Кристина Лорен - Прекрасная стерва (ЛП) Страница 25

Мама подошла и сняла вазу с полки. Цвет, под мягким светом люстры, казалось, почти мерцал и переливался, даже когда Хлоя все еще держала ее в руке. Я никогда прежде не замечал, насколько симпатичным был этот предмет.

“Это - одна из моих любимец”, улыбаясь, призналась мама. “Я никогда не видела этот цвет где-либо еще”.

Но это было не совсем так, подумал я, когда отошел от урны и направился к каминной полке. Океан здесь был того цвета, когда солнце стояло высоко над горизонтом, а небо было ясным. Только тогда меня поразило тем, что это был точно тот же самый синий цвет, как и сердцевина самого насыщенного цветом сапфира. Художник, который здесь жил, должно быть знал это.

На полке были три сделанные вручную santons, маленькие рождественские статуэтки, изготовленные в традициях художников Прованса. Все были, очевидно, сделаны тем же самым художником, который смастерил вазу мамы, гигантскую урну и остальную часть искусства находящуюся здесь. Он или она, должно быть, был местным, то ли все еще жив, то ли нет, но, пожалуй, у Хлои будет возможность увидеть и некоторые другие предметы искусства во время нашего визита. Такое совпадение и такое совершенство момента ощущались практически ирреальными.

Голубые и зеленые тарелки, установленные на каминной полке, поймали послеполуденное солнце и перенаправили свет, отбрасывая мягкое голубое свечение на противоположную стену. С ветром, дующим сквозь деревья снаружи и солнечным светом, мерцающим в их тени, эффект немного походил на наблюдение за движением океанской поверхности при ветре. В сочетании с белоснежной мебелью и простым декорированием гостиной, это сразу же заставило меня почувствовать себя умиротвореннее. Мир RMG и Papadakis, работа, стресс, и постоянный звон моего телефона, воспринимались чем-то находящимся на расстоянии в миллион миль.

К сожалению, также как и Хлоя.

Как будто она смогла услышать мои мысли с того места, которое заняла в самолете, держа курс через Атлантику, мой телефон загудел в кармане, и его уникальный текстовый сигнал прозвучал в тихой комнате.

Вытаскивая телефон из кармана, я мельком взглянул и прочитал сообщение: Забастовка механиков. Все полеты отменены. Я застреваю в Нью-Йорке.

SEVEN

“Что значит, не может подняться в воздух?” сказала я, разглядывая женщину с другой стороны стойки. Она была примерно моего возраста с веснушчатыми щеками и рыжеватыми волосами, собранными сзади в элегантный "конский хвостик". К тому же она выглядела так, будто была в двух секундах от удушения меня и любого другого человека в международном терминале LaGuardia.

“К сожалению, нам просто сообщили о забастовке профсоюза механиков”, сказала она без всякого выражения. “Все рейсы Авиакомпаний Прованса в аэропорт и из него были отменены. Мы ужасно сожалеем о причиненном неудобстве”.

Ну, она не выглядела очень уж огорченной. Я продолжала смотреть, быстро моргая, пока до меня не дошел смысл ее слов. “Простите, что?”

Она подстроила черты своего лица под натянутую, дежурную улыбку. “Все рейсы были отменены из-за забастовки”. Я глянула через ее плечо на экраны отправления и прибытия Авиакомпаний Прованса. Конечно же, ОТМЕНЕН украшало каждую линию.

“Вы говорите мне, что я застреваю здесь? Почему кто-нибудь не сказал мне этого в Чикаго?”

“Мы были бы рады помочь вам разместиться на ночь…”

“Нет, нет, нет, это невозможно. Пожалуйста, проверьте снова”.

“Мэм, как я уже сказала вам, нет никаких рейсов Авиакомпаний Прованса, взлетающих или приземляющихся. Вы можете свериться с другими авиакомпаниями, чтобы увидеть, смогут ли они вас разместить. Ничего иного, я предложить не могу”.

Я застонала, позволив моему лбу упасть на стойку. Беннетт ждал меня, вероятно, сидя снаружи на солнце в этот самый момент, открыв ноутбук и работая подобно сверхстарающемуся проигравшему, каким он теперь был. Боже, как же он меня возбуждает.

“Это не может происходить”, сказала я, выпрямляясь и предоставляя сотруднице аэропорта самое умоляющее выражение лица, которое я могла изобразить. “Самый сладкий самец в мире ждет меня во Франции, а я не могу выкрутиться из этого!”

“Мхеееей”, сказала она, откашливаясь и поправляя кипу бумаг.

Я была обречена. “Как долго?” спросила я.

“Невозможно сказать. Очевидно, они попытаются решить вопрос как можно скорее, но это может занять один день, а может и больше”.

Ну что же, это была очень полезная информация.

С драматичным вздохом и несколькими приглушенными ругательствами, я с трудом побрела от стойки в поисках тихого уголка, чтобы позвонить своей помощнице. О, и напечатать сообщение Беннетту. Из этого не выйдет ничего хорошего.

Телефон звонил в течение нескольких секунд.

Я маневрировала через толпу, через толпы застрявших пассажиров, занимающих практически каждую плоскую поверхность в терминале Авиакомпаний Прованса, и остановилась в крошечном укромном уголке рядом с туалетами.

“Привет”.

“Что, черт тебя дери, значит ‘застряла в Нью-Йорке’?!” прокричал он.

Я вздрогнула, оттаскивая телефон от своего уха прежде, чем принять столь необходимое успокаивающее дыхание.

“Это значит именно то, о чем ты подумал. Мы не можем подняться в воздух, никаких вылетов или приземлений. У меня есть несколько людей, которые сверяются с Delta и несколькими другими авиакомпаниями, но я уверена, что все остальные уже сделали тоже самое”.

“Это недопустимо!” взревел он. “Они знают, кто ты? Дай мне поговорить с кем-нибудь из них”.

Я рассмеялась. “Никто здесь не знает и не заботится о том, кто я. Или ты, если уж на то пошло”.

Он затих на мгновение, достаточно долгое мгновение, из-за чего я, на самом деле, посмотрела, не сбросила ли случайно звонок. Не сбросила. Звук пения птиц заполнил линию, музыка ветра доносилась издалека. Когда он, наконец, заговорил, это был тот самый низкий, ровный голос, к которому я стала настолько привычна. Тот, который все еще покрывал мурашками мою кожу. Тот, который он использовал, когда говорил серьезно.

“Скажи им, чтобы засунули твою задницу в самолет”, сказал он, четко проговаривая каждое слово.

“Всё перебронировано в каждомсамолете, Беннетте. Что, черт возьми, ты хочешь, чтобы я сделала? Достала поездку на корабль? Воспользовалась порталом? Успокойся, я доберусь к тебе, как только смогу”.

Он застонал, и я могла определить момент, когда он понял, что не мог поспорить или очаровать своим способом, разбираясь с этой проблемой. “Но когда?”