Александра Соколова - Мы разминулись на целую жизнь. Страница 24

Она кинула на лавочку сумку и присела рядом. В висках что-то мерзко стучало и пыталось скрипеть. Скрип-скрип, милая. Скрип-скрип. Думала, всё так просто, да? Нет, дорогая, ты еще не до конца расплатилась за всё, что сделала. Самое главное еще впереди.

Скрип-скрип…

Лёка подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как к перрону с шумом приближается поезд. Взгляд на часы. Отлично! Еще немножко – и всё кончится.

В первом вагоне договориться с проводником не удалось – молодой парень в синей тужурке пренебрежительно надымил Лёке в лицо и отказал, сославшись на постоянные проверки. Проводник второго вагона даже не вышел на перрон. Ругаясь сквозь зубы и волоча за собой внезапно показавшуюся очень тяжелой сумку, Лёка подбежала к третьему вагону и остановилась, пропуская спускающихся вниз людей.

– До Ростова возьмете? – она поймала за рукав куртки проводницу и вдруг застыла, широко раскрыв глаза. В узком проеме ей померещилась… Нет, не может быть!

Сердце внутри сделало рывок и заколотилось о ребра. Пальцы разжались, роняя сумку на грязный асфальт перрона.

– Это… ты? – собственный хрип был последним, что услышала Лёка, прежде чем все звуки вокруг растворились в пустоте.

Кристина злилась. Хотя обычным словом «злость» едва ли можно было передать всю гамму эмоций, клокотавших внутри.

– Зачем ты это сделал? – в сотый, наверное, раз за сегодня, воскликнула она. – Она тебе мешала? Или что?

– Она дура! – сквозь громкий рев закричал Женя. – Она первая начала!

– Я знаю, кто первый начал! Тебе папа говорил, что девочек бить нельзя?

– А ей можно?

Женя снова залился слезами. Мама тащила его за собой за руку с огромной скоростью, и он не всегда успевал переставлять ноги. Маленькая детская трагедия заставляла сердечко сжиматься от обиды. А всё из-за Светки-дуры! Кто её просил ломать робота? Сама напросилась!

– Что ж ты за наказание такое! – Кристина за руку подняла сына на первую ступеньку подъезда и в сердцах шлепнула его по попе. – Сколько мне из-за тебя выслушивать жалоб? Сейчас придем домой – будешь наказан.

Подъем по ступенькам затянулся надолго – Женька ревел и сопротивлялся, Кристина ругалась и тянула его наверх. К двери квартиры оба подошли запыхавшиеся и злые. И совсем не обрадовались сюрпризу, стоящему на пороге.

– Привет, – Женя смешалась, увидев раздраженное лицо подруги и её зареванного сына, – Я не вовремя?

– Заходи, – пробормотала Кристина, открывая дверь и проталкивая в неё ребенка, – Быстро иди на кухню, делай чай, а я разберусь с этим чудовищем и приду.

Женя послушно разулась и сбежала вглубь квартиры, чтобы не слышать криков и детского плача. Откровенно говоря, ей совсем не хотелось сюда приходить, но это было важно. И необходимо.

Кристина зашла на кухню только через полчаса – Женя уже успела дважды выпить чаю и трижды пожалеть, что выбрала такое неудачное время для визита.

– Мы помирились, – сообщила подруга, – Не дергайся. Просто этот поросенок побил девочку своим роботом, и мне пришлось выслушать массу приятных слов.

– Девочка осталась жива? – осторожно пошутила Женя.

– Да, – засмеялась Кристина, – Но если бы ты видела размеры этого робота, то удивилась бы, как она не попала в больницу… Кстати, здравствуй дорогая.

Несколько минут они молча смотрели друг другу в глаза, и Женя вдруг непостижимым образом поняла, что ей не нужно ни извиняться, ни объясняться – ничего не нужно! Что рядом с ней та самая, хоть и повзрослевшая Кристина, которую она помнит и любит.

– Кристь… – тихо попросила Женя. – Давай сначала, а? С самого. Как будто последний раз виделись, когда вы меня в Москву провожали.

– Давай, – согласилась притихшая Кристина, – Я совершенно с тобой согласна. Две старые дуры – разве не найдем общего языка?

– Ну, молодыми же находили!

Как будто камень с души упал. Забылись сразу и напряженные разговоры, и обиды, и откровенная неприязнь. Вернее, не забылись, но уползли трусливо в самые далекие уголки памяти – ждать своего часа, или исчезнуть навсегда.

Уже часы пробили восемь, давно вернулся с работы Толик, дважды заходил поцеловать маму раскаявшийся Женька, и даже истощились в пакете остатки заварки, а они всё разговаривали, и никак не могли наговориться.

– Где ты будешь рожать? – спросила Кристина, стоя спиной к Жене и роясь на многочисленных кухонных полках. – Здесь?

– Да. Я больше не хочу никуда уезжать. Таганрог – прекрасное место для малыша. Ему здесь будет хорошо. И потом, если Лёка когда-нибудь вернется – то гораздо больше вероятности встретить её именно здесь…

– Лёка?!

Бабах! Покатился по столу поваленный неловкой Кристиной чайник, и Женя даже покачнулась на табуретке испуганно.

– А что? Ты что-то о ней знаешь?

– Жень… – Кристина вздохнула, присела рядом с подругой и взяла её ладони в свои. – Тебе давно пора перестать её искать. Она очень изменилась. Вышла замуж. И, кажется, даже уже родила.

– Откуда ты знаешь? – бледность разлилась по Жениному лицу, а в груди застонала горечь вперемешку с радостью. Ну неужели? Неужели этот безумный ребенок наконец-то нашел свой дом? Неужели она теперь счастлива и спокойна? Господи, пусть это будет так!

– От её родителей – мы как-то столкнулись в магазине. Ты… расстроилась?

– Нет! – радостно вскрикнула, не осознавая даже, какая часть этой радости была наигранной, а какая – настоящей. – Кристь, я так рада. Неужели чудовище наконец-то успокоилось?

– Да, – облегченно выдохнув, улыбнулась Кристина, – Её мама сказала, что она теперь спокойная стала, семейная. И мужа любит. Представляешь, Жень? Вот и рассказывайте мне после этого, что лесбиянство – это навсегда.

– Перестань! Какая разница, лесбиянка или нет? Главное, чтобы любила и была любимой. Кристюш, я так рада… Ты себе даже не представляешь.

Женя улыбалась, глядя куда-то вдаль невидящими глазами, и ощущала только тепло, разливающееся по груди. Терпкое тепло, нежное. С тихой примесью горечи.

г. Таганрог. Сентябрь 2004 года.

Николай Валерьевич молчал всю дорогу до сарая. Лиза тоже ничего не говорила – она по-прежнему переживала и нервничала.

– Вот здесь у нас топор. Папа всегда кладет его на верхнюю полку.

– Спасибо, – Николай взвесил инструмент на ладони и улыбнулся Лизе, – Не возражаешь немного поболтать, пока нас никто не видит?

– Конечно. А о чем?

Они стояли в тесноте деревянного сарая, лицом к лицу, и Лиза чувствовала себя маленькой смущенной девочкой: Николай Валерьевич заполнял собой всё пространство, от него волнами исходила мужская сила и надежность.