Барбара Картленд - Таинство любви сквозь призму истории Страница 26

«Я любила его больше самой жизни и, умирая, жалею лишь о том, что оставляю его».

Хотя Карл был неверным мужем португальской малютки жены, по-своему глубоко его любившей, он проявлял неожиданную деликатность и чуткость.

«Однажды ночью, – писал в 1667 г. придворный, – королева почувствовала тошноту, когда король был с ней в постели. Он встал в ночной рубашке, чтобы найти для нее таз, но не успел вернуться, и ее стошнило прямо на простыни. Тогда он надел халат, шлепанцы, принес полотенце, протер постель досуха, переложил королеву на чистое, потом позвал фрейлин и удалился в свои покои, но, прежде чем заснул, трижды приходил посмотреть на нее».

Как свидетельствуют комедии и литература эпохи Реставрации, у мужчин было в моде жениться на деньгах, а ради удовольствия соблазнять, обманывать, покупать. Женщины же в девичестве берегли свою честь, как пользующийся спросом товар, а выйдя замуж, спешили нарушить брачные обеты.

Пресыщенные сексуальные аппетиты общества неизбежно приводили к извращениям и всевозможным излишествам. Карл и сопровождавшие его в изгнании придворные привезли их из Европы, где наихудшие прегрешения скрывались за благородным фасадом французского двора. В Англии такой ширмы не было, так что все, даже публика, не имевшая доступа во дворцы, обо всем знали и смаковали «сладкие крохи скандала».

Поэтому так легко забывается, что после долгих лет волнений Карл принес своему народу мир и процветание. Он выстроил новый лондонский Сити, открыл дверь в новый век благополучия и широкой инициативы, вел блистательные политические игры с Францией, превосходя в этом любого другого монарха.

Однажды он сказал сестре, что принадлежит к тем фанатикам, которые считают злобу гораздо более страшным грехом, чем простую моральную неустойчивость. Но больше помнится именно «моральная неустойчивость» Карла, неспособного устоять перед хорошенькой женщиной.

Лорд Лансдаун вполне мог посвятить Карлу строки, написанные через несколько лет после смерти короля:

О женщина! Страшнейший из бичей.Терзающих весь мир, всех горестей горчей.Кто доверяет женщине покой своей души,Навстречу буре в утлом челноке спешит.

Похоже, история старается скрыть примеры гомосексуализма, чтобы не заниматься его популяризацией. Яков VI Шотландский, несомненно, был гомосексуалистом, и в его царствование это извращение распространялось, как чума. Остряки в тавернах того времени с удовольствием объявляли: «Королевы Елизаветы больше нет, теперь у нас правит королева Яков».

Содружество сотрясали социальные волнения: семьи распадались, так как мужчины подолгу служили в армии. Благодаря сильной ауре мужественности, окружавшей диктатуру, гомосексуализм приобрел популярность у железнобоких33 и женоненавистников пуритан.

Это было одно из немногих явлений в Содружестве, на которых при Реставрации не отразилась твердая решимость избавиться «от всех прежних зол». Судя по дневникам Пипса34, гомосексуализм практиковался при дворе Карла II.

Граф Рочестер, необычайно красивый, талантливый и самый буйный из придворных писателей и распутников, писал:

Дай мне здоровье, деньги, радость и вино,Когда ж пора любовных игр настанет,Мой паж прелестный, как заведено,Заменой сорока девчонок станет.

Хотя сам король чересчур любил женщин, чтобы задумываться об извращениях, он снисходительно относился к этому пороку. Ни один гомосексуалист не рисковал получить от него выговор или подвергнуться остракизму.

Церковь никогда всерьез не упрекала Карла за то, что он подавал народу пример гетеросексуальной распущенности. Возможно, отчасти это объяснялось распространением гомосексуализма.

Начали появляться трактаты, явно написанные церковниками, которые ради борьбы с извращениями призывали вернуться к старомодным внебрачным связям ушедшей эпохи Тюдоров. Забавную идею выбора меньшего из двух зол преподносили как способ добиться «морального возрождения Англии».

В любом случае сексуальная распущенность, позволявшая мужчинам и женщинам промискуитет, почти или вовсе не угрожая общественным остракизмом, неизбежно вела к распространению сексуальных извращений. Возможно, полная и грубая безнравственность, запятнавшая красоту гетеросексуальной любви, заставляла более или менее разборчивых мужчин и женщин искать другой выход своим эмоциональным интересам.

Безнравственность, неизмеримо усилившаяся после Реформации при Генрихе VIII и Елизавете I, привела сэра Филипа Сидни к прославлению в романе «Аркадия» гомосексуальных отношений между женщинами. Две принцессы вместе ложатся в постель, которая в ту ночь «превосходит ложе Венеры».

В декабре 1626 г. родилась одна из самых странных в истории личностей – Кристина Шведская, дочь «золотого короля» Густава Адольфа. Она вошла в мужской мир, получила мужское образование и в шестилетнем возрасте была провозглашена королевой.

Она коротко стригла волосы, носила мужскую одежду и все-таки в эмоциональном смысле была в высшей степени женственной женщиной, амбициозной, но непредсказуемой, мудрой, но темпераментной.

Всю Европу шокировали ее появление в поношенных бриджах и запачканном камзоле, излишества, которым она предавалась после отречения от престола.

Она влюблялась в юных девушек, преследуя их, и после этого завела такой страстный любовный роман с молодым, блистательным кардиналом Децио Аццолини, что весь Рим был потрясен этой скандальной историей.

На улицах распевали куплеты:

Душка Аццолини в РимеТак пленил словцом одним,Что всеми мыслями своимиДнем и ночью она с ним.

Привязанность Кристины в конце жизни к очень молодой светловолосой певице по имени Джорджина вызывала массу догадок. Сплетни лишь забавляли королеву, но однажды карета, в которой она выезжала, перевернулась, и ее выбросило из экипажа. Легкое летнее платье почти порвалось, и она лежала полуобнаженная.

Кучер-француз и форейторы смутились, но Кристина только смеялась.

«Подойдите и поднимите меня, – приказала она. – Мне не стыдно, что меня увидели в таком виде. По крайней мере, хоть станет известно, что я не мужчина и не гермафродит, как думают некоторые».

Юной девушкой Кристина писала самому знаменитому философу того времени Декарту, прося совета и помощи. Но философы часто оказываются плохими наставниками в любви, а у Декарта был великий ум, но почти не было сердца.

Она спрашивала:

«Что хуже – злоупотребление любовью или злоупотребление ненавистью?»

Декарт ответил: