетвером, то вчетвером должны и продолжать наш путь.

Когда я вернулся домой, юная падчерица мыла голову над большим медным тазом, скинув для верности сорочку, и, при виде меня, с визгом кинулась одеваться, что послужило поводом для очередной свары. Малышка Лу заталдычила, что Орна, де, сама меня совращает, беспрестанно привлекая к себе внимание. Падчерица же вновь разрыдалась, объясняя какой я мерзавец и говоря, что вот, мол, из-за моего имени Бес В Ребро, соседи уже окрестили мамашу Бесовкой, а скоро злые языки доберутся и до дочки.

Желая прекратить этот шум, я потребовал вина и за ужином напоил малышку Лу до полусмерти, дабы избежать выполнения супружеского долга. Вместо этого сразу же направился к падчерице.

— Орна, — забираясь под одеяло на ее кровати, отчего бедняжка захлюпала носом и вжалась спиной в стену, к которой была приставлена кровать, миролюбиво сказал я. — Мы оба прекрасно знаем, что ты права, а твоя матушка — нет. Но не могла бы ты прекратить ругать меня хотя бы в моем присутствии? Эти ваши скандалы просто невыносимо слушать.

— А мне невыносима сама жизнь, когда я вижу в кого превращается моя мать, — запричитала она. — Несчастный отец, должно, перевернулся в гробу! Еще неделя и я обязательно сведу счеты с жизнью!

— Уймись ты! — попытался образумить я. — Настанет, возможно, день, когда твоя мать убедится в том, какой я подлец и, с раскаянием, признает твою правоту. Быть может, настанет гораздо скорее, чем ты можешь думать.

— Если ее не убедило даже то, что вы сотворили со мной этой ночью… — заревела она в три ручья.

— О, Боги, как с тобой тяжело! — возмутился я. — С тебя убыло что ли? Лучше перестань лить слезы и ненадолго приляг на живот, я хочу повторить вчерашнее, но, без сорочки.

— Ни за что!

— Не ори, мать проснется и вы опять заведетесь! — сурово одернул я. — Ты ведь не помрешь, если, перед тем как мы потремся, немного задерешь подол!

— Вы никогда не добьетесь этого! — зло ответила Орна укладываясь на живот. — Делайте, как вчера, или убирайтесь вовсе.

Я, однако же, добился, но уже вечером следующего дня. Возможно, от того, что ругань меж ей и матушкой, продолжалась с еще большим ожесточением. Причем, Лу нападала на дочь тем больше, что я уже приступил к заполнению свинцом третьего сундука.

И наконец, наступил мой последний, как я искренне надеялся, день под крышей этого дома. Прошел он так же за переноской свинца, но вечером, заполнив третий сундук, я громогласно объявил, что дело сделано и все наше богатство находится в надежном месте, по каковому поводу потребовал закатить пирушку.

В ходе сопровождавшегося обильными возлияниями ужина, течение которого изредка прерывалось перебранками между матерью и дочкой, я вновь накачал свою половину и благополучно отправил в постель. Сам же решительно собирался не сомкнуть глаз до рассвета, ибо более всего на свете опасался проспать отплытие нашей ватаги. И вот, дождавшись, покуда моя, огорченная последней перебранкой с матушкой, падчерица уляжется, подошел и раздевшись забрался к ней под одеяло.

— Наконец-то, милая Орна, твоим мучениям приходит конец, — сообщил я. — Обещаю, что уже завтра к вечеру твоя жизнь будет совершенно другой.

— Отчего это?

— Твоя матушка полностью убедится в твоей правоте.

— Оставьте же, ну! — попыталась вырваться она и сорочка ее затрещал, так как ухватился я достаточно крепко.

— Видишь, порвалась! — довольный я разодрал ее до пояса и девица поспешно прикрыла грудь. — Именно это нам и надо.

— Оставь, что ты хочешь? — забыв о должном дочернем почтении взвизгнула Орна, но матушка ее на соседней кровати даже не перестала храпеть.

— Я обесчещу тебя и сбегу из дому, — объяснил я дорывая ее единственное сейчас одеяние.

— Чтобы она всю жизнь попрекала меня тем, что я тебя совратила, а потом отдалась? — сжалась в комок совершенно нагая девица.