Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ) - "Балтийский Отшельник" Страница 3

Я это не сразу понял и несколько раз закапывался так глубоко в историю и мифы чужого мира, что начинал писать карандашом на рулоне обоев, лишь бы закончить и отдохнуть. Потом я научился с этим справляться, не углубляясь больше необходимого, но поначалу бывали траблы.

Так что рукописи эти по большому счету написаны мной, но откуда все это взялось в моей голове — понятия не имею.

Точнее, как это случилось, я знаю, но объяснения происходящему у меня нет все равно.

Так начала складываться «История рабыни».

ЧАСТЬ 1. ИСТОРИЯ РАБЫНИ

ЧАСТЬ 1. ИСТОРИЯ РАБЫНИ

С точки зрения биологии, деградация — тоже развитие.

Если служит приспособлению и выживанию.

Глава 1. Утро в клетке

Глава 1. Утро в клетке

4 день 1 месяца лета (9 месяца года) 2009 года Явления*

* Способ расчета дат — см. «Список», «Календарь и хронология».

Степь, Круг, Озерная Ярмарка

В это утро Ирма проснулась сама от тишины….

Такое за время плена случилось впервые. Почти все время ярмарки она постоянно и мучительно хотела спать. Монотонный путь рабского каравана вспоминался почти как благо.

На Озерной Ярмарке надсмотрщики будили женщин, как только солнце показывало краешек над горизонтом, гнали мыться и на кормежку. Торги начинались рано, по утренней прохладе, чтобы успеть завершить первые сделки до жаркого полудня. И к появлению первых покупателей нежный товар уже должен быть вымыт, причесан и выставлен на осмотр в лучшем виде. Но рабынь, занятых на работах, будили еще раньше.

С тех пор, как Ирму сняли с торгов, она была готова уснуть на ходу. Возможно, она и засыпала, потому что временами не могла вспомнить, что делала утром или днем этого дня, что происходило с ней минуту назад. Счет дням она потеряла уже давно, а в последнее время сбивалась даже в счете шагов.

Рабыням, которые не выставлялись на осмотр и аукцион, утром давали лишь кружку горчащего черного напитка, который сами степняки называли «рабской горечью», и кусок пресной лепешки, и сразу вели на работы.

Ирма и еще несколько женщин, снятых с торгов, были приставлены к жерновам, где толкли озерную осоку. Ирма вначале подумала, что эти женщины, как и она, наказаны за непокорность. Она могла об этом только гадать — вне клеток «рабочие» рабыни передвигались лишь с кляпом во рту, формой грубо повторяющей мужской член. Любые попытки ни то что поговорить, — поймать взгляд, — карались немедленно и жестоко.

Но только под рабочим навесом она встречала рабынь, изуродованных так же, как и она, разительно отличающихся от стандартного обольстительного «продажного вида» рабынь для удовольствия. Рабыни, трудившиеся рядом с Ирмой, выглядели диковато именно из-за наголо бритых голов: угловатые блестящие черепа с нежными девичьими лицами. И поджарые мускулистые тела юных пантер, абсолютно лишенные волос, которые день за днем все гуще покрывалось затейливой многоцветной татуировкой.

Вообще, это было «фирменным знаком» ежегодной Озерной Ярмарки — «гладкие рабыни» — женщины с гладким лобком, подмышками и ногами. А через Ярмарку в Халифаты шло абсолютное большинство имперских рабов.

В озеро впадали несколько горячих и теплых источников, чьи свойства были с незапамятных времен знакомы степным жителям. Один из них, с теплой водой ржавого цвета, пузырился в топких илистых берегах, покрытых грязью цвета запёкшейся крови. Этой жидкой грязью намыливали вновь прибывших рабынь по самую шею, а потом омывали в источнике, тщательно оберегая голову. После этой процедуры женщины становились глаже, чем новорожденные — без малейших признаков волос.

Некоторые, особо предприимчивые купцы, увозили с собой и эту грязь. Не бесплатно, конечно, кочевники в умении выудить монету ничуть не уступали южным купцам. Но на далеком халифатском Юге эту «грязь» продавали малыми мерными ложечками и обычные южанки брали это средство разве что для сведения «усиков». Гладенькие ножки и бикини обошлись бы в целое состояние…

В источнике традиционно обрабатывали всех «распечатанных» рабынь, руководствуясь традицией и здравым взглядом на гигиену. Так же традиционно девственницы на торги выставлялись «asis», в своем природном виде. Недопустимым считалось использование даже малейших признаков косметики.

Были и другие источники. Один из них, недалеко от озера, с неестественно голубой водой, Ирма и ее татуированные «соработницы» навещали каждый вечер после пробежки.

Да, пробежки, потому что степняки не давали рабочим татуированным рабыням ни минуты праздности, заставляя постоянно тяжело трудиться. До полудня на голодный желудок они вращали тяжелые каменные катки, которые мяли в кашицу озерную осоку. Из этой осоки делалась бумага, которую высоко ценили купцы — она обладала удивительной прочностью и белизной. Бумага, наряду с рабами, была важным экспортным товаром Степи. Халифатские купцы охотно возили ее и в Халифаты и в Империю.

Когда ошейник Ирмы впервые пристегнули к рычагу, они вращали каток втроем. Ирма была самой крайней — усилие было чуть меньше, зато приходилось на каждый круг делать чуть больше шагов. Через две руки дней каждый каток вращали уже лишь две рабыни. И уже несколько последних дней — Ирма сбилась со счета — все шесть катков под рабочим навесом рабыни вращали в одиночку.

В полдень им давали еду — безвкусную серую кашу, которая была основной пищей рабов с первого дня плена и большую кружку освежающего напитка, который по вкусу был похож на сыворотку, снятую со створоженного молока. Но даже на время еды их сажали настолько далеко друг от друга, что рабыни не могли обменяться и словом.

После полудня начиналась иная «работа». Рабыням наполняли лоно костяными шариками и заставляли удерживать в себе. Первый раз это делали охранники, грубо загнув рабыню, потом позволяли делать самим. В виде милости отстегивали на это время кляп, чтоб рабыня могла смочить шарик слюной.

Удерживать сначала стоя, потом в приседе, потом в ходьбе на корточках. За выпавший шарик наказывали. Зато когда у рабыни подкашивались ноги от судороги оргазма ей, напротив, давали воды или лакомства, позволяли отдохнуть. С тех пор, как рабыни работали в одиночку, шарики находились в них постоянно, а «работа» после обеда становилась все изощрённее. Зато и валились с ног рабыни все чаще и чаще…

Когда солнце спускалось к горизонту, их обували в кожаные мокасины с ремешками и начиналась «пробежка» — женщин пристегивали ошейником к древку пики, лежащей на спинах двух лошадей, и рабыня вынуждена была бежать до изнеможения. На обратном пути их как раз и приводили к голубому источнику, где позволяли обмыться и отдохнуть в теплой воде. Источник, видимо, обладал некой целительной силой — небольшое время в нем возвращало силы, царапины и ссадины затягивались на глазах, татуировки приживались за день.

В лагерь возвращались шагом, обычно уже в темноте. Ирму вели сразу в мужской шатер клана ее хозяина. То, что там происходило, трудно было назвать одним словом. Наверное, это было какое-то представление для членов клана и гостей.

Сначала рабыню неторопливо и замысловато привязывали или подвешивали к сложной деревянной раме, используя для этого то цветные шелковые шнуры, то грубые волосяные веревки. Яркий ковер с причудливым рисунком, на котором все это происходило, всегда был ярко освещен, остальная часть шатра тонула в комфортной полумгле. Представление шло под заунывную вибрирующую мелодию неизвестного музыкального инструмента.

Ирме казалось, что мастер узлов не повторился ни разу.

Каждый раз поза рабыни была невероятно мучительна, уже через несколько минут заставляя рабыню дрожать от напряжения в вывернутых и напряженных суставах и мышцах. Очень скоро эта дрожь охватывала все тело — кроме той его части, которая оставалась зафиксирована и неподвижна. Именно той части, которую на эту ночь мастер выбирал для нового фрагмента татуировки.