Lina Mur - Fifty And One Step Bac Страница 28

напоминаю я.

— Да, я слышал, мы сидели прямо за вами. И все твои

комментарии тоже, — отвечает он.

Я делаю большой глоток шампанского, потому что

начинаю нервничать, и алкоголь благородно смешивается

с кровью.

— Почему ты считаешь Грея чудовищем? — спрашивает он.

— Потому что он любит причинять людям боль, — отрезаю я и делаю ещё один глоток, допивая шампанское

до конца. Ник взглядом показывает сомелье повторить, и

мы молчим, пока мужчина с улыбкой наполняет мой

бокал.

— Он практикует БДСМ, а в этом стиле боль тесно

граничит с наслаждением. Анастейша не была против и

даже получала удовольствие, — замечает он.

— Реальность этого я поставлю под сомнение, — неоднозначно произношу я.

— А как тебе сам Кристиан Грей?

— Я не увидела в нём Доминанта, только в сексе. Ана

всем заправляет, она крутит перед ним контрактом, и он

ведётся. Она захотела внести поправки, он соглашается.

Её мнимая самостоятельность смешна. А он мне не

показался достаточно мужественным. Эта настольная

книга для психотерапевтов, — усмехаюсь я.

— Он искал компромисс с девушкой, которая ему

понравилась. Каждая пара к этому стремится, — задумчиво ответил Ник.

— Господи, неужели ты читал её? — изумляюсь я и

немного поддаюсь вперёд.

— Фильма хватило, — фыркает он и сжимает губы.

— Ну-ну, — я издевательски тяну слова и беру бокал

шампанского.

— А зачем, вообще, пошёл на этот бред? — задаю я

следующий вопрос.

— Райли потащил, — сухо говорит он.

— А меня Сара, может, сведём их, и пусть практикуют

жизнь Кристиана и Аны? — предлагаю я, и брови Ника

плывут вверх, а затем он начинает смеяться. Он

облокачивается локтем о стол и закрывает глаза, продолжая хохотать.

— Что я такого сказала? — я обиженно выпячиваю

губу, и он поднимает голову, ещё смеясь.

— Ничего, крошка. Ты забавная, — прочистив горло, он тянется за бокалом.

— Спасибо, дал оценку как мартышке, — бубню я

недовольно и отпиваю алкоголь.

— Мишель, посмотри на меня, — требует он сурово, и

я нехотя подчиняюсь. — Ещё раз так скажешь, я

придумаю тебе изощрённое наказание. Поняла?

Он зол и я чувствую это, только кивая. Ник отводит от

меня взгляд и смотрит на скатерть. Алкоголь в крови

проснулся и у меня в голове появляются вопросы.

— Кто ты, Ник? — вырывается изо рта. Мужчина резко

поднимает голову и его глаза прищуриваются.

— Я не знаю ничего о тебе, а ты обо мне всё, — поправляю я себя.

— Что ты хочешь узнать? — спокойно спрашивает он.

— Твои родители живут в Торонто?

— Да.

— Чем ты занимаешься?

— Всем.

— Где ты родился?

— Берлингтон.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать восемь, родился восемнадцатого ноября

одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

— Ты женат?

— Нет, — он изгибает губы в улыбке.

— Ты гей?

— Что? — выдыхает он, а я закрываю рот рукой, не

понимая, как такое вырвалось вообще.

— Хм...

— Нет, Мишель, я не гей, — он хохотнул, а я

почувствовала себя неловко.

— Вы с Райли похожи, родственники? — я перевожу

тему.

— Нет, мы росли вместе, практически как братья, — отвечает он.

От следующего вопроса его спас официант с нашим

заказом, и я улыбнулась, смотря на изысканное блюдо.

— Спасибо, — говорю я ему и беру в руки приборы.

— Всегда, пожалуйста, Мишель, — он склоняет

немного голову и расправляет на коленях салфетку.

— Почему ты зовёшь меня полным именем?

— Потому что Миша, как называют тебя, это

неподходящее прозвище. Мужское имя, а ты более чем

женская особь, — поясняет он.

— А почему...

— Ешь, крошка. Сначала поешь, а потом продолжишь

свой опрос, мы никуда не спешим сегодня, — перебивает

он меня и указывает взглядом на тарелку.

Я принимаюсь за еду, краем глаза, замечая, что Ник

не особо-то и голоден. Он не спускает с меня своего

изучающего взгляда, и я ощущаю себя на каком-то шоу, где будут оценивать мои манеры. Это меня раздражает, но я не желаю этого ему показывать и, не обращая на

него внимания, доедаю салат и принимаюсь за пасту.

— Вчера ты меня удивила, Мишель, — неожиданно

говорит Ник, откладывая приборы и отодвигая от себя

тарелку.

— Чем? — удивляюсь я.

— Тебя сильно впечатлила любовь на сцене, — подсказывает он, и я вновь ощущаю неловкость за свою

эмоциональную сторону.

— Меня не это тронуло, — тихо произношу я. — Когда

умирает человек на твоих руках, ты чувствуешь потерю, и

не важно кто он был тебе. Это человеческая особенность

и только у сухарей не возникает чувства сострадания и

жалости. И ария была красивой.

Ник хмурится, обдумывая мои слова. А я тереблю

скатерть, ожидая новой усмешки.

— В любовь я не верю, — выдаю я фразу.

— Почему? — в его голосе нет удивления, а обычная

заинтересованность.

— Потому что любовью люди называют сексуальное

притяжение, гормоны, зрительное наслаждение

человеком. Они хотят быть необходимыми и

придумывают эти чувства себе, а затем интерес гаснет, — произношу я неуверенно.

— А влюблённость? — интересуется он.

— Та же химия в организме, все можно объяснить

научно, но приятней для слуха возвышенные слова, хотя

на самом деле это просто обман, — отвечаю я, и отчего-

то это поселяет в душе грусть.

— Это тебя расстроило. Почему? — он с лёгкостью

читает меня, на что я горько усмехаюсь.

— Потому что мир чёрный и белый, а иногда хочется

красочности, а её нет, — честно отвечаю я.

— Нет, Мишель, ты ошибаешься в этом. Мир не

делится на плохое и хорошее. Он делится на фантазию и

реальность. Но всегда можно раскрасить свою жизнь, следуя истинным желаниям, — голос Ника мягок и

ласкает меня с противоположного конца стола. Это

отзывается во мне неким спокойствием.

— А ты следуешь своим реальным желаниям?

— Да. В основном всегда, если в мою жизнь не

вмешиваются родители. Зачем растрачивать минуты на

то, что пошатнёт душевное равновесие? Лучше этого не

начинать, — уверенно произносит он.

— А если нет выбора?

— Выбор всегда есть, только большинство под

чувством страха и навязанных понятий, двигаются в