Стой, ты мой (СИ) - "Гринч" Страница 25

Еще налью.

Встаю, покачнувшись, и хватаюсь за пальму возле дивана, едва не опрокинув кадку.

А, нет, достаточно пить. На старые клубные дрожжи шампанского меня разматывает. Квартира перед глазами слегка плывет, но, проморгавшись, вижу все даже лучше. Как у него классно. Строгая мебель, европейская стилистика, ничего лишнего, все безупречно.

А Маришенька тут была?

Меня берут бесячки. Забираю телефон и иду в ванную. Без стука распахиваю дверь. Белый кафель с черными фигурками. С одной стороны душевая кабина, в другом углу небольшая ванна. Он возле зеркала. Впиваюсь глазами в его голую татуированную спину в капельках воды, пока он заворачивает белое полотенце на бедрах. Шикарный. Оглядывается:

- Очередь в душ?

- Нет, - пытаюсь не пялиться. Выставляю перед его лицом телефон. Снова пошатываюсь и опускаюсь на бортик ванны.

- Ты когда накидаться успела, Кристина? - на телефон он не смотрит, с улыбкой наклоняется и принюхивается. - Ром мой пила? Лицо, как помидоры. Из которых ты соус делала.

- Танцевать мне нельзя, а тебе переписываться с Маринами можно? - трясу смартфоном, привлекаю внимание к экрану. - Я против. Надеюсь, это ясно.

- Да? И что предлагаешь? - он разглядывает меня. Все ещё улыбается.

- Удалить ее из контактов.

- Еще что-нибудь?

- Я не шучу, - надуваю губу.

Встаю, но он удерживает за плечи, и я плюхаюсь обратно. От него вкусно пахнет свежестью океана. Вода с блестящих волос скатывается мне на платье. Он касается прохладными губами щеки и негромко говорит:

- Библейскую мудрость знаешь? Женщина создана из ребра мужчины. Мужчина ставит условия, это естественно. А когда ребро кидает предъявы - это глупо, сама посуди. Согласна?

Моргаю.

Нет.

Неслыханно.

Меня сравняли с вещью. С костью. Кем он себя мнит царителем-повелителем-господином?

- Хозяин, но отчего в таком разе я до сих пор не на коленях и пятки вам не облизываю? -  вырываюсь, отталкиваю его руки. Скольжу на бортике и проваливаюсь в ванну, но он успевает схватить за платье.

Тонкая ткань трещит в его пальцах, он тянет к себе. Спускает воротник с плеча вместе с бретелькой лифчика и кусает ключицу. Сжимает зубами кожу на шее, я в мурашках, но мне обидно. Бесполезно барахтаюсь, стенки корыта в воде и пене, и я катаюсь, как по маслу, подставляя ему тело.

Бью его по рёбрам, тем самым, из которых я сделана. С него падает полотенце, а с меня слетает все опьянение.

Мужскую гордость уже видела, когда компромат записывала. Но тогда не мне в рот толкали эту штуку. А пусть и не в рот, ни под каким предлогом, ни обманом, ни тайком этот маяк в меня не влезет, и его слова так себе смазка. Я вытерпела и смирилась, что в машине он звал меня на одну ночь, но тут же он прямо говорит, что, вообще, спрашивать меня не собирается, и слушать, и я ничего не решаю. Нагнет, как захочет, и адью. Инстинктивно сжимаю ноги, но он между ними как раз.

Замечает, что раздет, от холодной ванны ему неприятно. Встречаемся взглядами, и он поднимает бровь:

- Малыш, ты чего перепугалась? Вставай.

Вытягивает за руку и ставит на пол. Снова заматывается полотенцем. Подталкивает к дверям.

- Я не знаю, что там с ребром Адама, - начинаю. - Но если ты с этой Мариной...

- Кристина, брось, - перебивает. - Круглосуточно ты одна в моей голове, какие ещё Марины, зачем? Но с претензиями, правда, не стоит приходить.

- А если буду приходить?

- Рискнуть охота?

- Ага.

Он делает шаг ко мне, но звонят в дверь.

Прислоняюсь к косяку и смотрю, как он роется в пальто, достаёт кошелёк, расплачивается с доставщиком.

Улыбаюсь. День и ночь я в голове - главное услышала. А командирские замашки как-нибудь сгладим. Из руки там женщины, или из шеи растут, мужчины могут думать, как им удобно.

Алекс закрывается и кивает на моё измятое платье:

- Рубашку дать?

- Дать.

- На стол пока накроешь?

- Посмотрим.

- Куда ты там посмотришь, деловая, - он сбрасывает коробки с суши на стойку и ловит в объятия. - Носом щас потолок проткнешь, - щелкает по кончику.

Смеюсь и выворачиваюсь. Ногой наступаю на пульт, и оживает телевизор. С первых кадров узнаваемо - канадский сериал, где агенты учатся мыслить, как преступники.

- Поищи, что нравится, - Алекс поднимает пульт и кладет на стойку.

Пока он роется в спальне, сгребаю коробки и несу на столик возле дивана. Распаковываю рыбу и палочки, одним глазом смотрю фильм. Там идет дождь, и, вроде как, девушку похищают.

Широко зеваю. Когда я спала последний раз? Час ночи, и алкоголь расслабил, усталость накатывает, аж ноги не держат. Но мне так хорошо. Вечер с пятницы на субботу лучше не проводила.

Он появляется в дверях, кидает в меня черной рубашкой. Отходит к шкафчикам и возвращается с пузатой бутылкой "бакарди."

- У тебя такой же ягуар? - киваю на оранжевую машину на экране. - Ты отогнал его?

- Нет пока. А ты водишь машину? - плещет в стакан темно-коричневую жидкость, мочит губы.

- Умею, - перегибаюсь через подголовник и забираю с пола сумку. Вытаскиваю футляр для карточек и с гордостью показываю права. - С Николь вместе на первом курсе сдавали. Она меня, кстати, чуть не съела. Ты в курсе, что она на тебя глаз положила? Кристина, колись, как ты его захомутала, - передразниваю соседку. С набитым ртом вываливаю новости. - Она и из клуба со мной ехать напрашивалась, когда ты ключи дал. Домой не хотела. К нам родители ее прикатили из-за этой фигни с Пухом, представляешь, какой ужас? У нее мамаша сумасшедшая.

- А твои родители не приехали? - он перестает есть. Мрачнеет, мой возраст опять перекашивает черты его лица.

- Неа, мама не сможет, у нее маленький ребенок, - цепляю кубик "Калифорнии" и тычу ему в губы, пока он рот не открывает. - Братику два года. Он малыш, а я большая.

- А маме сколько лет? - спрашивает он, прожевав.

- Тридцать шесть, - сообщаю, и слежу, как вытягивается его лицо. Прикидывает. Моя мама младше его на три года, и меня одну это смешит, он серьезный и растерянный. - В семнадцать лет меня родила. И бабушка ее тоже в семнадцать. Это я запозднилась, - намекаю, что мне девятнадцать, и я не против вроде бы, если так сложится.

- А папе сколько? - он делает несколько больших глотков рома.

- Папе тридцать четыре, - говорю шепотом. Его глаза достигают размера летающих тарелок. Не выдерживаю и прыскаю. - Саш, я шучу, конечно. Пятьдесят один папе. Пятнадцать лет разница. По стопам иду.

- Инфаркта моего добиваешься, - он опрокидывает меня на диван и щекочет стопу, невыносимо до визга. - Все, доходилась.

- В ванную еще сгоняю и готово, - задыхаясь, сползаю на пол, хватаю рубашку. Под его пристальным взглядом шмыгаю в душ.

Завязываю волосы узлом на макушке, быстро споласкиваюсь, и думаю, что вот-вот он зайдет сюда. У меня проблемы, стресс, мне нужен секс. Он ведь не сопливый пацан, будет аккуратен и бо-бо не сделает. Или я потерплю вдруг что. Анестезии только добавить.

Натягиваю рубашку. Пахнет кондиционером для белья. Запах Франции, как говорят в рекламе, и слабо туалетной водой, не отстирывается.

Секса в ванной не будет. Значит, будет в гостиной. Я полна решимости.

Возвращаюсь, забираю у него стакан и опрокидываю залпом. Он смотрит, как я дергаюсь и хмыкает:

- Кристина, по-моему, тебе крепко.

- Ерунда, - отмахиваюсь и падаю рядом.

Сглатываю горечь. Рукой крадусь ему под полотенце. Натыкаюсь на жесткие волосы, щупаю дальше. От моих настойчивых касаний кровь приливает ему между ног и мыщцы твердеют в моей ладони, так просто, так быстро, кожа теплая и гладкая, и нежная, очень странно, единственное нежное в нем - это то, что делает мужчину мужчиной, эрекция на пару десятков сантиметров. Сжимаю крепче и ойкаю, вдруг ему больно, но он молчит, и я продолжаю проверку на прочность, мой личный урок анатомии. Член не гнется и реагирует сам, шлепает мою ладонь, познакомился со мной, тоже хочет двигаться во мне. Приглашаю насовсем.